мускулами ручищах. Процессия двигалась без единого звука; но вот находившийся на помосте поднял голову, медленно отвел назад плечо – и нанес удар. Огромный барабан отозвался гулким «Бум-м-м!». Тотчас зарокотали остальные; родилась мелодия. В толпе зажглись бенгальские огни, захлопали шутихи: парад масок начался. Внезапно среди пестрой публики мелькнуло знакомое лицо.
– Ага, вот и он! – воскликнула Алиса.
– Кто?
– Эдуар Монтескрипт. Вон, видите, рядом с толстым одноглазым фрогом в плаще? Эдуар, мы здесь! Эдуар!
– Мне кажется, он не очень-то рад нас видеть, – заметила Эльза.
– О, нет, во имя всех князей преисподней! – простонал я. – Только не это! Мисс Грей, откуда вы взялись на мою голову?!
– Ну, мы же вместе вели расследование! – дернула плечиком Алиса. – А когда вы цинично отказались взять мне билет, я просто договорилась с Эльзой, и вот мы обе здесь!
– Вижу… Только маленькая поправка: расследование веду я! А вы просто мешаетесь под ногами!
Она негодующе сверкнула глазами.
– Мисс Грей, поймите, это не игрушки! Здесь могут оказаться весьма опасные типы, а вы…
– Ну-ну, не ссорьтесь, – примирительно улыбнулась Эльза Нимитц. – Мы просто пришли посмотреть шоу. Что с нами может случиться в этакой толпе? К тому же здесь полно полицейских!
– Все, что угодно! Эта девчонка прямо-таки притягивает к себе неприятности; мне уже дважды пришлось вызволять ее из беды! И не обольщайтесь по поводу полиции: эти увальни только и могут, что с важным видом торчать в оцеплении…
– Да?! Я, значит, ни при чем?! Если бы не я, вы бы и не подумали сюда прийти! – Алиса завелась не на шутку.
– Эд, угомонись, – покачал головой Тыгуа. – На вас уже смотрят.
Действительно: хотя кругом и стоял веселый гам, окружающие начали обращать внимание на ссорящихся иностранцев.
– Ладно, забудьте. Только постарайтесь ни во что не вляпаться. Если вдруг случится заварушка – держитесь от нее подальше…
Она не удостоила меня ответом.
Тыгуа одним глазом видел больше, чем я двумя. Он первый узрел купол шапито, расшитый картой созвездий – по словам Эльзы Нимитц, именно там располагался интересующий нас театр. Мы двинулись к нему, стараясь выглядеть беззаботными гуляками. Алиса дулась. Я решил не обращать на нее внимания и завел разговор с актрисой, время от времени поглядывая на Тыгуа. Меня немного смущал плащ учителя: солнце мало-помалу начало припекать, и в этом одеянии он смотрелся неестественно. С другой стороны – стоит его снять, и первый же встречный полицейский начнет интересоваться, зачем ему столько оружия: Тыгуа тащил на себе целый арсенал.
К тому моменту, когда мы добрались до входа, представление уже началось. Внутри царил полумрак. Народу было не очень много, так что мы преспокойно устроились в первом ряду. На сцене, представлявшей собой небольшой помост, была лишь пара плетеных стульев – и несколько фигур, с макушки до пят затянутых в темную ткань. У самого края расхаживал тип в балахоне. Лицо его скрывал глубокий капюшон. Хорошо поставленным баритоном тип вещал:
– Так что же такое ложь? Быть может, это и есть магия – когда то, чего не может быть, вдруг становится реальным, хотя бы для одного из нас?
Внезапно он обернулся и протянул руку одной из безликих фигур. Та беззвучно подошла и стала напротив. Тип в капюшоне сделал несколько пассов – и подхватил начавшее падать тело. Спина ассистента была прямой, словно он проглотил палку. Гипнотизер уложил его на стулья так, что на сиденьях лежали только плечи и пятки – и уселся сверху, будто на доску, скрестив ноги. Каталепсия, вот как это называется, вспомнил я.
– Но если ложь оборачивается для кого-то правдой, не значит ли это, что и правда столь же легко может обернуться ложью? – вопросил тип. – Да полно, существуют ли они в действительности? Или даже не так:
По мере своей речи он, похоже, терял вес – сначала между его седалищем и лежавшим образовалась щель, она делалась все шире, и вот он уже воспарил над сценой, так и не изменив позы. Я оценил ловкий фокус: это действительно выглядело как настоящий полет – я не замечал никаких скрытых механизмов, позволявших ему проделывать такие штуки.
– Это его учение! – шепнула мне на ухо Эльза. – Излюбленная тема, про правду и ложь… Стоит немного послушать, и действительно начинаешь понимать, что разницы меж ними не существует…
У меня была по этому поводу своя точка зрения, но вступать с дамочкой в спор я не собирался. Меня сейчас интересовало другое.
– Это действительно он? Шакес?
– М-м… Лица я не вижу, но голос точно его… Точнее, один из его голосов. Он великолепный имитатор…
«Редкий талант, – подумал я. – И весьма полезный – особенно если ты изображаешь кого-то другого. Как бы заглянуть ему под капюшон?»
– Есть ли среди вас тот, кто уверен в собственной правоте? Тот, кто может твердо сказать: я знаю, где ложь, а где правда, и ничто на свете не сумеет меня поколебать? – вопросил меж тем тип в капюшоне.
Вызывает добровольцев, понял я: вот он, мой шанс!
– Я! Я полностью доверяю своим чувствам и контролирую себя! – для пущей убедительности я вскочил и стукнул себя кулаком в грудь. Публика отозвалась взволнованным шепотом
– Человек! Как интересно! – восхитился он. – Ну, пожалуй сюда!
Я поднялся на сцену – и внезапно обнаружил, что лежавшее на стульях тело куда-то исчезло. Когда это произошло и почему я ничего не заметил? Похоже, за этим парнем нужен глаз да глаз. Рассмотреть его лицо не удавалось даже вблизи: казалось, под капюшоном и вовсе ничего нет – только густая тьма.
– Итак, ты считаешь, что можно полностью доверять своим чувствам? Что они никогда не подведут тебя, не поставят в двусмысленное положение? Ты не веришь в магию? – вкрадчиво осведомился он, обходя меня кругом.
– Еще как верю! Твою магию я только что видел, а сейчас покажу свою. Особую, уличную магию…
Произнеся эти слова, я резким движением сорвал с него капюшон. Публика ахнула. Открывшаяся взгляду физиономия показалась чрезвычайно уродливой – и в следующий миг я понял, почему: она словно бы состояла из двух разных половин. Дело в том, что узоры кожной пигментации у фрогов обладают вертикальной симметрией: то есть правая половина лица повторяет левую. У этого типа рисунок пятен катастрофически не совпадал, кроме того, на физиономии виднелись воспаленные участки кожи там, где работа мастера-татуировщика еще не зажила.
– В чем дело, Шакес? Не успел изменить внешность? Финансовые проблемы, да? Или ты решил стать еще чьим-то двой…
Его кулак врезался мне в солнечное сплетение. Я рефлекторно напряг мускулы пресса и немного смягчил удар; тем не менее в глазах помутилось. Я рухнул на четвереньки, пытаясь удержать в себе завтрак. Похоже, этот поступок был неожиданностью и для самого Шакеса: он отскочил в сторону и замер, словно не зная, что делать дальше. Тыгуа начал приподниматься со своего места. Выражение его лица не сулило владельцу «Магического театра» ничего хорошего. Шакес сунул руку за пазуху, выудил оттуда белую флейту и заиграл. Я первый понял, что случится дальше – но предупредить напарника не мог, потому что все еще не мог вздохнуть. Задрапированные с макушки до пят фроги пришли в движение. Темные фигуры взвились в воздух.
Шагнувший к сцене Тыгуа был отброшен назад; под его весом с треском разлетелась на части одна из легких скамей. Тут, наконец, до публики стало доходить: что-то пошло не так. Раздались крики, какая-то дама истерично завизжала. Паника нарастала стремительно. Народ ломанулся к выходу; затрещали шесты, на которых держалось шапито. Я смог, наконец, подняться на ноги – но лишь затем, чтобы спустя мгновение повторить судьбу учителя. Один из куу (у меня уже не было сомнений в том, кто такие эти задрапированные
