— Да, они здесь, — сказала Барбара. — С ними все в порядке.
Она протянула трубку Сэму.
— Я едва на них не наткнулся, — сказал сын. Он звонил из бара, находящегося в шести кварталах от квартиры Воронов. — Я задумался о чем-то своем и уже подходил к дому, когда заметил: что-то не так. Слишком много машин. Я немного понаблюдал за входом: боялся, что они вас выведут.
— Ты придешь сюда? — спросил Сэм.
— Да. Я не знаю, где они взяли информацию, но если они меня выслеживают… В общем, буду у вас через полчаса.
Когда он появился, Барбара привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а потом увела на кухню, чтобы угостить сэндвичем.
— Нас кто-то предал, — сказал Тень Любви. — Этот проклятый Харт был на улице, возле квартиры. Он раздает деньги. И коп-ищейка тоже там.
— Все идет не так хорошо, как я рассчитывал, — признался Сэм. — Билли должен был убрать хотя бы еще одного, а Джон мог бы выбраться из Брукингса…
— Лео все еще на свободе, да и я готов действовать, — заметил Тень Любви. — Газетчики неплохо поработали. Весь проклятый Средний Запад в панике. Я видел телевизионную передачу из Аризоны, в резервациях говорят только об этом…
— Значит, у нас получается, — сказал Аарон, глядя на брата.
— По крайней мере, на данный момент, — кивнул Сэм.
Поздним вечером, наблюдая, как Барбара ходит по комнате, Сэм подумал: «Она постарела».
Шестьдесят лет, что тут сделаешь. На два года моложе, чем он. Сэм вспомнил, какой она была в начале пятидесятых: оджибве, богемная студентка, изучавшая французских экзистенциалистов. Темные волосы собраны в хвост, на свежем лице в форме сердечка никакой косметики, в перекинутой через плечо зеленой матерчатой сумке учебники. И берет. Она носила алый берет, надвинутый на один глаз, курила «Голуаз» и «Житан», и они говорили о Камю.
Барбара Гоу выросла в Айрон-Рэндже,[22] ее отец был оджибве, а мать — сербка. Отец днем трудился на руднике, а вечерами — в профсоюзе. Библия ее матери стояла на полке рядом с «Капиталом» отца.
Еще подростком Барбара стала выполнять секретарскую работу для профсоюза. После смерти матери, оставившей ей небольшую страховку, Барбара перебралась в Миннеаполис и поступила в университет. Ей нравилось учиться, вести бесконечные разговоры, обсуждать разные теории. Но французский экзистенциализм произвел на нее самое сильное впечатление.
Сэм и сейчас мог видеть ту Барбару, прятавшуюся за морщинистым лицом и поникшими плечами. Она задрожала от ночного холода и накинула на голое тело халат. Потом повернулась к нему и улыбнулась — и эта улыбка согрела ему сердце.
— Я удивлена, что эта штука все еще работает, ведь ты ее так обижаешь, — сказала она.
Пенис Сэма чувствовал себя превосходно. «Наверное, он счастлив», — подумал Ворон.
— Для тебя он работает всегда, — сказал Сэм, лежа на красивом стеганом одеяле.
Он не обращал внимания на холод.
Барбара рассмеялась и вышла из комнаты, через мгновение он услышал шум воды в ванной. Сэм лежал на кровати и думал о том, что хотел бы остаться здесь на год, два или даже на пять лет, на этом одеяле. Ему вдруг стало страшно. «Вот как оно бывает», — подумал он. Он выбросил эти мысли из головы, встал с постели и направился в ванну. Барбара сидела на унитазе. Он подошел к раковине и включил воду, чтобы помыться.
— Тень Любви продолжает смотреть этот фильм, — сказала Барбара.
Снизу, из телевизора, доносился шум стрельбы.
— «Зулусы»,[23] — сказал Ворон. — Большое сражение в Африке, сто лет назад. Он говорит, что это было даже лучше, чем с Кастером.
Барбара встала и спустила воду, пока Сэм вытирался полотенцем.
— Это конец? — тихо спросила она, когда они возвращались в спальню.
Мужчина понял, что она имеет в виду, но сделал вид, что даже не догадывается.
— Конец?
— Только не нужно лгать. Ты умрешь?
Он пожал плечами.
— Тень Любви в этом уверен.
— Значит, так и будет, — сказала Барбара. — Если только ты не уедешь. Прямо сейчас.
Сэм покачал головой.
— Я не могу.
— Но почему?
— Дело в том, что другие люди погибли. Если придет моя очередь, а я не стану сражаться, получится, что я повернулся к ним спиной.
— У тебя есть пистолет?
— Да.
— И все это совершенно необходимо?
— Да. И почти необходимо, чтобы мы… умерли. Народу нужны такие истории. Ты знаешь, когда мы были детьми, я знал людей, которые сражались вместе с Безумной Лошадью. Кто жив сейчас, чтобы поговорить с детьми? Они знают одни легенды: о дилерах, продающих наркотики…
— Значит, ты решился?
— Нет, конечно. Нет, — признал Сэм. — Когда я размышляю о смерти… Я не могу об этом думать. Я еще не готов.
— К этому нельзя приготовиться, — сказала Барбара. — Я посмотрела на себя в зеркало на дверях… — Она затворила дверь в спальню, и высокое зеркало отразило двоих немолодых людей, глядящих в него. — И увидела старую женщину, сморщенную, как прошлогодняя картофелина. Синий чулок: сутулая, вся седая. Но я чувствую себя так, словно мне восемнадцать. Я хочу выйти из дома и пробежаться по парку, чтобы ветер развевал мои волосы, хочу кататься по траве с тобой и Аароном, хочу слушать, как он говорит глупости, пытаясь забраться мне под юбку… но я не могу, потому что я стара. И я умру. Я не хочу быть старой и не хочу умирать, но все будет именно так… Я не готова, но когда придет время, я намерена сделать это достойно.
— Я рад, что мы поговорили, — сухо сказал Сэм. — Ты меня подбодрила.
Она вздохнула.
— Да. Теперь я вижу, что ты воспользуешься пистолетом, когда придет время.
Тень Любви расхаживал по комнате.
Сэм спал, положив голову на правую руку Барбары, его дыхание было глубоким и спокойным, но она слышала, как Тень Любви, не останавливаясь, мечется взад и вперед. Он включил телевизор, потом выключил — и снова включил. И продолжал ходить. Он всегда так себя вел.
Почти сорок лет назад Барбара жила рядом с Рози Любовью, тогда она и познакомилась с Воронами. Они были радикалами, курили сигареты и пили по ночам, вели беседы об УДИ[24] и ФБР и о том, что происходит в резервациях.
Когда родился Тень, Барбара была его крестной матерью. Перед ее мысленным взором возник мальчишка в дешевых шортах и слишком тесной полосатой рубашке, который шагает по городским тротуарам и оценивающе смотрит на окружающий мир своими бледными глазами. Даже в детстве в нем чувствовался огонь. Он никогда не был самым крупным парнем в квартале, но никто из подростков не решался с ним связываться. Тень Любви всегда был наэлектризован, более того, безумен. Барбара любила его, как собственного ребенка, и сейчас, лежа в своей постели, слушала, как он ходит по комнате внизу. Она посмотрела на часы: без двадцати пяти четыре, а потом снова заснула.
Утром Барбара обнаружила, что он спит в большом кресле в гостиной — когда-то она называла его ловушкой для мужчин. Она на цыпочках прошла на кухню, но Тень Любви бросил ей вслед:
— Только не надо красться.
