— Увы, нет! — мрачно и загадочно откликнулся доктор Ван Хельсинг. — Нет! Боюсь, это только начало!
В похоронной конторе, где тело Люси было выставлено для прощания, доктор Сьюард и лорд Годалминг с изумлением обнаружили, что все краски и прелесть Люси вернулись к ней в смерти. Более того, она выглядела столь прекрасной, что они с трудом верили, будто перед ними труп. Прошел всего день или два с похорон Люси и ее матери в семейном склепе рядом с Хэмпстедской пустошью, когда поступили первые сообщения о таинственной женщине, после прогулки с которой маленькие дети становились непривычно бледными, у них появлялись крошечные ранки на шеях.
К тому времени доктор Ван Хельсинг вернулся из поездки в Эксетер, где повидался со мной. Вооруженный новыми сведениями, почерпнутыми из дневников, которые я ему показала, он наконец обнародовал свои подозрения касательно ужасного существа, покусавшего мою подругу, и того факта, что странная женщина с пустоши и есть Люси Вестенра собственной персоной, превратившаяся в вампира и восставшая из мертвых!
Доктор Сьюард подумал, что его друг сошел с ума. Ван Хельсинг решил доказать свою теорию. Тем же вечером они со Сьюардом отправились на зловещее кладбище и вошли в склеп Вестенра, где профессор вскрыл гроб Люси и доказал, что тот пуст. Доктор Сьюард поначалу винил грабителей могил. И даже после того, как они, покинув склеп, спасли потерявшегося ребенка и заметили, как в склеп проскальзывает белая фигура, доктор Сьюард отказывался верить, что это может быть Люси.
Однако на следующий день, когда они снова открыли гроб моей подруги, она лежала в нем и будто спала. Хотя после похорон прошло около недели, Люси светилась еще большей красотой, чем прежде.
— Теперь вы убеждены? — спросил профессор, отгибая губы Люси, чтобы обнажить ее острые клыки. — Она нежить! Отдыхает здесь днем, а по ночам встает из гроба. Этими зубами можно кусать маленьких детей. Люси молодой вампир. Она начинает с малого, пока не отняла ни одной жизни, но со временем перейдет к большему и станет представлять огромную опасность для всех. — Он печально вздохнул и добавил: — Невозможно поверить, что я должен убить во сне столь прекрасное создание.
Доктор Сьюард был шокирован, особенно когда Ван Хельсинг изложил известный ему способ убить нежить: пронзить тело колом, набить рот чесноком и отрезать голову. Врач содрогался при мысли о том, чтобы изувечить тело женщины, которую любил. С другой стороны, так ли это ужасно, если Люси уже умерла?
Доктор Ван Хельсинг решил повременить с заключительным актом трагедии. Он опасался, что Артура, все еще смущенного цветущим видом Люси после смерти, могут до конца дней преследовать терзания, что они совершили ужасную ошибку и похоронили его любимую заживо.
Вот как вышло, что в предрассветные часы двадцать девятого сентября Ван Хельсинг и Сьюард открыли Артуру и Квинси все, что знали, и рассказали о своих планах. Только проявив величайшую настойчивость, Ван Хельсинг сумел убедить их отринуть сомнения и поверить в него. Предстояло крайне важное и ужасное дело, но он готов был приступить к нему только с благословения этих людей.
Когда я слушала рассказ доктора Сьюарда о последующих событиях, кошмарные картины разворачивались перед моим мысленным взором так ярко, будто мне самой довелось в них участвовать.
Позже вечером на кладбище доктор Ван Хельсинг доказал изумленным мужчинам, что гроб Люси снова пуст. Он запер склеп Вестенра и запечатал щели вокруг двери замазкой, приготовленной из раскрошенной гостии — лепешки из пресного теста, освящаемой во время таинства евхаристии. Гостию он привез с собой из Амстердама. По его словам, она должна была помешать нежити войти. После этого мужчины ждали в зловещей тишине среди могильных плит. Через некоторое время они заметили, что к залитому лунным светом склепу приближается женщина в белом саване с малышом на руках.
— Я услышал изумленный вздох Артура, когда мы узнали черты Люси Вестенра, но столь переменившейся! — излагал доктор Сьюард. — Ее доброта превратилась в несокрушимую бессердечную жестокость, а чистота — в сладострастную развратность.
Ван Хельсинг поднял фонарь. Мужчины содрогнулись от ужаса, поскольку губы Люси были алыми от свежей крови, которая тонкой струйкой стекала по ее подбородку и пятнала белый саван. При виде их Люси — или то, что некогда было ею, — злобно зарычала и попятилась, небрежно швырнув на землю дитя. Малыш заплакал. Губы Люси изогнулись в распутной улыбке. Она раскинула руки и томно направилась к Артуру.
— Приди ко мне, любимый, — произнесла она дьявольски соблазнительным тоном. — Оставь их и приди ко мне. Мои объятия тоскуют по тебе. Приди, и мы отдохнем вместе. Приди, муж мой, приди!
Артур, хоть и пораженный ужасом, открыл ей объятия, как будто находился во власти чар. Ван Хельсинг бросился между ними и воздел золотой крест, от которого Люси отпрянула. Она бросилась к склепу, но остановилась у двери, как будто путь ей преграждала непреодолимая сила: гостия! Вампирша повернулась к мужчинам. Ее глаза метали искры адского огня, а черты лица исказились яростью и недоуменной злобой, каких доктор Сьюард никогда прежде не видел.
— Не медлите, друг мой! — крикнул Ван Хельсинг Артуру. — Мне сделать то, что должно?
Пряча лицо в ладонях, тот застонал и ответил:
— Делайте что хотите. Страшнее этого уже ничего не будет.
Ван Хельсинг убрал немного освященного хлеба, который ранее поместил вокруг двери склепа. Мужчины в ужасе и изумлении смотрели на Люси, которая бросилась к щели толщиной не более лезвия ножа и непостижимым образом протиснулась в нее, хотя обладала таким же материальным телом, как и остальные.
В ту ночь они больше ничего не могли сделать, потому лишь отнесли ребенка в безопасное место и вернулись днем с необходимыми инструментами, чтобы завершить начатое. На кладбище никого не было. Мужчины снова вошли в склеп, где Люси лежала в гробу во всем блеске своей посмертной красоты.
Доктор Ван Хельсинг пояснил:
— Знания и опыт древних и всех, кто изучал нежить, говорят нам, что она проклята бессмертием. Год за годом эти существа преследуют новых жертв, которые сами становятся подобны им. Круг расширяется до бесконечности. Друг мой Артур, если бы вы поцеловали мисс Люси перед смертью или прошлой ночью, когда она звала вас, то сами стали бы носферату после смерти. Дети, кровь которых она сосала, пока что в безопасности. Но чем больше крови поглощает вампирша, тем больше власти приобретает над ними, тем чаще они приходили бы к ней. Но если она умрет по-настоящему, то все закончится. Крошечные ранки на шеях затянутся, и дети вернутся к прежней безмятежной жизни.
Мужчины кивали в молчаливом понимании. Оно сменилось ужасом, когда доктор Ван Хельсинг достал из сумки с инструментами тяжелый молоток и деревянный кол примерно три фута длиной, один конец которого был заострен.
— Друзья мои, мы совершаем благодеяние, — стоически продолжил профессор. — Когда мы упокоим эту нежить по-настоящему, душа милой бедняжки, которую все мы любили, вновь станет свободной. Вместо того чтобы творить злодейства по ночам, она займет принадлежащее ей по праву место среди ангелов. Кто нанесет удар, который освободит ее?
Ван Хельсинг был готов, но ему казалось, что ради Люси удар должна нанести рука того, кто любил ее больше всех. Артур, дрожа, согласился. Взяв инструменты у доктора, он приставил заостренный кол к сердцу Люси и ударил по нему со всей силой. Тварь в гробу корчилась, извивалась и вопила, пока кровь из пронзенного сердца била во все стороны фонтаном, но наконец тварь замерла и погрузилась в спокойствие. Внезапно мужчины обнаружили, что снова видят Люси такой, какой она была при жизни, милой и невинной.
— Ну что, друг мой Артур, я прощен? — спросил доктор Ван Хельсинг, опуская руку на плечо лорда Годалминга.
— Прощен? — повторил Артур. — Благослови вас Господь за то, что вы вернули моей милой душу, а мне — покой.
Проливая слезы, он прижался к губам Люси в прощальном поцелуе.
Затем они совершили последнее ужасное действие — отрезали Люси голову и набили ей рот чесноком, чтобы удостовериться, что вампирша никогда не вернется, а душа ее обретет вечный покой.
— Первый шаг сделан, — вздохнул доктор Ван Хельсинг, когда все четверо вышли под полуденное
