Эльфу к дому. Кобыла возмущенно фыркнула, но повиновалась.
Круглыми от изумления глазами Джулитта смотрела на мать. После той ужасной битвы с гусаком она мысленно окрестила Ингу «гусиной ведьмой» и даже представить себе не могла, что когда-нибудь осмелится войти в ее дом.
Крик повторился. В нем прозвучали боль и страх.
— Оставайся здесь, — велела Эйлит и подъехала к дому. Не перестававшая лаять собака стрелой устремилась к крыльцу.
Джулитта осмелела, и теперь ей ужасно хотелось попасть в логово «гусиной ведьмы», но, поразмыслив, она все же решила остаться.
Между тем Эйлит спешилась и решительно вошла в дом, внутри царил полумрак, сквозь узкие щели в плотно закрытых ставнях на пол падали полоски света, камин, расположенный в центре комнаты, давно остыл. В нос бил резкий запах крови. Инга в задранной до пояса ночной рубашке лежала у стены на сваленных в кучу козьих шкурах. С ее бедер и живота на пол стекала кровь. Она держала в руках крохотного ребенка и словно затравленный раненый зверь смотрела на Эйлит.
— Помогите, — ее голос походил на предсмертный хрип.
— О Господи. — Эйлит показалось, что ее ноги вот-вот подкосятся, к горлу подступила тошнота. Мертвый младенец лежал с полуоткрытыми глазами и неестественно запрокинутой головой, на которой клочками топорщились темно-рыжие волосы. Его задушила необрезанная бледно-синяя пуповина, пульсирующая и извивающаяся между ног роженицы.
— Где повивальная бабка?
— Никто не знал, что я беременна. Их это не касается. — На бедрах Инги появилась свежая кровь. Стекая с козьих шкур, она капала в растекшуюся по полу лужу. — Послед не вышел.
За спиной Эйлит раздался сдавленный крик. Она оглянулась и увидела на пороге Джулитту. От ужаса глаза девочки стали круглыми как луна.
— Я же велела тебе подождать во дворе! — прокричала Эйлит, быстро заслоняя спиной Ингу и ребенка. — Беги в деревню и найди отца Годфрида. Скажи ему, что дело срочное. Да поторопись!
Растерянная и бледная от страха, Джулитта словно сомнамбула вышла из дома и с трудом взобралась на лошадь.
Эйлит взяла кувшин и побежала к колодцу. Вернувшись в дом, она налила в кружку воды, осторожно приподняла голову Инги и дала ей сделать несколько глотков. Между тем кровотечение не останавливалось. Эйлит взяла ребенка с пропитанной кровью рубашки и положила его на полотенце. В ее памяти всплыл образ умершего сына. Потом она с тревогой подумала о Джулитте.
Тяжело дыша, Инга исподлобья наблюдала за Эйлит. Ее тело блестело от пота.
— Разве ты не хочешь узнать, кто его отец?
— Это не мое дело, — сухо бросила Эйлит. Губы Инги изогнулись в кривой улыбке.
— А здесь ты ошибаешься. Я зачала его от твоего господина.
Заворачивая младенца в полотенце, Эйлит внимательно посмотрела на его редкие рыжие волосы, на красивые маленькие ручки. Она лихорадочно обдумывала слова Инги. Все сходилось. Девять месяцев назад, осенью, Рольф пообещал ей поговорить с Ингой о гусаке. Эйлит вспомнила его неожиданные исчезновения и задержки. В то время он вел себя очень странно, раздражался по пустякам. Судя по всему, Рольф не ограничился одними разговорами.
— Полагаю, он и тебе клялся в вечной любви, — сдавленно обронила она.
Инга хрипло рассмеялась.
— Скорее, в вечной похоти. Мой муж был хорошим человеком. Я хотела доказать себе, что никакой норманн не сможет затмить его. Но, увы, ошиблась. А ведь я сказала твоему мужчине, что он не осознает, что разрушает. И я оказалась права, не так ли?
Эйлит чуть не стошнило. Ей казалось, что все вокруг перевернулось вверх дном и закружилось, закружилось, закружилось… Лай собаки и звук приближающихся торопливых шагов заставил ее очнуться. На пороге появился изрядно запыхавшийся отец Годфрид. Из-за его плеча выглядывала испуганная Джулитта.
— Быстрее, святой отец, — взмолилась Эйлит. — Исповедуйте ее. Пусть ее душа уйдет с миром. Моя же душа не скоро найдет покой. — Оттеснив священника, она выскочила во двор и, привалившись к стене, согнулась в приступе рвоты. Как мог Рольф предать ее так вероломно? Беспроглядный мрак быстро окутывал ее, проникая в самое сердце.
— Мама?! — робко окликнула ее Джулитта. Жадно хватая ртом воздух, Эйлит выпрямилась и повернулась к дочери.
Господи, ведь она сама могла оказаться на месте Инги! Она могла бы вот так же истекать кровью в убогой хижине.
— Мама, Инга умрет? Ты поэтому послала меня за отцом Годфридом?
Эйлит не сразу решилась ответить. Джулитта выглядела испуганной, но спокойной.
— Да, дорогая. Иногда такое случается при родах. Госпожи Осит не оказалось рядом, и Инга не справилась одна.
Джулитта понимающе кивнула.
— Значит, гусаку можно будет свернуть шею?
Эйлит не знала, смеяться или плакать… Несомненно, Джулитта всем пошла в отца и даже размышляла так же, как он.
— Пожалуй, ты права. Теперь все кончено. Девочка хотела спросить что-то еще, но не успела: из хижины быстрым шагом вышел отец Годфрид. На его лице застыла скорбь. Эйлит бросила на него беглый взгляд и поняла, что не стоит спрашивать, умерла ли Инга.
— Нужно найти в деревне кого-нибудь, кто согласится помочь нам, — пробормотал священник. — К сожалению, Инга предпочитала держаться особняком. Думаю, душа ее всегда стремилась вернуться на север. Может быть, сейчас она уже там.
Эйлит хотела было сказать, что сомневается, была ли у Инги душа, но вовремя спохватилась. Что она знала об этой женщине? Только то, что та согрешила с Рольфом и жестоко поплатилась за это.
Когда отец Годфрид привел из деревни нескольких женщин, согласившихся обмыть тела роженицы и младенца, Эйлит повела Джулитту в замок. Брошенная ею на произвол судьбы уборка была в полном разгаре, но сейчас ее совершенно не интересовало то, что творилось вокруг. С кухни доносился ароматный запах мяса и лука, и от него Эйлит снова чуть не вывернуло наизнанку. Аппетит Джулитты не пострадал от нервных переживаний. Едва соскочив с лошади, она сломя голову бросилась к кухарке и ловко утащила у нее из-под самого носа лепешку и кружку с молоком.
Нетерпеливо отмахнувшись от Ульфхильды, поспешившей порадовать хозяйку известием о скором окончании уборки, Эйлит медленно прошла в зал. Старуха сказала еще что-то насчет матери Гамо, но она чувствовала себя слишком измотанной и разбитой, чтобы выяснять отношения, а потому тяжело опустилась на стул.
— Это уже неважно, Ульфхильда.
На полу тускло поблескивали секиры. Поморщившись, Эйлит отказалась от предложенного Ульфхильдой обеда и попросила чашку меда. Обиженно поджав губы и что-то бормоча себе под нос, служанка удалилась.
Секиры уже почистили и смазали маслом. Оставалось только вернуть их на прежнее место. Какая злая ирония: гордостью и украшением тронного зала улвертонского замка стало то, что принесло смерть какому-то несчастному английскому воину.
Вскоре вернулась Ульфхильда. Не осмеливаясь говорить, она поставила на край стола чашу с медом и снова ушла, повинуясь нетерпеливому жесту хозяйки.
Пахнущий клевером мед теплой волной скользнул по горлу Эйлит Она лениво протянула руку и взялась за древко одной из секир. Трофей Рольфа! Возможно, если бы он любил Эйлит так же сильно, как эти жуткие игрушки, то сдержал бы клятву верности.
Хлынувшие из глаз соленые слезы обжигали ей щеки. Она рассеянно посмотрела на лежавшую ближе секиру и заметила нанесенные на стальную поверхность отметины.
Не может быть! Эйлит тщательно протерла глаза. Она не могла прочесть написанные на клинке
