– Тогда прошу прощения, хотя ничего и не понимаю, надеюсь только это не очередной дурацкий розыгрыш Рейна, с него станется, – пожал плечами командир крейсера, – в машине! Поднимайте пары для полного хода. Штурман! Константин Викторович, будьте любезны, дайте курс на пересечку транспортов, и когда мы до них дотопаем. Команда имеет время обедать, но сразу после еды разойтись по боевым постам.
Однако через пять минут исчезнувший с мостика Брылькин вернулся с новым бланком телеграммы, который на этот раз отдал молча.
После стандартной кодированной части 'КВ Б149 Т6 шесть Х 9 КУ SWW' шел нормальный текст. 'Ухожу на 18 узлах курсом NO 20. Преследует броненосный крейсер типа 'Идзумо'. Удачи с транспортами. С ними остался один миноносец'. Если первая часть была понятна – уточнялось местоположение и курс транспортов, то вторая озвучивала приговор 'Лене' и последнюю волю ее командира. Рейн прекрасно понимал, что уйти от 'Идзумо' до заката ему не удастся. Точно также он понимал и то, что попытайся 'Аврора' его защитить, дело кончится утоплением не вспомогательного крейсера, а полноценного. А собственно 'Лену' 'Идзумо' все равно утопит, ну на пару часов позже. Поэтому он сам предлагал 'Авроре', не обращать внимания на догоняющий его броненосный крейсер и идти топить оставшиеся без охраны транспорта. Но Засухин после недолгого раздумья его план несколько модернизировал…
На мостике 'Идзумо' капитан первого ранга Коно Идзичи довольно потирал руки. Он удачно прикрылся транспортами и сначала подпустил русский вооруженный пароход на пять миль, а потом выскочив из-за линии купцов стал его преследовать. Собственно его натолкнул на эту мысль рассказ командира 'Адзумы' Фудзии, сигнальщик которой тоже не сразу опознал прячущуюся за транспортом 'Аврору'. Они вместе загорали в Сасебо почти месяц, пока их корабли стояли в доках на ремонте. Флагману отряда Камимуры пришлось перенести флаг командира второго броненосного отряда с его 'Идзумо' на наименее поврежденный 'Ивате'. Да и сам отряд после памятного боя съежился с пяти до двух броненосных крейсеров. Третьим в их невеселой компании командиров 'покалеченных крейсеров' стал командир 'Якумо' Мацучи. Причем, если его 'Идзумо' за этот месяц привели в порядок, и он шел на соединение с главными силами в Чемульпо, то остальная пара пока прочно оккупировала доки Сасебо. На 'Якумо' только начался монтаж подачи для 10 дюймового орудия, которое должно было вскоре прибыть из Чили, а 'Адзума'… В случае с ней руки разводили все. Менять главный вал было не на что. Заказать новый во Франции не удалось, а в Японии никто не брался изготовить что-то подобное. Оставались американцы, но как подвигается торг, офицеры в Сасебо пока не знали. Своими силами нагревать и выпрямлять родной – опасно, может треснуть, тогда будет не погнутый вал, а вообще никакого. Пока его только сняли, что тоже было далеко не просто, но что с ним делать – было не ясно…
Однако сейчас был час его личного триумфа. Теперь он понимал, что Камимура был прав, и он не зря плелся на 8 узлах вместе с транспортами. Да, это отсрочило его соединение с флотом на пару дней, но зато он наконец утопит эту столь насолившую Японии и императору 'Лену'. А она, в свою очередь, не сможет помешать доставке под Артур новой партии осадных 11 дюймовых гаубиц Круппа. А будь в охране одна 'Чихайя', как планировалось изначально, 'Лена' могла бы и рискнуть. И, памятуя ее прошлые подвиги, наверняка не отступила бы до потопления пары транспортов. Первая дюжина тяжелых орудий, которых в Японии и было всего то три десятка, как раз была утоплена во время неожиданного выхода русских сразу после разблокирования фарватера. Но эта-то будет доставлена к Порт Артуру и расстреляет наконец русских трусов с их броненосцами прямо в гавани. Армия наконец-то раскачалась, и прорвав оборону русских продолжает продвижение к русской крепости. А сам порт Дальний хотя пока и оставался в русских руках, но отрезанный от основных сил и лишенный подвоза, без нормальных укреплений и запасов вряд ли продержится долго.
На правом крыле мостика 'Лены' Рейн отдал приказ выдать команде двойную винную порцию, всем желающим, кроме комендоров. Наблюдать за догоняющим японцем было удобнее отсюда. А паче кто пожелает – то и тройную, он прекрасно понимал, что часы его корабля сочтены. При всей горячности натуры, он прекрасно умел оценивать шансы на успех. Зачастую именно его предельно расчетливые, на грани фола, действия и принимались окружающими за безрассудный риск. Но одно дело надеяться, при поддержке 'Авроры' догнать и торпедировать тяжело поврежденную 'Адзуму'. Столкновение же с абсолютно исправным броненосным крейсером, с полными угольными ямами и погребами боезапаса – это смерть и для одинокой 'Лены', и для 'Авроры', если та попробует вмешаться. Именно поэтому он, в своей последней радиограмме, намекнул Засухину, что 'Аврора' должна идти топить транспортники. Приказывать старшему по должности он не мог, но оставалось надеяться, что намек поймут. Тогда гибель его корабля хоть не будет напрасной.
Первый пристрелочный залп японцев лег недолетом в милию, дистанция была запредельна даже для восьмидюймовок. Пока. Но с каждым часом японец приближался на 10 – 15 кабельтовых, и через час снаряды начнут долетать. А через три – придется или взрывать погреба, или идти в последнюю торпедную атаку. Что тоже закончится гарантированной гибелью 'Лены'.
– Трехтрубный корабль на горизонте на зюйд-вест! – донесся с марса крик сигнальщика.
Мгновенно перебежав на левое крыло мостика Рейн стал, тихо матеря клубы дыма мешающие наблюдению, вглядываться в горизонт. Так, и кто трехтрубный мог к нам сюда еще пожаловать? Идет контрокурсом, флаг отсюда не разглядеть, сигнальный из-за нашего дыма даже дым на горизонте прошляпил, только корабль и заметил, не иначе о последней в своей жизни винной порции замечтался, шельмец… Англичанин? Вряд-ли… Или японец, может быть они наш опыт парной охоты переняли? Или…
– Радиограмма с 'Авроры'! – влетел на мостик посыльный из радиорубки.
'Лене' идти Владивосток. Без фокусов. Быть во Владивостоке не позднее 18 сентября.
'Похоже что Засухин не просто просчитался с курсом, а сознательно мелькнул на горизонте, демонстративно направляясь в сторону вражеских транспортов', – понял Рейн. Но вот что он никак не мог взять в толк, так это зачем командир 'Авроры' сознательно пошел на практически верную гибель своего корабля, ради спасения его, гораздо менее ценного, 'не настоящего' крейсера?
Он не знал, что в приватной беседе перед выходом в море Рудев строго настрого наказал Засухину, что оба корабля должны вернуться к 18 сентября. Причем 'Лена', 'с ее бездонными угольными ямами и высокой скоростью фактически единственный наш эскадренный угольщик' вернуться, в случае чего, должна даже ценой гибели 'Авроры'. По планам штаба эскадры после возвращения из крейсерства 'Рион' (бывший 'Смоленск') будет вновь забит снарядами для Артурской эскадры, и бункероваться с него, это русская рулетка. А без быстрого угольщика – 'может сорваться предстоящая нам операция способная изменить ход всей войны' ибо – 'если что-то пойдет не так, как планироуется – 'Лена' наш последний шанс на обратный путь'. Хотя Руднев и употребил слова о 'гибели 'Авроры' скорее в качестве красивой метафоры, Засухин их принял всерьез. Он, 'сложив два и два', понимал, что речь скорее всего идет о подготовке прорыва идущей с Балтики Второй Эскадры. Хотя, на первый взгляд, с учетом выхода балтийцев от Либавы, запланированного на вторую половину августа, что-то контр-адмирал Руднев слишком торопится. В отличие от Руднева Засухин не знал, что на 'заднем дворе' Японии уже расположился как у себя дома вице-адмирал Безобразов, но в связи с абсолютной секретностью предстоящего ему дела, об этом имели информацию лишь два человека во Владивостоке – Руднев и его начальник штаба…
На высоком и по-лайнерски просторном мостике 'Лены', как будто в последний час погони за Голубой лентой несущейся на северо восток с заклепанными клапанами, которые, по уму, еще минут десять назад нужно было бы приказать начать аккуратно разблокировать, стоял абсолютно потерянный человек. Рейн уже приготовился к неминуемой смерти, и теперь, когда во вселенской лотерее ему, по его мнению абсолютно незаслуженно, выпал билет 'жизнь', он просто не знал, что с ним делать…
Он уже мысленно умер вместе со своим кораблем и командой. Он уже просчитал вариант уклонения от огня, имитации потери управления, что давало тень шанса на сближение с противником на милю, полторы. При условии что японцы увлекутся, а для этого надо было заставить их погоняться за ним подольше. В голове он уже пошел в последнюю атаку, он уже погиб, в попытке достать неуязвимого для его артиллерии японца торпедами. И теперь, тупо глядя в корму исчезающему за горизонтом 'Идзумо', он просто стоял столбом… На то, чтобы заставить себя снова жить, теперь, мысленно уже преступив последнюю черту, требовалось немного времени, неимоверное душевное усилие или внешнее воздействие.
– Ну что, Николай Готлибович, на этот раз пронесло? Прикажете рассчитать курс на Владивосток? –
