младших флагманов на предмет – 'что мы можем немедленно сделать сами, не дожидаясь приказов сверху'. После описания действия японских снарядов и обстятельств ранения Руднева, общими силами пришли к выводу о необходимости противоосколочной защиты амбразур рубок и орудий. Красочное описание пожаров, с которыми с трудом справлялись два пожарных дивизиона вместо одного, должно было повлиять на серьезность борьбы с лишним деревом и запасание пожарных рукавов. Практика подготовки запасных расчетов артилерии среднего калибра из артиллеристов противоминного калибра тоже упала на правильную почву…
Адмирал Алексеев весьма тепло простился с ним перед отъездом, ненавязчиво порекомендовав докладывать о проблемах и новациях в столице через лейтенанта Бока.
– Удачи Вам в Петербурге, Михаил Лаврентьевич. И не забудьте то, что я Вам сказал. Но если задумаете, возвращайтесь, достойное место я вам найду. Верные люди мне сейчас ох как надобны… И берегите то письмо, что я вам доверил. Его – самому. И только в руки, понятно! Адмиралу Макарову всю необходимую информацию передайте с дороги, а еще лучще, при личной встрече. Зная характер Степана Осиповича, чем больше подробностей он будет знать заранее, там меньше будет сразу горячиться, как в Артур приедет. Я, конечно, мешать ему не буду, но важно, чтобы он правильно понимал – враг перед нами совсем не тот, что был шесть – семь лет назад. Одной лихостью нам его не сокрушить.
– Исполню в точности, можете не беспокоиться, Евгений Иванович!
– Ну-с, тогда с Богом, молодой человек. Доброго пути…
Минут через сорок после того как дебаркадер артурского вокзальчика остался где-то позади, растворившись в клубах паровозного дыма, поезд пройдя живописное предгорное дефиле, ритмично пересчитывал стыки приближаясь к станции Инченцзы. Перед окном облюбованного Вадиком купе разворачивался прекрасный вид на подернутую розовой утренней дымкой гладь Печелийского залива. Начинавшийся день обещал быть тихим и солнечным, что нечасто бывает здесь в это время года. Однако Вадик всех этих красот уже не видел. Он уснул богатырским сном, едва успев расшнуровать и скинуть ботинки, и разбудил его лишь привокзальный гомон Ляояна.
Чтобы не скучать в долгой поездке, 'проникнуться духом эпохи' и освоить 'ять да ижицу', Вадик прихватил у своих артурских знакомых (из 'прежней' жизни) четыре тома романов поувесистей. В пути, периодически устраивая себе перерывы в составлении докладов государю-императору и адмиралу Макарову, пускал чтиво в дело. Где-то под Читой, перечитывая, казалось бы, с детства знакомого Жюль Верна, он наткнулся на описание действий журналиста, заблокировавшего доступ конкурентов к телеграфу тем, что передавал в редакцию текст Библии. 'Пусть я и ламер в компьютерах, по сравнению с Петровичем', – пронеслось в мозгу доктора Банщикова, – 'но ведь это же первое описание спам-атаки на траффик'!
После чего он многие последующие пересменки паровозов коротал у станционных телеграфистов, не без оснований полагая, что значительная часть телеграмм, получаемых новым командующим тихоокеанской эскадры по дороге, будут от его скромной персоны… Вадик несколько раз ловил себя на мысли, что не узнает самого себя в теле Банщикова. Он бы никогда не риснул прорываться на 'Манчжуре' мимо более сильного крейсера, он точно не смог бы так спокойно повести себя перед Алексеевым, или набраться наглости на весь этот информационный поток на голову Макарова и самого царя-батюшки. Да он вообще ничего серьезного до сих пор не мог! Но вот, оказавшись в теле человека с более авантюрным складом характера и богатым жизненным опытом, как-то повзрослел и сам…
Встреча со Степаном Осиповичем Макаровым прошла, однако, совсем не под диктовку Вадика. Пересечься с вице-адмиралом он смог на станции с поэтическим названием Тайга, в 200 километрах от Екатеринбурга. Стоял прекрасный солнечный морозный день, на высоченных елках горделиво сидели снежные гренадерские шапки, парили и чухали паровозы… К Макарову в вагон Банщикова провели после нудного выяснения кто он, что он, а когда стало ясно, что именно он и есть автор всей этой корреспонденции о бое 'Варяга', кавторанг Васильев многозначительно хмыкнул, и ни слова больше не говоря, приказал проводить Вадика к адмиралу… Где он сначала и получил по-полной! За забивку телеграфных линий своими сообщениями.
– Я, конечно, не умаляю вашего личного геройства… Судя по всему наместник Вам должное уже воздал, – отрезал Макаров, холодно скользнув взглядом по свежему ордену на мундире Банщикова, – но неужели Вам невдомек, что кроме Ваших телеграмм, конечно несущих многие рациональные зерна, мне и штабу флота больше нечем заняться?
– Но, ваше высокопревосходительство, я…
– Не оправдывайтесь. Вижу, что сами все поняли. Зла не держу, поскольку о деле пеклись. Скажите лучше, кроме того, что Вы мне уже изложили, больше ничего не забыли?
– Главное, Степан Осипович, это противодействие японской минной войне…
– Это вы написали раз пять. Нам и одного было достаточно. Учитывая те данные, что собрал Всеволод Федорович о японских планах и способах минных постановок, нам действительно придется любой выход в море до больших глубин предварять проводкой тралов. Константин Федорович Шульц этот вопрос проработал и приказ по организации трального каравана уже в Артуре и Владивостоке. Хотя флот от этого будет испытывать определенное стеснение, ничего не поделаешь…
А по какому такому делу Вы в Питер отправились? Или на эскадре офицеры-медики уже более не нужны будут?
– Имею письмо от нашего командира, на имя царя, которое поклялся доставить лично.
– Понятно… Не обижайтесь. Тогда теперь о главном, что меня действительно интересует. И чего к сожалению в ваших телеграммах нет…
Я никак не могу взять в толк, как блистательно выиграв сражение с многократно превосходящим противником, Всеволод Федорович… Пусть море будет ему пухом, но… КАК он смог после этого потерять свой крейсер?! И угробить практически всех на нем? Ведь значит корабль погиб практически мгновенно? Тогда как получилось, что именно те, кто должен при катастрофе гибнуть в первую очередь – раненые, из которых большинство в бессознательном состоянии, спасаются, а весь остальной экипаж гибнет? Я не могу в это поверить. Такого просто не может быть. Поэтому постарайтесь, Михаил Лаврентьевич, тщательно вспомнить последние часы корабля. Даже если вы не отходили от раненых, не может быть, чтобы вас не интересовало, что и как происходит наверху!
Вадик невольно поежился под пронизывающим взглядом командующего. Макаров определенно чувствовал вранье за версту. Но удар нужно было держать. Иначе, расскажи он сейчас о том, что 'Варяг' вовсе не на дне Желтого моря, может вмиг разлетется вся конструкция их хитроумного плана. Тем более нельзя раскрывать и поручения Алексеева, не оправдать доверия наместника, это… Это просто по любому добром не кончится! И приходилось скрывать правду именно от того, кому, по идее, и надо было бы первому рассказать, что и как. Причем ВСЕ!
Оставалось только стиснуть зубы и молчать. Потому что перед ним сейчас сидел человек с таким темпераментом и энергетикой, что мог запросто на радостях приказать Вадику остаться при его штабе, или что нибудь еще в этом роде. Подумаешь, экипажи для трофеев! Будут трофеи, будут и экипажи! И ради этого лезть к царю?! Зачем, когда это его, комфлота уровень принятия решений? А молодые, храбрые и неглупые офицеры нужны для войны, а не для обивания порогов в приемных, что-ж с того, что Алексеев разрешил? То, что храбр, ясно, что не глуп – телеграммы читал. Раз-два, и будьте любезны… Будет еще один боец в моей банде единомышленников!
И что? Отказаться выполнить приказ вице-адмирала? Или ночью выбрасываться из поезда посреди сибирской тайги? Вадик вдруг почувствовал себя как тогда, на злосчастном экзамене по химии, когда вместо уже заработанного 'отлично', змей Пал Палыч с милой улыбочкой провозгласил, 'Ну-с… Друг мой, еще один дополнительный вопросик, и зачетку на стол!' Тогда это закончилось минут через двадцать позора желанным для полгруппы 'удовл'… А его ждала вечером встреча с разъяренным папашей… Макаров между тем продолжал методично обкладывать позицию Вадика со всех сторон.
– Понимаю, что у Вас, Михаил Лаврентьевич, выпытывать о маневрировании в бою, стрельбе, противнике и тому подобном больше, чем Руднев написал сам, занятие глупое. Ваш медицинский отчет великолепен, и можете не сомневаться, кое какие решения я уже принял, вы свой долг исполнили сполна. В кухне на мостике не участвовали. Это понятно, но… Вот смотрю я на вас, и нутром чую, не договариваете вы что-то. Ведь то, что происходило после боя, так или иначе мимо вас пройти не могло. КАК погибал 'Варяг'? КОГДА и ПОЧЕМУ Руднев отдал приказ на эвакуацию раненых? Был ли крейсер на ходу в этот момент, имел
