– А как мне не знать? Я ее мать. Она не была грустной, не была подавленной, не плакала. Она была той же чудесной девушкой, которую мы знали всегда. Она бы никогда не взяла в руки пистолет; она совершенно не разбиралась в оружии. Из-за чего она попыталась бы застрелиться?
– После смерти
– Да, – подтвердила Мэлани. – Сначала я не знала, кто звонит. Женщина настойчиво просила Эмили к телефону, и это было похоже на плохую шутку. Наконец она рассказала мне о часах, которые Эмили купила для Криса, и я поехала их забрать. Часы стоили пятьсот долларов – на пятьдесят долларов больше, чем она заработала за все лето в трудовом лагере. Эмили понимала, что мы очень расстроимся, если узнаем, что она истратила такую огромную сумму на сюрприз Крису к дню рождения. Это слишком дорогой подарок, мы бы заставили вернуть его в магазин. – Она глубоко вздохнула и продолжила: – Съездив в ювелирный магазин, я забрала часы. И поняла, что таким образом Эмили подтолкнула меня к тому, чтобы более внимательно взглянуть на случившееся. – Она в упор посмотрела на присяжных. – Зачем бы Эмили покупала в подарок Крису часы, чтобы преподнести их в конце ноября, если она знала, что еще до этого покончит с собой?
Барри подошла к столу защиты.
– Как вам известно, миссис Голд, единственным человеком на карусели в тот вечер, кроме самой Эмили, был Кристофер Харт.
Мэлани бросила взгляд на Криса.
– Известно.
– Вы хорошо знаете подсудимого?
– Да, – ответила Мэлани. – Крис с Эмили выросли вместе. Мы восемнадцать лет прожили бок о бок с семьей Криса. – Ее голос стал хриплым, она отвернулась. – Ему всегда были рады в нашем доме. Он был для нас сыном.
– А вам известно, что он присутствует в этом зале, потому что его обвиняют в убийстве? Убийстве вашей дочери.
– Да.
– Вы верите в то, что Крис мог применить насилие к вашей дочери?
– Протестую! – воскликнул Джордан. – Свидетель предубежден.
– Предубежден! – чуть не брызгала слюной Барри. – Эта женщина похоронила дочь. Она может быть предвзятой, если ей этого хочется.
Пакетт потер виски.
– Обвинение имеет право вызывать любых свидетелей. Суд дает миссис Голд право поделиться своими сомнениями.
Барри обернулась к Мэлани.
– Вы верите в то, – повторила она, – что Крис мог применить насилие в отношении вашей дочери?
Мэлани откашлялась.
– Я думаю, он ее убил.
– Протестую! – закричал Джордан.
– Протест отклонен.
– Вы полагаете, что он ее убил, – переформулировала Барри слова Мэлани. – Почему?
Пару секунд Мэлани разглядывала Криса.
– Потому что моя дочь была беременна! – со злостью бросила она, забыв о предупреждении прокурора сохранять спокойствие. – Крис собирался поступать в колледж. Он не хотел, чтобы его карьеру, образование, будущие спортивные победы разрушили какой-то ребенок и провинциальная девочка. – Мэлани заметила, как вздрогнул Крис, и ее тоже стала бить дрожь. – Крис разбирался в оружии, – сухо добавила она. – У его отца был целый арсенал. Они постоянно ходили на охоту. – Она жгла Криса взглядом и говорила исключительно для него одного. – Ты вложил в пистолет две пули.
Джордан вскочил с места.
– Протестую!
– Ты все продумал. Но все-таки оставил синяки, когда она сопротивлялась…
– Ваша честь, протестую! Это неслыханно!
Мэлани не сводила глаз с Криса, продолжая свою обвинительную речь:
– Ты не смог рассчитать траекторию пули. И ничего не мог сделать с часами, потому что даже не знал об их существовании.
Она уцепилась в перегородку так, что пальцы побелели.
– Миссис Голд! – прервал ее судья.
– Ты убил ее! – выкрикнула Мэлани. – Ты убил моего ребенка, как убил и своего!
– Миссис Голд, немедленно прекратите! – негодовал Пакетт, стуча молотком. – Мисс Делани, успокойте своего свидетеля!
У Криса алели кончики ушей. Он как-то весь съежился рядом с Джорданом.
– Свидетель ваш, – произнесла Барри, передавая защите плачущую, упавшую духом женщину.
– Ваша честь, – сухо сказал Джордан. – Вероятно, нам понадобится небольшой перерыв.
Пакетт бросил на прокурора рассерженный взгляд.
– Вероятно, – согласился он.
Когда Мэлани снова заняла место за свидетельской трибуной. У нее были красные глаза, а щеки пылали. Но в остальном она была невозмутима.
– По вашим словам, миссис Голд, Эмили была прекрасной дочерью, – начал Джордан как ни в чем не бывало, оставаясь сидеть за столом защиты, словно пригласил женщину на обед. – Талантливая, красивая, доверяющая своим близким. О чем еще могут мечтать родители?
– О том, чтобы ребенок был жив, – холодно ответила Мэлани.
Джордан тут же засуетился – он не ожидал, что у нее окажется такой острый язык, – и отступил.
– Сколько часов в неделю вы проводили с Эмили, миссис Голд?
– Я работаю три дня в неделю, а Эмили ходила в школу.
– И…
– Я бы сказала, часа два по вечерам. По выходным, скорее всего, больше.
– Сколько времени они проводили с Крисом?
– Довольно много.
– Не могли бы вы назвать более конкретные цифры? Больше, чем два часа по вечерам и несколько часов по выходным?
– Да.
– Значит, в компании Криса она проводила больше времени, чем с вами?
– Да.
– Понятно. Эмили строила какие-то планы на будущее?
Удивленная сменой темы разговора, Мэлани кивнула.
– Еще какие!
– Похоже, вы очень чуткие родители.
– Да. Мы гордились успехами дочери в учебе и поддерживали ее интерес к искусству.
– Вы могли бы сказать, что для Эмили было важно соответствовать вашим ожиданиям?
– Думаю, да. Она знала, что мы ею гордимся.
Джордан кивнул.
– Вы также утверждали, что Эмили вам доверяла.
– Безусловно.
– Должен признаться, миссис Голд, что я вам немножко завидую, – вел свое адвокат. Он повернулся к присяжным, приглашая их к разговору. – У меня тринадцатилетний сын, и иногда мне трудно до него достучаться.
– Вероятно, вы не всегда можете его выслушать, – саркастически заметила Мэлани.
– Так вот чем вы занимались в течение этих двух часов и по выходным! Выслушивали то, что наболело у Эмили.
