Я совсем не хочу быть тривиальной, мелкой, легкомысленной.
Ты гораздо лучше и глубже.
Это твое мнение — и я тронута. Но я знаю предел своих возможностей.
Ты великая писательница.
Перестань. Как бы то ни было, меня совсем не манит перспектива стать великой. Мне просто нравится то, что я пишу. И я делаю это довольно неплохо. Конечно, все это нельзя назвать серьезной литературой. Но зато я имею возможность оплачивать счета и по вечерам ходить в кино. Чего еще может желать девушка?
Наверное, литературной славы, — сказал он.
«Слава — та же пчела. И песня в ней есть. И жалит она».
Эмили Дикинсон?
Я посмотрела на него и улыбнулась:
А вы хорошо знаете свое дело, мистер Малоун.
День неумолимо ускользал. Часов в пять вечера я снова затянула его в постель. В шесть он повернулся ко мне и сказал:
Думаю, мне пора.
Да. Ты должен идти.
Я не хочу.
И я не хочу, чтобы ты уходил. Но что мы можем сделать?
Да. Ты права.
Он принял душ. Оделся.
Пожалуй, мне лучше уйти сейчас. Пока я не начал тебя целовать.
Хорошо, — тихо сказала я. — Уходи.
До завтра?
Извини?
Могу я увидеть тебя завтра?
Конечно. Но… будет ли у тебя время?
Я найду. Часов в пять, если тебя устроит.
Я буду дома.
Хорошо.
Он потянулся ко мне. Я отстранила его рукой:
До завтра, мистер Малоун.
Всего один поцелуй, последний.
Нет.
Почему?
Потому что все кончится постелью.
Вас понял.
Я помогла ему надеть пальто.
Мне не стоило бы уходить, — сказал он.
Но ты должен. Я открыла дверь.
Сара, я…
Я приложила палец к его губам:
Ничего не говори.
Но…
До завтра, любовь моя. До завтра.
Он схватил мою руку. И посмотрел мне в глаза. Он улыбался.
Да, — сказал он, — до завтра.
4
В пять двадцать вечера следующего дня мне стало окончательно ясно, что он не придет. Вот уже минут сорок я расхаживала из угла в угол, и в голову лезли самые разные мысли: что он передумал, или его вычислила Дороти, или на него вдруг напало чувство вины. Но вот раздался звонок в дверь. Я бросилась открывать. На пороге стоял он — с бутылкой французского шампанского и букетом лилий.
Извини, дорогая, — сказал он. — Застрял на встрече…
Я не дала ему договорить.
Ты здесь, — сказала я, хватая его за лацканы пальто и притягивая к себе. — А остальное не важно.
Часом позже, уже в постели, он вдруг спросил:
А что с шампанским?
Я осмотрела пол, заваленный нашей наспех снятой одеждой. Бутылка с шампанским лежала на боку, поверх пальто Джека. Рядом были разбросаны лилии.
Так вот где она приземлилась, — сказала я.
Он спрыгнул с кровати, схватил бутылку, содрал фольгу и извлек пробку. Пенный фонтан излился на нас обоих.
Здорово, — сказала я, слизывая капли с лица.
Извини.
Тебе повезло, что я тебя люблю, — сказала я.
Он вручил мне бутылку:
До дна!
Но у меня в доме есть бокалы.
Из горлышка, дорогая. Это по-московски.
Как скажете, камрад. — Я взялась за горлышко бутылки и сделала первый глоток. — Кстати, это французское шампанское и слишком дорогое, чтобы поливать им мою спальню. Сколько оно стоит — шесть или семь долларов?
А это имеет значение?
Если у тебя есть семья, которую надо содержать… тогда шесть долларов имеют значение.
Боже, какая ты ответственная.
Заткнись, — сказала я, взъерошив его волосы.
С удовольствием, — повиновался он и снова завалил меня на кровать.
Потом он лежал на мне, крепко обнимая. На какое-то время мы погрузились в блаженное молчание. Он первым нарушил его:
С той самой минуты, как я вышел отсюда вчера вечером, я не переставал думать о том, как снова сюда вернусь.
Я тоже считала часы.
Вчера я не мог заснуть до трех часов ночи.
Я тоже не спала.
Если бы я знал… меня так и подмывало позвонить тебе.
Ты не должен звонить мне из дома.
Не буду.
Если все это будет продолжаться, мы должны быть очень осторожны. Никаких телефонных звонков ни из дома, ни с работы. Звони мне с таксофона. И никакой переписки. Если я делаю тебе подарок, он должен остаться здесь. И никто никогда не узнает про нас.
К чему такая секретность?
Неужели ты думаешь, что мне по душе роль счастливой разлучницы? Или содержанки?
