— Здравствуй, хозяин, — сказал Карелин и протянул Кеймиру руку, оглядывая его высокую, мощную фигуру. Гость и огурджинский хан были одного роста, и в плечах одинаковы. Одеты лишь по-разному. Карелин небрежно, но опрятно — в белой шёлковой рубахе, в чёрных брюках и сапогах. Кеймир ничем не походил на хана, скорее на бедняка-рыбака, уж очень простоват был с виду. Григорий Силыч за словом «хан» всегда видел вельможу в шёлковом халате и в жёлтых крючконосых сапогах. Таким был правитель Букеевской орды хан Джангир, у которого жил когда-то Карелин, таким он видел мангышлакского хана Пиргали. Этот же — в бязевой робе. Перекинувшись приветствием с Кеймиром, начальник экспедиции также внимательно оглядел Абдуллу, нимало подивившись, что слуга Кията изъясняется на чистейшем русском языке:
— Где научился по-нашему?
— Я ведь казанский татарин, — живо отозвался Абдулла. — Кият взял меня к себе из Астрахани мальчишкой, я беспризорником был. С тех пор, вот уже больше тридцати лет, и служу Кият-хану. И приплыл сюда, чтобы звать вас, господин начальник, к хану. Большой той будет в честь вашего прибытия!
Карелин на мгновенье задумался, посмотрел на север, в сторону Челекена, куда указывал рукой Абдулла.
— Вот что, казанский сирота, — засмеявшись, сказал он, — плыви к Кият-хану и скажи ему, что на обратном пути непременно к нему заверну. А сейчас некогда. Сначала к Астрабаду направимся.
— Вах-хов, как же так, а? — заканючил слуга, но Григорий Силыч уже повернулся к штурману Васильеву и принялся расспрашивать: что случилось с ними. Тот рассказал о том, как пакетбот в темноте чуть не налетел на шкоут и сколько пришлось вложить сил, чтобы отойти подальше.
— Слава богу, всё обошлось, — облегчённо вздохнул Карелин и велел офицерам и казакам садиться в катер. Туркмены принялись помогать музурам и казакам. Кеймир выхватил у одного из казаков треногу бу- соли, легко и ловко опустил за борт, прямо на дно катера. Тут же отправились к острову. Следом от шкоута отошёл второй катер, гружённый палатками, провиантом, солдатской посудой.
Кибитки Кеймира виднелись чуть ниже могилы снятого, напоминающей издали, с моря, корабль с подмятыми парусами. Около полсотни островитян — смуглых, бородатых, в драных халатах и запылённых тельпеках, обвешанных ножнами, длинноствольными ружьями, удочками с самодельными крючками, — встретили «капыров» с почтительным любопытством возле самого берега. Едва русские ступили на сушу, островитяне, осмелев, принялись предлагать им свою скудную добычу. Один тряс перед казаками верёвкой с сушёной рыбой, другой предлагал тюленьи шкуры, третий развязывал мешок со жгутами сушёной дыни. Некоторые казаки, не видевшие этакой диковники, полезли за мелочью в карманы. Сушёную дыню тотчас раскупили. Другие островитяне, видя, что на дыне можно заработать, кинулись к чатмам, что стояли южнее святой могилы, и тоже попёрли оттуда сушёное лакомство.
Кеймир между тем, не без помощи татарина Абдуллы, привёл начальника экспедиции и офицеров к своим кибиткам и пригласил внутрь. Лейла, а вместе с нею и сын, Веллек, бросились наполнять чайники кипятком и понесли их на ковёр, гостям. Карелину не раз приходилось бывать в юртах кочевников. Частенько он гостил у кайсаков и туркмен Мангышлака, но к иомудам зашёл впервые. Здешняя кибитка почти ничем не отличалась от ранее виденных, разве что была приземистее и шире. Посреди был разостлан ковёр, сбоку стоял большой кованый сундук, на нём одеяла. С другой стороны, на териме, висели доспехи джигита: сабля в позолоченных ножнах, пистолет персидской работы, ружьё-хирлы. И рядом стояло ещё одно ружьё, винтовое, английского образца. Пожалуй, эти воинские доспехи и делали хозяина «ханом», о другом богатстве ничто в доме не говорило. Офицеры с любопытством осмотрели оружие, Бларамбер спросил:
— Откуда здесь английская винтовка?
— Ай, сын у него любит много стрелять, — охотно пояснил Абдулла. — У персов Кеймир её купил. — И без всякой связи к сказанному переводчик продолжал: — Батька начальник, люди собрались, хотят знать — будешь ли открывать торговлю и какие товары привезли?
Карелин кивнул на купца. Тот скупо ответил:
— Казаны есть, если желаете, посуда всякая, хомуты, гужи, кузнечный набор…
— Кеймир-хан, — обрадованно сказал Абдулла. — Вот ты хотел кузницу заиметь — Санька привёз её.
Хозяин юрты от неожиданности даже вздрогнул — такое магическое действие произвели на него слова переводчика. Он давно мечтал обзавестись кузницей, чтобы самому делать и оружие, и крючки рыболовные, и кирки, и заступы. Переведя дыхание, Кеймир спросил:
— Мехи есть?
— Есть, — ответил Герасимов. — Мехи, наковальня, молот, решётка для углей — полный комплект. Только ведь я её за что попало не отдам. Коли хочешь взять у меня кузницу, неси харвар овечьей шерсти.
— Эка загнул! — упрекнул купца Карелин. — Да где он тебе возьмёт столько шерсти!
Услышав, сколько просит купец за кузницу, Кеймир снял тельпек, почесал затылок и задумался. Разговор сразу перекинулся на другое: на житьё-бытьё туркмен, на промыслы, но хозяин уже не слышал ничего, весь был занят заботой — где найти харвар шерсти. Внезапно он встал и вышел наружу. Без него подали шурпу. Гости сытно поели, выпили чаю, удивляясь: куда же делся сам хан, но его и след простыл. После угощения Карелин распорядился, чтобы казаки ставили палатки. Вскоре парусиновые пологи затрепетали на ветру в некотором отдалении от кибиток. Устроившись в палатке, начальник экспедиции пригласил к себе своих коллег:
— Ну что ж, Иван Фёдорович, думаю, есть резон заняться составлением карты острова. А вам, господин Фелькнер, советую пробить несколько шурфов. Говорят, воды здесь маловато, может, отыщете?
Все занялись своими делами. А Карелин с купцом, в сопровождении детворы, потому что все взрослые вместе с Кеймир-ханом куда-то исчезли, отправились к восточному берегу острова, обследовать его на предмет устройства корабельных стоянок.
— Ну что ж, Саня, берега здесь великолепные, лучшего и искать не надо, — удовлетворённо говорил Карелин. — Вот только узнать бы, какова тут глубина. Посмотрев на детвору, Григорий Силыч спросил: — Плавать, нырять умеете?
Дети поначалу не поняли, а потом, сообразив, живо заговорили и принялись стаскивать с себя одежонку.
— Кто достанет камень или ракушку, или другой какой предмет со дна, тому начальник даст серебряный рубль, — сказал детворе Герасимов и показал монету.
Ребята понимали: надо лезть в воду, но зачем — понять пока что не могли. Тогда купец крикнул переводчика, который сидел возле палаток, беседуя с казаком. Татарин тотчас повторил условие по- туркменски. Ребятишки, переглядываясь, отступили от берега. Один из них пояснил, что ни один человек дна не достанет, настолько здесь глубоко.
— Вот и спасибо! — похвалил подростка Карелин и отдал ему рубль. Другим роздал медную монету. А сопровождавшему уряднику сказал: — Ступайте, приплывите сюда на шлюпке и измерьте глубину…
Вскоре казаки доложили, что глубина у восточного берега повсеместно подходящая — от 12 до 16 футов. И Карелин окончательно утвердился в мысли, что здесь надо открывать факторию.
Ночевали в палатках. К утру настолько замёрзли, что пришлось укрываться сюртуками и шинелями. Казаки охраняли спящий лагерь, прислушиваясь к ночи, но, кроме шума волн, ничего не слышали. Утром топографы вновь отправились на съёмки. Поднялись на самое возвышенное место, к могиле святого Мергена. Бларамберг обошёл густую поросль тамариска, за которой проглядывал небольшой двор с кучей камней и большими рогами архара, и примостился на бугре. Отсюда был виден почти весь остров. Оглядывая пространство, он увидел идущих от пастухов туркмен и спустился к ним.
Островитяне несли огромные мешки, сгибаясь под их тяжестью. Что было в них — никто не знал. К берегу, куда шли нагруженные люди, поспешили от палаток казаки и музуры, присоединились к ним сам Карелин и купец Герасимов, затем подоспели Фелькнер, Десятовский и все остальные. Достигнув берега, где стояли русские катера и туркменская гями, островитяне сняли с плеч чувалы и принялись грузить их на судно.
— Хов, Кеймир-хан! — первым окликнул пальвана Абдулла, — Что это у тебя в чувалах?
