— Хан-ага, сердар Махтумкули велел передать, что войско персидского Мирзы разгромлено.
Кият едва заметно вздрогнул, распрямился и быстро сказал:
— Хай, молодцы! Разве мог этот змеёныш устоять против иомудов?! А ну расскажите, как было дело.
— Недолго мы с ними возились, хан-ага, — заулыбался джигит, и Кият подумал: «Раз молодой, обязательно хвастун». А джигит продолжал: — Каджары собрали дань и направились по берегу Гургена. Мы не знали — к себе в Астрабад пойдут или на нас. На отдых остановились они в кишлаке Сенгирь-Суат. И как раз в этот день к нам приехали гокленцы, помощи запросили. Сердар собрал маслахат. Вечером наше войско двинулось на Гурген. Подошли к кишлаку, окружили. Как раз уже ночь наступила. Сердар отобрал человек сто, мы трое тоже в эту сотню угодили. Говорит: «Проберитесь в каджарский лагерь и порежьте всех главных. Потом зажгите персидский шатёр — это будет сигналом». Так мы и сделали. Пробрались осторожно, как барсы, и всех порезали. Мне повезло, хан-ага… Я у самого Мирзы Максютли голову отрезал…
Кият опять от неожиданности вздрогнул, с недоверием взглянул на всех троих. А джигит поднялся с ковра, быстро вышел наружу и вернулся с мешком.
— Вот она, хан-ага, — сказал, злорадно посмеиваясь, и достал из мешка голову принца Максютли.
Кият-хан замер. Чем пристальней он вглядывался в мёртвые восковые черты лица, тем больше убеждался, что это и в самом деле голова Мирзы Максютли, одного из многочисленных внуков Фетх-Али- шаха, родного брата астрабадского правителя. На мёртвой голове была намотана зелёная окровавленная чалма со светящимся крупным бриллиантом.
— Зачем сердар прислал её мне? — спросил Кият, чувствуя, какая ответственность ложится на его плечи за убийство принца: шах Мухаммед призовёт всю Персию к мести.
Джигит, почувствовав смятение хана, спросил:
— Хан-ага, подскажите нам… Сердар Махтумкули не знает, какой выкуп взять за эту голову. Каджары хотят похоронить её с почестями, как хоронят людей шахской крови. Вот сердар и велел нам: «Езжайте, покажите хану-ага, а заодно пусть назначит цену выкупа».
Кият-хан молчал. Хотел позвать ишана, но подумал: «Этот испугается, скажет — мы тут ни при чём». Наконец распрямился, ощупал бороду и спросил:
— Гокленский сердар Алты-хан приехал к вам?
— Да, хан-ага…
— Отдайте эту голову ему и пусть он скажет каджарам, чтобы привезли фирман, на котором подписи гокленских ханов о подданстве шаху. Когда Алты-хан бросит в огонь этот фирман, тогда пусть отдаст голову принца. Бисмилла…
Джигиты поклонились, взяли мешок с головой и вышли из юрты.
ОСТРОВ «РАЗБОЙНИКОВ»
Неподалёку от «Девичьей башни», близ морского клуба и новых европейских построек, за крепостной стеной, с утра до ночи оглашалась звоном голосов, посуды и духовой музыки русская ресторация. Это было довольно просторное заведение с множеством белоскатертных столиков, с полукруглой площадкой для музыкантов, на которой по вечерам восседали «духачи» и танцевала баядерка. К основному залу примыкал широкий айван, украшенный декоративными пальмами: здесь, в основном, занимали столики господа офицеры и высшие чиновники. А вообще-то ресторация собирала всех тех избранных, перед которыми солдаты и унтера вытягивались, отдавая честь, а городская чернь опасливо кланялась и уступала дорогу. В ресторации можно было встретить какого-нибудь генерала из Тифлиса и чиновника из Тегеранского посольства, кучку шумливых гусаров, только что прибывших из Дагестана и бахвалящихся геройством в стычках с горцами Шамиля, чиновников госдепартамента, именитых, первой гильдии купцов из Астрахани, персидских, английских, турецких подданных, оказавшихся по долгу службы в Баку… Это заведение было приятным прибежищем и для господ научно-торговой экспедиции Карелина. В середине мая он привёл пять купеческих парусников из Астрахани в Баку и, готовясь к отплытию на восточный берег, частенько посещал этот уютный зал.
Сам, как обычно, во фраке и белой манишке, Бларамберг и Фелькнер в парадных мундирах, Десятовский в каком-то причудливом камзоле, а купец Герасимов во французском костюме с бабочкой у самого подбородка — усаживались на айване возле перистой пальмы и заказывали ужин. Так было и в тот вечер. Они только-только уселись и ещё даже не сделали заказ, как их внимание привлёк вошедший джентльмен. Он был элегантно одет: во фраке и начищенных штиблетах. Стоя у порога, глазами отыскивал свободное место. Не в меру матовое, как у мулата лицо и тонкий заострённый нос показались Бларамбергу знакомыми:
— Григорий Силыч, — сказал он тихонько, — да это же Виткевич. Поглядите! — И, не дожидаясь, как среагирует на это известие Карелин, штабс-капитан вскочил из-за стола и замахал рукой, привлекая внимание завсегдатаев:
— Ян! Ян Викторович, пожалуйста, сюда! Идите к нам!
Увидев своих, Виткевич широко улыбнулся и, легко прошествовав между столиками, оказался в кругу друзей.
— Какими судьбами, Ян? — пожимая ему руку, спрашивал Бларамберг. — По нашим расчётам, ты должен есть шашлыки с эмиром бухарским, а ты вдруг появляешься в этой ресторации!
Карелин и другие господа тоже высказали своё удивление, ибо каждый, кроме купца Герасимова, знал, что этот щеголевато одетый молодой человек — адъютант генерал-губернатора Оренбургского края Перовского и что генерал год назад отправил его по сугубо политическим делам в Бухару.
— Господа, — искренне улыбался он, усаживаясь рядом. — Мне повезло. Я узнал в Тифлисе о вашем местопребывании и поспешил сюда.
Виткевич особое расположение питал к Бларамбергу — они были хорошими друзьями, и, говоря, всё время смотрел ему в лицо; лишь изредка, приличия ради, он обращал свой взгляд на Карелина. С ним он тоже имел дела, но чисто служебного порядка. Они виделись, когда Григорий Силыч обращался за какой- либо помощью к Перовскому и непременно сталкивался с его адъютантом.
— Ах, Иоган, если б ты знал, как ты сейчас мне нужен! — заговорил Виткевич, похлопывая Бларам- берга по плечу.
— У тебя всё благополучно? — насторожился тот.
— Да, разумеется. Я встречался с эмиром и видел это царство караванов и мечетей. Между прочим, господин поручик, — обратился он вдруг к Фелькнеру, — вы могли бы найти применение своим способностям в Бухаре. Эмир просит нашего государя, чтобы прислали в его ханство хотя бы двух горных инженеров для обнаружения естественных богатств.
— Любопытно, Ян Викторович! — возликовал Фелькнер. — И что же: я могу предложить свои услуги?
— Чёрт бы вас побрал. — пошутил Карелин. — Вам покажи бухарскую мучную конфетку, и вы бросите меня на произвол судьбы посреди Каспийского моря!
Все засмеялись, и Виткевич заговорил вновь:
— Господа, об экзотике и прочих бухарских прелестях — потом. У меня — разговор самый серьёзный. — Он оглянулся на сидевших рядом, за столиком, господ чиновников из таможни и заговорил тише: — В Бухаре до меня побывал английский агент Бёрнс. Англичане замышляют не более не менее как проторить путь из Индии в Афганистан, а оттуда прямым путём в Бухарское и Хивинское ханства. В кабинете лорда Окленда в Ост-Индии уже разрабатываются планы захвата афганских территорий. Английские купцы-негоцианты уже фрахтуют корабли и загружают трюмы, чтобы выгрузить товары в Индии, а потом наводнить ими рынки Бухары и Хивы… Вы, конечно, понимаете, господа, о чём я говорю. Все эти предпринимательства англичан делаются в пику русской политике. Если им удастся осуществить задуманное, то русскому промышленному капиталу никогда не выбраться в среднеазиатские ханства.
