Карла Васильевича в четверг?
— Пока нет…
— Ну так представьтесь секретарю, голубчик.
Больше с него пока ничего не потребовали. Карелин оба дня до совещания проторчал в отделах Госдепартамента, рассказывал чиновникам о поездке, побывал у Даля, который находился в столице с генералом Перовским, в «Отечественных записках», в университете у студентов. Всюду его встречали с превеликим удовольствием и слушали с интересом. Наконец в четверг, к десяти утра, он пожаловал к министру иностранных дел, зная, что о его приезде много говорят, им интересуются — кое-кто превозносит, кто-то принижает и злословит. Он пришёл внутренне собранный и подготовленный к любому ответу, из чьих бы уст ни прозвучал вопрос. Как и предполагал Григорий Силыч, на совещание пожаловали почтенные именитые господа. Но неожиданным было присутствие Кавказского командующего — барона Розена, астраханского, генерал-губернатора Тимирязева, военного министра Чернышева и генерал-лейтенанта Шуберта, министра финансов Канкрина… Наконец, когда приглашённые господа уже тесно толпились в приёмной министра, появился Оренбургский генерал-губернатор Перовский и с ним Бларамберг, который никак не предполагал, что его позовут на совещание столь высокого круга.
Без минуты десять Нессельроде, в голубом мундире, седоголовый, с кустистыми бровями и бакенбардами, прошествовал за стол. Поздоровавшись со всеми, он особо приветствовал военного министра и пригласил всех садиться.
— Ваше сиятельство, — спросил небрежно Чернышев, — а что же граф Симонич. Он не приехал?
— Обойдёмся без него, — ответил Нессельроде. — От посла есть записка… — И без всяких преамбул от» крыл совещание:
— Господа, с соизволения его величества, ныне я собрал вас у себя, дабы обсудить гератскую проблему. Вызван этот разговор, как известно, беспорядками в Каспийском море и на туркменских берегах во время нахождения там государевой экспедиции…
Карелин вскинул взгляд на министра: «Значит, всё-таки не обошлось без огня. А что же морская эскадра? Я же посылал депешу!» Непроизвольно он поднял руку, словно попросил слова, но никто не заметил его движения. Нессельроде спокойно продолжал говорить о том, сколько сил и энергии вкладывает государь, чтобы сделать Каспий ареной большой промышленной торговли, чтобы народы, живущие на его берегах, пользовались бы потребительскими предметами России; наконец, какое великое значение придаёт его величество приобщению к торговле среднеазиатских ханств…
Нессельроде говорил и говорил, а Карелин и в самом деле ничего толком не знал и лишь догадывался о войне на восточном каспийском побережье. Он слушал министра и припоминал осенние холодные дни, когда поднимался на вершину Большого Балхана, Дигремдаг, оттуда был виден чуть ли не весь берег; пески, древний Узбой, заливы и горы. Но не было скоплений конницы, не было ни огня, ни дыма. Наконец и проводники, участвовавшие в восхождении на вершину, не проявляли никакого беспокойства. Может быть, распри начались позднее, когда корабли стояли у Кара-Богазского залива? Когда Бларамберг, отважившись, сел с казаками в катер и поплыл в самую Чёрную пасть? Штабс-капитана не было более двух суток. Карелин тогда забеспокоился: не погиб ли он! Высадился с казаками и пошёл берегом залива искать пропавших. Слава богу, всё обошлось благополучно — Бларамберг сжёг катер и вернулся. Но тогда… Именно тогда подскакали к заливу туркменские конники и, не подъезжая близко, потому что боялись, принялись размахивать шапками и звать Карелина к себе. Тогда он подумал, что это разбойники. А они возможно хотели сообщить ему что-нибудь важное? Вот дьявольщина…
Нессельроде между тем заговорил о более конкретных вещах. Полномочному министру в Персии, графу Симоничу, с превеликим трудом удалось расположить ныне царствующего Мухаммед-шаха в пользу России, потеснив некоторым образом английскую дипломатию…
Лица присутствующих поскучнели: видимо, все подумали, «граф Карла» садится на своего конька и сейчас будет «размахивать саблей». Но проницательный Карл Васильевич, словно угадав настроение присутствующих, неожиданно сказал:
— Не сочтите за дерзость, господа, но некоторые из вас вовсе недооценивают положение дел на азиатском востоке. Ныне английские агенты беспрепятственно разгуливают по улицам Бухары и Кабула, а по дипломатическим каналам всё чаще присылаются сведения о возможном вторжении английских войск из Ост-Индии в Афганистан. Бывший недавно в Бухаре наш человек указывает в записке о происках английского агентства Бёрнса. Речь идёт о размещении промышленных товаров Англии на рынках Бухарского, Хивинского и Кокандского ханств…
Карелин с Бларамбергом переглянулись: оба догадывались, что министр говорит о записке Виткевича, год назад побывавшего в Бухаре и теперь живущего при посольстве в Тегеране. Смежил благосклонно ресницы и потрогал усы генерал Перовский: всё-таки речь зашла о его личном адъютанте!
— Наша святая обязанность, господа, не пропустить английские товары ни в Кабул, ни в Бухару, ни в Хиву, ни в Коканд, — продолжал министр. — С этой целью государь прошлым летом одобрил создание антианглийского союза в Тегеране… Возглавляет его Симонич, задача его — привести армию шаха в боеспособность, вывести к границам Афганистана и захватить Герат. При таких обстоятельствах выход англичан к среднеазиатским ханствам перекрывается и создаётся благоприятная возможность проникновения русского капитала в эти ханства. Именно поэтому прошлым летом намечалось нами провести две сугубо важные экспедиции. Одна из них — поход шаха на Герат, другая — государева экспедиция, под началом коллежского асессора Карелина, в инструкции которой было указано изучить все пути в Бухару, Самарканд, Хиву и прочие города и населённые пункты Средней Азии.
Нессельроде вышел из-за стола, взял указку и, раздвинув шторки, обнажил большую политико- административную карту.
Коснувшись остриём указки персидской столицы, повернулся к присутствующим:
— Давайте рассмотрим ближе: что же произошло? В мае прошлого года граф Симонич добивается согласия Мухаммед-шаха, и войска собираются в поход на Герат. Английский посланник Эллис в спешном порядке отправляет депешу в Сент-Джемский[10] кабинет лорду Пальмерстону об угрозе захвата Герата шахом. Одновременно он пытается уговорить шаха отменить назначенный поход. Но шах непреклонен: армия выходит из Тегерана и останавливается в летнем лагере Кельпуш, чтобы затем двинуться дальше, Эллис по приказу Сент-Джемского кабинета покидает Тегеран. Шах начинает проявлять неуверенность: возможность разрыва дипломатических отношений с Англией пугает его. Симонич проявляет максимум энергии, чтобы поддержать персидского государя, и тут выходит на политическую арену коллежский асессор Карелин!
Сказано это было с явной издёвкой, и присутствующие засмеялись.
— А как же, Карл Васильевич! — не переставая смеяться, подал голос Перовский. — Знай наших!
— Между прочим, Карелин как раз и есть ваш, — сказал Нессельроде. — И этот Карелин… Встаньте, господин асессор! — повысил голос министр и, выдержав паузу, пояснил: — Этот Карелин устроил такой кавардак, что долго ещё придётся нам разбираться.
Наступила напряжённая тишина. Нессельроде заговорил вновь:
— Шах сначала воспринял всё, как оно и намечалось, — русская экспедиция появилась в Астрабадском заливе, чтобы поддержать персиян. Но Карелин вместо поддержки сам накинулся на них. Все рыбные култуки у Атрека. Гургена и в Астрабадском заливе очистил от персидских сетей и велел туркменцам пользоваться этими култуками. Знай, мол, наших!
Генералы вновь засмеялись, но уже несколько сдержаннее.
— Затем его превосходительство Карелин, не имея на то никаких полномочий, разрешил астраханскому купцу Герасимову заключить сделки с туркменцами на откуп рыбы. Таким образом, он недвусмысленно заявил персидскому государю: култуки эти принадлежат не тебе, а туркменцам. Опять же — знай наших!
Теперь уже никто не смеялся. Карелин стоял, уставившись в зелёное сукно стола, и не поднимая глаз. Барон Розен, когда речь зашла об откупе култуков, машинально достал платок, промокнул лоб и с состраданием: посмотрел на Карелина. Затем вновь перевёл взгляд на Нессельроде и сказал тяжко, словно
