соседях. Забыть о странной Холли, о себе, о матери, о сестре, о брате. Об учителе, ученике, своднике, звезде эстрады. Бог, один только Бог, прощающий грехи тем, кто следует его правилам, определяет красоту.
Он сделал паузу для пущего эффекта.
— Даже самого красивого, того, что именуют Люцифером. Его он тоже прощает, — пафосно завершил он свою речь.
Квинтон подошел к платяному шкафу, снял с вешалки черный купальный халат и повесил на крюк за дверью. Подготовка к предстоящей работе освежила и воодушевила. Как обычно, весь день он постился и принял слабительное. Важно быть чистым изнутри и снаружи. Даже ощущая заранее вкус бифштекса, который он съест через несколько дней, все это время Квинтон будет воздерживаться, питаясь только молоком и бобами — продуктами питательными и нужными для дела. А уж потом снова наведается в ресторанчик Джона Элвея — для равновесия. Там ему понравилось.
Он надел нижнее белье от Армани — другого не признавал. Белье этой марки облегало плотно, но при этом не мешало кровообращению в отличие от «Табито» — его Квинтон с негодованием предал огню уже после часа ношения. Не удивительно, что он так долго не испытывал сексуального удовлетворения. Общество вступило против него в заговор, чтобы лишить мужества.
Квинтон натянул белые носки, привычные серые брюки и светло-голубую рубаху с отложным воротничком. В такие мгновения важно выглядеть респектабельным и в то же время не привлекать к себе внимания. Коричневые туфли «Скетчерз». В этой одежде ему было легко и свободно. Впрочем, легко и свободно он ощущал себя всегда, достаточно только пожелать. Несомненно, в том одна из главных причин, почему Бог благоволит к нему.
Он умеет адаптироваться и чувствовать себя как дома повсюду. Если, конечно, вокруг не мельтешат несносные дети. Или если у него грязные ногти. Или когда слишком жарко или слишком холодно, или когда ковер не вычищен как следует, или, если уж на то пошло, не раздражает куча других непорядков.
На самом деле, если уж быть честным до конца, Квинтон по-настоящему пребывал в мире с самим собой, только когда все вокруг пребывало в том безукоризненном порядке, который был задуман Богом изначально. И здесь нет ничего дурного, ведь миссия Квинтона Гулда — придать вещам их былой порядок. Даже собственные промахи идут на пользу делу. Делу совершенствования.
«Благослови меня, Отче, ибо я согрешил».
Он вышел из спальни и принялся тщательно осматривать квартиру. Правило и порядок привнесли в жизнь симметрию, которая обеспечивает равновесие и радость. Потому-то он час назад и занялся маникюром. Потому и все красные подушки на диване, обитом бархатом персикового цвета, не разбросаны кое-как, но разложены тщательно, в равновесном и красивом порядке.
На стенах ни пятнышка — он подкрашивал их каждые три месяца, используя недавно появившуюся в продаже краску без запаха. На каждой стене было по зеркалу, что позволяло видеть себя в разных ракурсах.
Квинтон нагнулся и подобрал белое перышко, выпавшее, наверное, через тоненький шов в подушке. Не пора ли заменить подушки? Теперь это настоящий мусор, в основном китайское производство. Хотя бывает, что и в Вашингтоне делают.
Квинтон бросил перо в большую урну, которую использовал в качестве склада для таких вот случайных отбросов. Придурки из психиатрического отделения утверждали, что он якобы страдает обсессивно-компульсивным расстройством и шизофренией. Лжецы. А таблетки он принимал, только чтобы обвести их вокруг пальца. По правде говоря, сделать это он мог с завязанными глазами или отключенным сознанием.
Квинтон прошел на кухню. Семь шагов.
«Интересно, — подумал он, — как маленький Джоши из ресторана себя чувствует, получив столь ценный урок от дяди Квинтона? Везучий щенок. Лучше уж там и тогда, чем на улице, где инструментом обучения может оказаться не мягкая ладонь, а кувалда. Но сейчас истинной победительницей будет Мелисса, стюардесса, которая раскроет свое истинное предназначение не далее как… — он взглянул на настенные часы, — через два часа двадцать одну минуту. Когда часы пробьют два часа ночи».
Он почувствовал, как предвкушение события пробирается вверх по позвоночнику. На мгновение представилось, будто он стоит на мосту с перевязанными лодыжками и вот-вот бесстрашно бросится в пустоту. Но у него нашелся лучший способ летать.
«Благослови меня, Отче, ибо я согрешил».
Правила. Всегда правила. Красоту определяет Бог, и он же выбирает высшую красоту.
«Верно, ах как это верно».
Но это еще не все. Есть и другое правило, правило номер два. Ибо совсем недавно Квинтон обнаружил, что у Бога есть фавориты. Одних Бог любит больше, чем других. Он неравнодушен к своему творению и, дабы произвести впечатление на фаворитов, готов склониться над аутсайдерами.
Более того, имеется фаворит. Некий индивид, пребывающий в таком фаворе, что в сравнении с ним другие даже не фигурируют в Божественном перечне предметов, достойных его внимания. Создатель сосредоточился на одном.
Квинтон открыл дверь в кладовку, где были аккуратно расставлены консервные банки с сушеными бобами в сахарном сиропе от Хорниша. Его любимый сорт. Пища для мозга.
Он взял ящик с электродрелью «Хитачи», вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Затем вскипятил немного воды, чтобы подвергнуть инструмент санитарной обработке, — Мелисса этого заслуживает. На зубчатой поверхности дрели не должно быть ни единого микроба.
Да, Бог сосредоточился на одном, как некогда был поглощен Люцифером. Все обитатели небес и ада вглядывались из своих далей в того единственного, на кого пал выбор Бога. Остальное существовало лишь как сцена его благодеяний.
Небесам и аду нужно было знать: ответит ли избранный любовью к Богу?
Квинтон переложил дрель в черный чемодан, рядом с седативами. Остальное из того, что понадобится, было уже аккуратно разложено по местам. Он тщательно запер чемодан и огляделся. Срок его возвращения зависит от меры податливости Мелиссы. Может, день пройдет, а может, три.
Довольный тем, что все идет как надо, Квинтон выключил свет и направился к гаражу, где его ждал зеленый «шевроле»-пикап.
Он сел за руль и усмехнулся, прислушиваясь к неслышной словесной битве, что разворачивается внутри — между ним самим и невидимым оппонентом.
«Ты только представь, чудачка, ненормальная. Представь на секунду (понимаю, это нелегко, ведь ум у тебя послабее моего), что речь идет именно о тебе. Ты — в центре происходящего. Что выберешь, то и имеет значение. Подобно Нео из любимого фильма Квинтона „Матрица“, в один прекрасный день ты проснешься и узнаешь, что избранный — это ТЫ. Это безумие, но это правда. Ты — его невеста. Фаворит Бога.
Слушай, Нео, идиот несчастный, попробуй вдолбить в свою дурацкую башку. Есть правило номер два, и оно гласит: Бог в своей бесконечности и всесилии может избрать не одного, а многих фаворитов, и все будут равны. Так что все верно, Нео. Ты фаворит, ты избранный. Но и я тоже. Да и всякое живое существо, попирающее эту проклятую землю. И правила одинаковы для всех. К сожалению, большинству не хватает мозгов, чтобы понять, какое важнейшее значение они имеют в игре, именуемой жизнью».
До недавнего времени Квинтон ненавидел всех людей за их никчемность. Но потом ему стало ясно: дело обстоит прямо противоположным образом. Все они — любой мужчина, женщина, ребенок — обладают бесконечной ценностью. И это мгновенно заставило его возненавидеть их за то, что они в своей значимости равны ему.
Но теперь не было нужды задумываться над такими загадками. У него появилась миссия. Он стал ангелом Бога — мессией, посланным на помощь тем, кого Бог более других хотел бы приблизить к себе в вечном блаженстве.
Поскольку Богу в его бесконечном милосердии прекраснейшими кажутся все люди, Квинтону дано выбрать семерых — священное число Бога. Он приведет этих семерых к его престолу — символический акт поклонения, за который он будет щедро вознагражден. А в итоге ему возвратят способность производить потомство. Его тело, пребывающее ныне в покое, как медведь во время зимней спячки, восстанет и
