Никогда еще Птичка не оставалась с мужчиной наедине, пусть даже для того, чтобы поговорить об убийце. Но они разговаривали не об убийце. Они беседовали о центре. Брэд хотел знать распорядок здешней жизни. Все, до мельчайших подробностей. Ее удивило, что кто-то может так интересоваться скучной рутиной повседневной жизни.
Как она встает каждое утро в семь. Как ест на завтрак два яйца с тостами, горячим какао и маленьким стаканом апельсинового сока. Обычно в компании Андреа. Как после завтрака Андреа идет к ней в комнату и заставляет чистить зубы.
Она показала свои зубы Брэду и спросила, что он думает о них. Он засмеялся и сказал, что они на удивление белые и ровные. Потом смутился и попытался объяснить, что «на удивление» не значит, что он удивился, просто имел в виду — редкостно белые и ровные. Впрочем, ровные, особенно без скоб, действительно большая редкость.
Этого ему было мало, и Птичка изложила все свое дневное расписание, включая карточные игры с Рауди, который только и знает, что толковать о шифрах, шпионах, следах и тому подобном. Она дружит со всеми, кто живет в центре больше года, но не так, как с Кассом, Рауди и особенно Андреа, которую Элисон взяла под свое крыло.
Они говорили и о ее связях с внешним миром. Да, во всех комнатах есть телефонные аппараты. Можно звонить и отвечать на звонки в любое время. И конечно, имеется доступ в Интернет.
Кажется, Брэд удивился, услышав про картинки с изображением нагих женщин, которые постоялец Карл прикреплял к дверям других постояльцев, пока Элисон не положила этому конец. Птичку-то это не волновало, но некоторых, вроде Андреа, это угнетало, а других, вроде Касса, возбуждало. Птичке трудно было понять, почему люди так реагируют на наготу, но Элисон объяснила, что такая уж у нее натура — это просто проявление свойственного ей отсутствия интереса к внешности.
Птичка пожала плечами, а Брэд рассмеялся. Следует признать, он ей нравился. По-настоящему нравился.
Говорили они про ее семью, вернее, про то, что она могла вспомнить, то есть об одной лишь Энджи, сестре по матери, чье полное имя было Ангел.
Брэд удивился, услышав это.
Птичка вытащила фотографию, которую всегда носила в заднем кармане джинсов.
— Посмотрите.
Он взял снимок, вгляделся, перевел взгляд на Птичку.
— Смотрю, вы похожи. Она красивая.
«Как это понимать? — подумала Птичка. — Он что, назвал меня красивой? Пожалуй, нет. Но он сказал, что мы похожи, а все говорят, что Энджи красавица».
Такие вопросы ей обычно не задавали. Брэд хотел, действительно хотел, знать подробности.
«Как выглядит ваша комната? Где вы покупаете носки? Все ли покупаете по Интернету? Где больше всего любите бывать, в смысле на территории центра?»
Она добросовестно отвечала.
К убийце это отношения не имело, а вот к ней — прямое. Да, конечно, все это ради того, чтобы завоевать ее доверие, но даже если так, Птичка чувствовала с его стороны искренний интерес. Не было у него холодного взгляда следователя, пытающегося вытянуть ответы, как не было и мертвого взгляда психиатра, слушающего пациента, потому что работа обязывает.
В его взгляде угадывались зачарованность и сосредоточенность. Он проник в самые глубины ее души, но на этом не остановился, пытаясь узнать больше, понять ее до конца. А в какие-то моменты она могла поклясться, что тот готов съесть ее глазами. А дважды во время разговора Брэд прикоснулся к ее плечу.
— Нет, нет, я не это имел в виду, — сказал он при этом. — Поверьте, я обожаю «Адскую кухню». Всем нам нравится смотреть, как хлыст надсмотрщика приводит в чувство кучу бездельников. Просто… — Он пристально посмотрел на нее.
Она в эту минуту была способна думать только о том, что чувствует тепло его руки на своем плече. А когда он убрал ее, стало тоскливо.
— Просто — что? Вам трудно представить меня на кухне? — спросила она.
— Почему же? — широко улыбнулся он. — Честно говоря, совсем не трудно.
Они продолжили разговор, то и дело посмеиваясь над чем-то, и в какой-то момент он снова коснулся ее плеча.
Потом ему захотелось узнать о ее творчестве.
— Вам действительно интересно? Это же просто истории. И я их никому не рассказываю.
— Что за ерунда. В этих историях — вы сами. Вы должны рассказать их мне. И я хочу знать все.
— Правда?
— Да.
— Но у нас нет времени.
— У нас целый день. И поверьте, если мы кому-то понадобимся, все знают, где нас найти. Перескажите мне свой первый роман. Кто знает, быть может, его опубликуют, и тогда я окажусь первым читателем. Я настаиваю!
— Ладно. — Птичка вскочила со скамейки. Сердце ухало в груди. — Только вы должны пообещать… не смеяться.
— Обещаю; только если вы сами засмеетесь, я поддержу.
— Это ладно, но не над самим повествованием или не над тем, что вам покажется глупым.
— Обещаю. — Брэд поднялся следом за ней. — Как вы назвали роман?
— «Горакус».
Они медленно двинулись по тропинке. Брэд шел с ней бок о бок.
— Это про мир, — продолжала Птичка, — существовавший две тысячи лет назад. Он так и назывался — Горакус.
Птичка пересказала сюжет, но ему были нужны подробности. Что делали люди Горакуса по ночам, что носили, как праздновали свадьбы. Как выглядели их спальни, как пользовались Интернетом и какие сорта зубной пасты предпочитали.
Птичка с восторгом, какого от себя не ожидала, отвечала на все вопросы. Никому она так подробно не пересказывала сочиненные ею истории.
Изложение «Горакуса» заняло еще час. Птичке стало неловко: слишком много времени она у него отнимает. Порывисто схватив Брэда за руку, она подвела его к ближайшей скамейке и заставила сесть.
— А теперь расскажите о себе.
— О себе?
— Да. Если хотите, чтобы я до конца вам поверила, вы должны поделиться своими секретами.
Он усмехнулся и покачал головой.
— Ну? — Она тоже широко улыбнулась.
— Что, не получается у меня расшевелить ваш мозг?
— Отчего же, попытаться можно. Но у меня не должно оставаться ни капли сомнений в том, что внутренне вы мне доверяете, и тогда, в свою очередь, и я смогу вам внутренне доверять. Для этого мне и нужны ваши секреты. Самые заповедные, самые сумрачные. Ну может, не самые… Но что-то в этом роде.
— Ничего себе… — Брэд засмеялся и закрыл лицо руками.
— В чем дело?
Сотрясаясь от смеха, он покачал головой. Птичке пришлось силой развести его руки.
— В чем дело, спрашиваю?
Его вид озадачил Птичку. Лицо Брэда раскраснелось, он хихикал, как школьник, а глаза сияли, словно солнце. Она невольно захихикала вместе с ним.
Брэд не мог ей признаться, что хохочет не потому, что смешно. Он смеется от восхищения собеседницей. Потому и раскраснелся — смущен этим самым восхищением.
Наконец они успокоились, и Брэд откинулся на спинку скамьи, сцепив руки на затылке.
— Господи, не помню, когда в последний раз так смеялся.
