не до шуток.
Федор решил не вступать в ненужную полемику. Тем более что в сложившемся положении это может только ему навредить.
А Липков, видя, что Федор готов его слушать, сказал, как будто обрадовавшись чему-то такому, чего пока еще не знал задержанный оперативник:
– Так вот, Федор Николаевич. Ваше задержание никак не может считаться тайной. И уж никак не государственной. Скоро сюда приедет ваше начальство, и вам будет предъявлено обвинение.
Больше Федор молчать не мог. «Обвинение? О чем он? В чем меня хотят обвинить? Уж не в изнасиловании ли официантки из кафе?» – подумал он и спросил у Липкова:
– Тогда скажите, в чем меня обвиняют? Надеюсь, не в изнасиловании?
И опять уголки губ строгого заместителя прокурора чуть опустились, обозначив едва заметное подобие снисходительной улыбки.
– Нет, не в изнасиловании, – сказал он повеселевшим голосом, явно радуясь той реакции, которая сейчас отразится на лице капитана. Вот когда уж ему точно будет не до шуток. И Липков заранее злорадствовал, какая у Туманова будет рожа.
– У вас статья похуже. Вы обвиняетесь… – Он нарочно сделал паузу, чтобы пощекотать нервы капитана, кашлянул и объявил: – В убийстве!
Федор стоял и молчал, переваривая в башке все, что сказал заместитель прокурора Липков. А подумать было над чем. Ведь обвинение в высшей степени серьезное.
Сердце заныло. «Неужели я вчера за этим проклятым кафе отличился? Нет, тут что-то не так. Не мог я. Черт! И зачем только взял с собой пистолет? Вот, теперь вляпался по самую ж… Эх, Туманов, Туманов». Федору не хотелось представлять, какие мытарства ожидают его впереди за содеянное. Но может, этот Липков разберется как следует. Нет, не того полета он птица. Он – прокурорская шишка. А не следователь, который будет вести дело. Следователь обязан объективно рассмотреть все «за» и «против».
Но тут же Туманов разуверился в своих домыслах, понимая, что вряд ли такое произойдет. А следователь будет опираться на факты и, скорее всего, постарается побыстрее передать дело в суд.
– Послушайте, я никого не убивал. Здесь что-то не то. Вы располагаете какими-то доказательствами?
Вместо ответа Липков достал из папки небольшой целлофановый пакет, в котором лежал «ПМ» и рядом пустая обойма. Патроны были рассыпаны по пакету.
Федор быстренько пересчитал их. Не хватало одного патрона.
Липков внимательно наблюдал за тем, как изменилось у Туманова лицо. «Что, голубчик, вляпался?» – так хотелось ему спросить. Какое самонадеянное лицо было у него в самом начале беседы и какое стало сейчас. Он жалок, этот опер, капитан. Сейчас он – существо, угодившее в капкан.
– Это ведь ваш пистолет?
Федор судорожно сглотнул горькую слюну. Воды бы попить. Во рту пересохло. Но в этой камере даже крана нет. И его словно нарочно бросили сюда на выживание. А сколько ему здесь торчать, один бог знает. Ничего не скажешь, радушный прием. Когда-то он сажал уголовников и подозреваемых в преступлениях, а сейчас сам угодил в «каюту». Вот радость будет для всех, кто имеет на него зуб!
– Я вас спрашиваю, вы узнаете свой пистолет? Если хотите, можете глянуть на номер.
На номер Туманов смотреть не стал. Свой пистолет, конечно же, узнал сразу. Только не думал, что верный дружок так подставит его.
– Мой пистолет, – немного осипшим голосом произнес Федор, ожидая, что еще выдаст на радостях Липков. Если уж грузить, то сразу.
Теперь заместитель прокурора на радостях потирал руки, подумывая: «Ну что, капитан, теперь ты мой. Лучше признавай свою вину, и разойдемся красиво. Ты к себе в каменную каморку, а я, уж извини, в свой кабинет. Разные у нас пути».
– Так вот, Туманов, – тон у Липкова сразу сделался официальным. – Из вашего пистолета вчера возле кафе «Весна» был убит гражданин Гришин. Желаете сделать заявление? – чуть прищурившись, спросил заместитель прокурора, словно норовил заглянуть Туманову в душу.
Федору хотелось схватить этого самодовольного болвана за ворот его белоснежной рубашки и хорошенько встряхнуть. И чтобы удержать себя от этого столь рискованного желания, он убрал руки за спину.
– Да. Я желаю сделать заявление. Никакого гражданина Гришина я не знаю. И никого я вчера не убивал. Понятно вам? – Прозвучало это несколько вызывающе, что особенно не понравилось Липкову. И Федор понял, что перегнул немного. Не надо так с Липковым, и дальнейшее уже произнес мягче, спокойнее:
– Поймите, я вам говорю правду.
– Хорошо. Попытайтесь доказать вашу невиновность. Если вы меня убедите, я вас сейчас же выпущу из камеры под подписку. Если не сможете… Ну, что же вы молчите? Я готов выслушать ваши доводы, – сказал Липков, делая вид, что набрался терпения и теперь дело за Федором. Хотя и знал, никакими доказательствами тот не располагает.
Стоящий за спиной Липкова прапорщик со связкой ключей в руках от скуки зевал и недружелюбно посматривал на Федора, в любой момент готовый огреть его резиновой палкой по спине. Наслушался он здесь, насмотрелся и не такого. Некоторые менты, попав сюда, такую истерику закатывают, что заслушаешься. Ну, прямо оперетта. В театр ходить не надо. Уж так воют на разные голоса, чтобы доказать свою правоту. Только зря. Раз попал сюда, значит, за дело. А к преступникам у прапорщика отношение одно: чуть что не так, резиновой палкой по ребрам. Чтоб не забывали, где они.
И этого капитана он бы с удовольствием отходил по спине. Не нравится он прапорщику. Говорит много, а все впустую. Не верит ему заместитель прокурора, потому что имеет неопровержимые доказательства на руках. А капитан ерепенится зря. Попался, так будь посговорчивей.
– Ну, я жду ваших доказательств, – напомнил о себе Липков, чувствуя, что эта беседа начинает его утомлять. Разговаривать он привык сидя за столом, в мягком кресле, а тут приходится стоять. И оттого в ногах появилась усталость.
– Как я могу доказать свою невиновность? – несколько растерянно спросил Федор, начиная понимать всю безнадежность своего положения.
Но Липков только руками развел, давая понять, что помогать Туманову не намерен. Он не защитник, а обвинитель.
– Не знаю, – сказал он, желая поскорее закончить разговор, и посоветовал: – Я думаю, вам есть смысл нанять опытного адвоката. Может, ему и удастся доказать что-то в вашу пользу. Но, знаете, – призадумался Липков, – на мой взгляд, это пустое. Вы, вероятно, вчера так напились, что ничего и не помните.
Федор решил сказать пару слов в свое оправдание, чтобы Липков не посчитал его закоренелым пьницей.
– Да выпил я не много, – про выпитую водку, по случаю рождения Шубина-младшего, он решил умолчать и сказал: – Две бутылки пива в кафе.
Но Липков сразу заподозрил Туманова во вранье.
– И с двух бутылок пива вас так развезло? Не смешите. Вы даже не смогли убежать после совершенного убийства. Вас подобрали патрульные милиционеры. Вы лежали рядом с трупом с пистолетом в руке. Спали. Спокойненько храпели рядом с трупом человека, которого только что застрелили, – последние слова заместитель прокурора буквально прокричал в лицо Федору, так он был возмущен его поступком. – Человек, которому народ оказал доверие защищать его, и вдруг убийца! Как вам это?
Федор решил избрать тактику молчанки и не раздражать Липкова.
Зато Липков молчать не собирался. Он чувствовал себя обвинителем, которому народ дает право выносить суровый приговор таким отморозкам, как капитан Туманов. И голос его звучал звонко, эхом отдаваясь в тишине длинного коридора:
– Это, извините, что-то! Сначала драка в кафе, о которой вы, наверное, тоже ничего не помните? Как сцепились с Гришиным?.. А потом, уже на улице, решили расправиться со своим обидчиком
