Туманову дружелюбно. Ехал сюда, ожидал увидеть подавленного горем человека, готового целовать своему спасителю, то есть адвокату, руки. А вместо всего этого перед ним личность, не упавшая духом и вдобавок реально мыслящая.
– Нет, не с Гришиным, – серьезно ответил Туманов, не заметив язвительности адвоката. – Этот Гришин, когда я вошел, уже сидел там вместе с двумя мужиками. Водку пили. Но суть не в этом. Хотя приятелей тех его не мешало бы разыскать. Уверен, они многое могли бы прояснить. Я сказал Липкову…
– Заместителю прокурора города?
– Ему, – кивнул Федор и продолжил: – Так вот в этом проклятом кафе я выпил пару бутылок пива. Причем почувствовал, что после первой бутылки меня здорово цапануло. В руках и ногах появилась слабость. Голова кружится. А после второй меня и вовсе повело.
– То есть вы хотите сказать, в пиво было что-то добавлено? – заинтересовался Усков.
Федор устало кивнул.
– А бутылки были откупорены? – Вопрос адвоката прозвучал осуждающе. Если он опытный опер, а именно так отзывалось о нем начальство в управлении, то как мог лохануться? Почему не потребовал, чтобы принесли другие бутылки, закупоренные?
Федор только руками развел, буркнув при этом виновато:
– Я посчитал, что у них так принято.
А въедливый Усков уже следующий вопрос подбрасывает:
– Значит, после этих двух бутылок вас так развезло? – Он оценивающе глянул на плотную фигуру Туманова. Весил тот, по мнению адвоката, килограммов под девяносто.
– Развезло? – Федор точно удивился. – Да не то слово. Я почувствовал, что отключаюсь. Встал-то я почему, чтобы не вырубиться прямо за столом. А тут еще этот парень попер. До этого сидел, водку с пивом жрал, а тут вскочил и меня за грудки.
– Допустим, так и было, – призадумался Усков, потом спросил: – А что же тот человек, которого вы ждали?
– Он не пришел, – разочарованно произнес Федор. – Сам уж я об этом думал. Появись тогда Верзила, и этого ничего могло не быть.
Адвокат долго молчал. Даже снял очки и потер усталые глаза. Потом надел очки и негромко проговорил:
– Вы считаете, что вас…
– Уверен, меня подставили. Причем сделали это специально. Думаю, кому-то я здорово насолил. Такое не под силу одному человеку. Но самое досадное, что, сидя здесь, за стенами без окон, я не смогу доказать свою невиновность. И они это знают.
Адвокат нервно повел плечами, а, потом, не скрывая в голосе растерянности, спросил:
– Что же вы хотите от меня? Под залог вас не выпустят. Да и вряд ли вы найдете деньги для залога. Сумма-то не маленькая.
Федор махнул рукой, чтобы адвокат не говорил чепуху. Ни о каком залоге речь идти не могла. В голове у него было другое. Он придвинулся ближе к Ускову и заговорил едва ли не шепотом, чтобы, если кто-то топчется за дверью, не мог их услышать.
– Вы должны убедить следователя в проведении следственного эксперимента.
– Зачем? – Адвокат округлил свои слезящиеся глаза. Не ожидал, что Федор согласится признаться в убийстве. Следователь отзывался о нем, как о человеке несговорчивом, не идущем ни на какие компромиссы. И вдруг такое…
– Мне необходимо выяснить некоторые непонятные моменты преступления. Но не здесь, а там, где все это произошло. И вы должны мне помочь. Это мое требование.
В гробовом молчании адвокат Усков мучительно обдумывал все, что сказал Туманов, взвешивая «за» и «против». Потом, растягивая слова, сказал:
– Вы уверены, что вам это необходимо?
– Уверен, – твердо сказал Федор. Во все подробности пускаться он не стал и уж тем более посвящать в них адвоката. Мысль такая ему пришла не сразу.
Пару ночей подряд он провел без сна, все тщательно обдумывая. Время уходило, а вместе с ним и нечто важное, что могло бы пролить свет на все случившееся с Федором. И помочь себе он сможет только сам.
– Ну, что ж, – сказал адвокат, подумав, – если вы настаиваете, я постараюсь сделать все от меня зависящее.
Федор хотел попросить, чтобы Усков сообщил Даше, где он, но, поразмыслив, раздумал. Может, ей вовсе и не интересно это все знать. Да и засвечивать ее не стоит перед адвокатом. В управлении Туманов никому не рассказывал про Дашу. Она никогда не звонила ему на работу. Если вдруг и возникала такая необходимость, то только на сотовый. Федор никогда не брал ее на торжественные вечера, проводимые управлением. Девушка, конечно, обижалась. Не понимала, почему он так поступает. Ведь она не какая- нибудь страшилка. По улице идет, мужики так и пялятся. И если девушка – красавица, разве нужно ее скрывать от всех? Даша считала наоборот и поглядывала на противоположный пол соблазнительными глазками, но притронуться к ней мог только ее любимый Федор. А для других она недоступна. И так будет всегда, пока он рядом.
Глава 10
Первое, что порадовало глаз Федора после почти недельного заточения, это яркое солнце, пусть и не такое уж теплое, как в начале лета. Хотелось подставить лицо под его лучи и простоять так долго- долго.
Иногда с Дашей они выбирались на целый день за город и, уединившись, чтоб их никто не видел, валялись голые в траве, принимая солнечные ванны. Это было замечательно. Теперь Федор не мог сказать, повторится ли когда-нибудь такое. Хотелось бы в это верить.
Он вздохнул, вспоминая о тех днях, и спросил у коренастого оперативника, к которому был пристегнут наручниками за правую руку к его левой руке:
– У меня не слишком бледное лицо?
– Чего? Лицо? – Оперативник вылупился на него, сочтя за наглеца. – Ну, ты посмотри на него, – сказал он шедшему рядом следователю прокуратуры. – О лице он беспокоится. В театр собрался.
Прокурорский следак хихикнул. Был он среднего роста, но необычайно худой. Пришел один раз на допрос в форме, и Федора воротило от одного его вида. Форма на нем сидела, как на огородном пугале.
А еще голос. Для себя Федор определил, такой голос может быть только у закоренелого педика. Поэтому следователь ему не понравился вдвойне. Да и несамостоятельный он был какой-то. Едва ли не по каждому вопросу звонил Липкову, советовался, чем вызывал у Туманова улыбку. «Молодой. Из новичков», – думал про него Федор.
– Иди. Я тебе потом устрою театр, если захочешь, – гоготнул коренастый опер и потянул Федора за пристегнутую правую руку к поджидавшему их микроавтобусу «Газель».
– Грубо, – заметил на это Туманов, хотя и понимал: тупоголового опера таким замечанием не проймешь.
А вот шедшего рядом другого опера сказанное Тумановым, как видно, задело. Он огрызнулся:
– Смотри-ка, не нравится ему. Хрен какой. Не надо было палить из пистолета, и сейчас бы не торчал у нас в отделе. И нам бы с тобой не возиться. А теперь терпи. И поменьше разевай рот, а то кулак влетит.
Федору ничего другого не оставалось, как согласиться, и он сказал коротко:
