— Заткнитесь!
Я замерла. Маделейн замерла. Замерли все. Затем Маделейн вскочила, и так, что ее стул с грохотом опрокинулся на пол. Она стояла, уперев руки в бедра. Одна секунда, две, три. Она в упор смотрела на Алекса. Он также смотрел на нее. Она первая отвела взгляд и посмотрела на меня. Я молчала. Маделейн выскочила вон.
Стефани, своим мягким успокаивающим голосом, поменяв тему разговора, спросила, разрешила ли полиция пользоваться кухней. Когда я ответила утвердительно, она поспешила убрать посуду со стола; Я заметила, что Алекс не сводил с нее взгляда всякий раз, как она появлялась с новой партией тарелок. Дело было не только в прекрасном лице Стефани — он, похоже, желал выяснить, что скрыто за плотно облегающим голубым свитером и мешковатыми слаксами из твида. Он предложил помочь ей, но она отказалась. Он уставился в ее огромные ясные глаза. Поймав на секунду его взгляд, Стефани пристально на него посмотрела. Затем, возбужденная и внезапно покрасневшая, отступила на безопасную кухню. Бен, конечно, даже не обратил на нее внимания. Он держал под столом за руку «Подозрительную».
— Я видела на улице мужчин, — тихо сказала Касс. — В серой машине в конце аллеи. И двоих перед домом.
— Именно сейчас? Когда вы входили?
— Да. А что, они обычно располагаются именно так?
— Нет. Думаю, это постоянная слежка.
— Какая глупость!
— А у тебя есть какие-нибудь подозрения, Касс?
— Относительно кого?
— Относительно меня.
— Никаких, Рози.
В эту ночь шел дождь. Холодный осенний ливень, как барабанными палочками, стучал по сухим листьям. Последнее, о чем я успела подумать до того, как впала в состояние, скорее, оцепенения, чем сна, — что ночной воздух благоухал, и что мне следовало предложить кофе полицейским, сторожившим меня под дождем.
Форрест Ньюэл, эсквайр, из конторы Джонстон, Пламли и Уитбред, самодовольный и плохо воспитанный, похожий на напыщенного адвоката из романов Росса Макдональда, который знает все секреты своих клиентов. Его старомодные в тонкой металлической оправе очки ненадежно сидели на высокой переносице. Золотая цепочка часов свисала из кармана жилета, костюм в тонкую полоску. Я тоже была одета в свой единственный темно-серый, прошлогоднего фасона костюм.
Однако позади Форреста Ньюэла, было похоже на раму написанной им самим картины, изображавшей небоскребы Манхэттена. Он выслушал мою историю за четыреста долларов в час, уточнил некоторые подробности, откашлялся и заявил:
— Похоже, вы в затруднительном положении, миссис Мейерс.
Я не очень разумна и последовательна, и не принадлежу к тому типу людей, которые, сказав «а», тут же говорят «б». Я не могу также думать целыми предложениями. Однако сразу после разговора с Форрестом Ньюэлом мне в голову пришла мысль, сразу оформившаяся в законченное предложение: если я попаду в тюрьму, то выйду оттуда уже старухой.
Я внушала себе, что должна успокоиться.
— Они могут арестовать меня?
— По-видимому, до похорон — нет. Разумеется, на ваш арест необходим ордер.
— A его трудно получить?
— Очень сожалею, но в вашем случае — нет. Этот… — он сдержался и не произнес в присутствии леди «черт побери». — Этот нож — большая помеха.
Я хотела, чтобы он нахмурил брови или хоть сжал руки в знак сочувствия к моему затруднительному положению. Но он сидел совершенно спокойно на своем троне из коричневой кожи, положив руки перед собой. Он был так спокоен, что вовсе не двигался. Когда он произносил какие-то слова, они с трудом просачивались сквозь плотно сжатые губы. Я едва разбирала, что он говорил.
— Я не могу предугадать результат моего разговора с окружным прокурором, но арест, если и не неизбежен, то весьма вероятен.
— Но улики такие косвенные. Он был заколот в моем доме моим ножом. Вот и все.
— Все? А ваши отпечатки на орудии убийства?
— Я говорила вам…
— Миссис Мейерс, проблема в том, что нет фактов, доказывающих, что в вашем доме был кто-то еще.
— Черт возьми, но ведь этот кто-то был! — закричала я. — Там ведь был еще и убийца!
— Миссис Мейерс, пожалуйста. Вы должны понять…
Я должна была податься вперед, чтобы услышать то, что он говорит.
— Если убийца был в вашем доме, полиция скоро определит это. Не забывайте, будут результаты вскрытия, не говоря уже о других проверках. Возможно, в каком-то рапорте и появится сообщение о том, что нож брали уже после смерти. И все будет великолепно!
Великолепно? Я задумалась. Этот модник, видимо, никогда не занимался уголовными делами.
— Вы когда-нибудь вели дела об убийствах? — спросила я.
— В последнее время нет. Но я работал три года в своем округе как помощник федерального прокурора, при Фрэнке Хогене, здесь в Манхэттене, в пятидесятых.
Цвет моего лица, видимо, сменился с бумажно-белого на прозрачно-зеленый, потому что он тут же добавил:
— Убийства, коррупция, уклонение от налогов… это все равноценно для судопроизводства. Главное — законы, лежащие в основе — и все. А теперь скрестите пальцы, чтобы все остальные проверки были удачны, но и не слишком поддавайтесь оптимизму.
Я постаралась быть адвокатом сама себе:
— Проверки, вероятно, покажут, что следов от машин было больше, чем от одной машины Ричи.
Если бы глаза Форреста Ньюэла не были открыты, я бы решила, что он спит. Его грудь то вздымалась, то опускалась. Он был абсолютно спокоен. Я же говорила с такой горячностью, на какую только была способна:
— Послушайте, в кухне на полу была грязь. Я подумала: «Машина Ричи стоит, рядом, у дороги. Почему тогда у него столько грязи на ботинках»? Дождя не было. Скажите, на этот случай они не делают проверок?
— То место, куда ведут следы от шин, как вы сами сказали, очень часто используется для парковки игроками в теннис. А раз вы считаете, что грязь — это важная улика, то полиция скажет вам, что ее занес на кухню ваш муж.
— Вы тоже считаете, что это я убила своего мужа?
— Всем моим клиентам я говорю, что это совершенно не имеет значения — что я думаю. Важно то, что думают власти.
— Я не убивала его!
— Не расстраивайтесь, миссис Мейерс. Это еще не конец, вы понимаете. Это начало длинного процесса.
— Меня посадят в тюрьму, как вы считаете?
— Не знаю. У меня нет ничего определенного.
— Но это возможно?
— Если мы найдем доказательства, что вы непричастны к смерти мужа, или выяснится, что кто-то другой больше заслуживает внимания полиции, все встанет на свои места, и вы успокоитесь. Если же нет, я бы посоветовал вам признать вину и тем самым сократить себе срок. В этом случае, с сожалением должен заметить, вам придется некоторое время провести в тюрьме.
Когда я снова обрела дар речи, я спросила:
— Некоторое время — это сколько?
— Самое худшее, что вас ждет, — он улыбнулся, но тут же опять скорчил скорбную гримасу, — не
