— Я полагаю, — почти выкрикнула я, — что его имя внесено в телефонную книгу Манхэттена.
Уголки рта Гевински поднялись в заученной улыбке.
— Я забыла кое-что упомянуть, — добавила я еще громче. — Служащая инвестиционного банка, та, что выполняла аналитическую работу для компании, была Джессика Стивенсон. Женщина, ради которой он и оставил меня. Она произвела такое впечатление на Ричи тем, как разрешила проблему Митчела, что он целый год уговаривал ее оставить свою работу и поступить в Дейта Ассошиэйтед.
— Успокойтесь.
Я была спокойна. В течение двух минут. Я изучала полки с книгами, затем посмотрела на телефон. Надо сообщить мальчикам о том, что случилось. Мальчикам? Я относилась к своим сыновьям, как к своим студентам: взрослым, интересным, сексуально активным детям. И как же, черт побери, сказать ребенку, что его отец убит? Бен — студент четвертого курса медицинского факультета Пенсильванского университета. Я набрала номер его телефона, хотя и понимала что в это время — а было половина шестого утра — он может быть в больнице, но я убеждала себя, что услышу его громкое, бодрое: «Алло!»
Первым моим желанием, когда я услышала голос его подруги, которую Алекс прозвал «Подозрительная пища», было бросить трубку, но все же я сказала:
— Это Рози Мейерс. Я хотела бы поговорить с Беном.
Обычно у меня получалось родственно-сердечное: «Здравствуйте». В зависимости от ситуации я интересовалась, как проходит эпидемия сенной лихорадки, или чем-нибудь в этом роде, Но сейчас? Какой разговор могла я вести с тридцатипятилетней нудной особой, к тому же страдающей аллергией, мечтающей выйти замуж за моего двадцатичетырехлетнего сына.
— Мам? — почти немедленно откликнулся Бен. Он понял, что случилось что-то ужасное. — Что такое?
— Папа, — сказала я и только тогда поняла, что мне следовало сказать: твой отец…
— Что-то серьезное? — и не дождавшись ответа, он прошептал. — Умер?
Я подтвердила.
— Мам?
— Мне очень жаль, Бенджи.
— Что случилось? — его голос звучал твердо, профессионально, как если бы он ожидал сообщения о пациенте, о котором было известно, что он не переживет ночь.
— Он убит, дорогой.
Он помолчал, затем заговорил, с трудом выдавливая слова:
— Несчастный… случай?
Я коротко рассказала, что произошло.
Он спросил про нож. Где и как глубоко он был вонзен? Знаю ли я, под каким углом? Я понимала Бена. Это не было дотошностью медика, рассуждавшего о крови и внутренностях. Он хотел убедить себя, что отцу ничем нельзя было помочь.
— Из твоих слов ясно, что повреждена аорта, — заметил Бен и добавил: — У него не было шансов.
— Мама, а ты в порядке? — спросил Бен. — Спокойно, мам!
— Я спокойна. Бог с тобой. Я спустилась вниз за йогуртом и вдруг споткнулась… О! Извини!
— Хорошо. Ты сказала Алексу?
— Еще нет, — если бы мои слова могли облегчить страдания Бена!
— Они догадываются, кто мог это сделать?
— Сомневаюсь. Прошло слишком мало времени. О, Бен, он все еще там! В кухне.
Минуту мы молчали. Наконец Бен произнес:
— Слушай, мам, я одеваюсь и сразу же выезжаю. Я скоро буду. Хорошо? Ты не должна оставаться одна. Мы будем все вместе.
Это прозвучало бы приятно, если бы я не чувствовала, что Бен имел в виду не меня, себя и брата, утешавших друг друга, а его, меня и… Я никогда не помнила точно ее имени. Мелисса? Марисса? Миранда? Как-то она завела задушевную беседу с Алексом после того, как он чихнул пару раз, и сказала:
— Вы что-то съели. Не извиняйтесь. Составьте список того, что вы ели, там было что-то, не подходящее для вас.
После этого Алекс за глаза называл ее «Подозрительная пища» и спокойно продолжал чихать. Я тоже чихала, но она никогда не просила меня составить список продуктов. Она могла погубить любой разговор за семейным столом, просто заявив:
— Вы очень удивитесь, как много продуктов из кукурузы можно обнаружить в рационе обычного человека.
Бен говорит, что любит ее.
Я позвонила Алексу, но его, естественно, не было дома. В двадцать один год, оставив Массачусетский университет, он зарабатывал себе на жизнь как гитарист и ведущий певец Колд Уотер Уош. Эта группа, как он уверял, скоро сделает себе имя в неформальных музыкальных кругах Новой Англии. Голос автоответчика был невозмутим:
— Говорите.
Что я могла сказать? «Я позвонила только, чтобы поставить тебя в известность, что не надо покупать подарок ко дню рождению отца в июне»? Меня настолько вывел из равновесия механический голос электронного автоответчика, что я только пробормотала, чтобы он срочно позвонил домой. Меня не удивило, что в половине шестого утра Алекса не было дома.
А вдруг что-то ужасное случилось и с ним?
Без четверти шесть Гевински вернулся в библиотеку, громко, маленькими глотками потягивая из бумажного стаканчика явно переваренный кофе. Я любезно ответила на его улыбку.
— Я бы с удовольствием сварила вам кофе или приготовила чай.
— Думаете, я позволю вам снова увидеть сцену преступления? Ведь кухня — это место преступления.
— Извините.
— Разумеется. Нет проблем.
Слова Гевински вернули меня к реальности. Он вытащил блокнот так торопливо, что разорвал одну из страниц.
— Ваш муж оставил вас ради Джессики Стивенсон?
— Да. Вы уже говорили с ней?
— Давайте не будем отвлекаться, если вы не возражаете.
— Разумеется.
— Спасибо. Вы сказали, что мистер Мейерс ушел в конце июня?
— Да.
— Чем вы занимались после этого?
— Вернулась к преподаванию, как только начались занятия в школе.
— А что вы делали все лето?
— Мы с Ричи планировали отправиться в июле в круиз по островам Греции, а в августе я собиралась перечитать некоторые книги: «Тихая весна», «Судьба Земли», «Утро верхом на лошади».
Я думала, что Гевински запишет названия, но он этого не сделал.
— Я хотела включить хотя бы одно из этих произведений в учебный план.
— И что же вы все-таки делали?
— Я сидела на лестнице, ведущей на берег, и смотрела на воду в течение двух месяцев. Я была подавлена.
— Ваш муж ушел окончательно?
— Его одежда и кое-что из его личных вещей здесь до сих пор, но он больше не появлялся.
— Значит, он ушел окончательно. И ни разу не возвращался больше: одна ночь с вами, другая — с Джессикой.
— Нет.
— Вы видели его после ухода?
