белья. Но я не знаю, те ли, которые она надевала?
— А вы не знаете, где они сейчас?
— Думаю, она от них избавилась. У нас нет теперь прислуги, и ей приходится делать все самой.
— А ее спортивные туфли вы не обнаружили?
— Стеф любит заниматься спортом. Среди ее вещей вы обнаружите четыре-пять пар спортивных туфель. Я не знаю, в каких она уходила.
— Вы сказали, чтобы я молчала, — обратилась к Гевински Касс, — но я вмешаюсь. Небольшое замечание: для бега Стефани надевала обычно «сокони».
Гевински, подходя к двери, буркнул Касс «благодарю».
— Мне нужен Тернер, — рыкнул он.
Тернер, с большим пятном от кофе на правом рукаве вошел с растерянным видом.
— Хозяин бюро по найму сейчас в офисе, Серж. А медсестра доктора Тиллотсона отправилась в его офис за адресом Йенссенов. Но она живет в Бронксе. Я вам доложу, кто позвонит первым.
— Ты знал об этом все это время, — сказала я Картеру, но он упорно глядел в угол, там где потолок пересекался со стенами. — И это не потому, что ты так сильно любил ее, что хотел защитить ее. Ты любил Джессику. Но ты ничего не делал, чтобы помешать мне провести всю жизнь в тюрьме.
— Тихо! — сказал Гевински.
— Ты боялся, что скандал нанесет вред твоей практике, — продолжала я, в то время, как Картер продолжал изучать потолок, будто он был в комнате один. — Возможно, Стефани наводила на тебя ужас. Поэтому ты и отвез Астор к матери. Поэтому ты и ночевал в офисе. Но как только они арестуют меня, думал ты, она успокоится. Верно, Картер? Ты вернешься домой, и все встанет на свои места.
— Тихо! — Гевински отвел от меня взгляд и посмотрел на Тернера. — Мне нужен ордер. Соедините меня с прокурором.
Тернер подошел к телефону в комнате и передал трубку Гевински, который закончил двухминутный разговор с помощником окружного прокурора словами:
— Мне нужна подпись судьи на ордере на обыск через полчаса после того, как я повешу трубку.
Он положил трубку и повернулся ко мне:
— Не хотите ли вы прогуляться, миссис Мейерс?
Мы спустились по каменным ступенькам к берегу, пройдя мимо группы с любопытством глядевших на нас полицейских.
— Вам было очень больно, когда я ударил вас? — спросил Гевински.
— Я отвечу вам после того, как поговорю со своим адвокатом, — ответила я.
Нескончаемый ветер дул с севера, вспенивая волны.
— Я могу пойти повидаться со своими детьми? — спросила я.
— Нет. Когда мы вернемся, вы сможете позвонить им по телефону и сказать, что с вами все в порядке, а потом мне понадобится ваше заявление. Но не слишком обольщайтесь. Вы ведь все еще под подозрением — вы же были в бегах.
— Вы собирались отправить в тюрьму невинного человека, и вы еще смеете говорить, чтобы я не очень обольщалась? Я просто спасла вашу карьеру.
— Вы держали нас под дулом пистолета против нашей воли. Это взятие заложников.
Мы шагали прямо по ракушкам, каждый шаг сопровождался их треском.
— Как бы вы и ваше начальство отнеслись к тому, что я расскажу всю эту историю одному из этих отвратительных телевизионных шоуменов? Вы сможете увидеть меня на экране. Я как следует причешусь и подкрашусь. Я буду прикладывать к глазам платок, но стойко держаться, пока телевизионщики будут показывать клип про то, как прокурор и следователь чуть не арестовали Рози Мейерс.
Гевински пнул панцирь краба в воду.
— Это не ваш стиль.
— Вы ошибаетесь.
— Вовсе нет. И, если вы будете держаться от них подальше, я смогу порекомендовать прокурору не выдвигать против вас никаких обвинений.
— Если мой адвокат согласится на это, то я согласна.
С берега Эмеральд-Пойнт казался залитым светом замком. Свет все еще горел и в оранжерее.
— Все эти деньги… — пробормотал Гевински.
Он ждал, что я продолжу его мысль — не приносят счастья.
Вместо этого, я, собрав все свои силы, вцепилась ему в руку. Это было замечательно.
— Что вы, черт возьми, делаете? — чуть ли не зарычал он.
— Просто хочу привлечь ваше внимание: скажите, что делают убийцы с окровавленной одеждой и с оружием?
— Вы делаете мне больно.
— Все в порядке. Ответьте-ка мне на мой вопрос.
— Не знаю. Если это тупицы, они сразу же сгребут барахло и бросят его с какого-нибудь высокого моста. Ну, какого-нибудь, вроде того, что ведет в город. Сбросят все в воду. Если же они хитры, они найдут какое-нибудь укромное местечко до тех пор, пока расследование не будет закончено, потому что до того все их мысли, как у параноиков, сосредоточены только на одном — как бы их не схватили. Они прекрасно знакомы со всеми законами судебного разбирательства. И, знаете что? Часто тупицы оборачиваются самыми умными, потому даже если я увижу, как кто-то сбрасывает сверток с Бруклинского моста, каковы шансы, что я когда-нибудь смогу его найти? А умный… Сказать вам правду, я очень на это надеюсь в случае с миссис Тиллотсон. Она настолько умна, что может поступить как последняя дура. Он взглянул на дом в три этажа. Освещение было великолепным. Даже звезды меркли в его свете.
— Это будет просто чудо, если я что-нибудь найду. Прошу извинить Меня за грубость, но этот сучкин дом — такой большой.
— Сучкин, да, — согласилась я. — Но я ставлю десять баксов на то, что знаю, где находятся ее спортивные туфли.
Они собрали все восемь спортивных костюмов Стефани, три куртки и рубчатые ворсистые брюки, чтобы отправить их в лабораторию, но Гевински, осмотрев все вещи, ни на одной не нашел пятен крови.
После того, как привезли ордер на обыск, а на это ушло два часа, они, наконец, нашли — именно там, где я им и говорила — в оранжерее, — испачканные в грязи огромного новозеландского древовидного папоротника теннисные туфли Стефани. Молодой полицейский бегом прибежал к Гевински, который брал у меня заявление — Винни Кароселла сидел рядом. Гевински тут же вскочил. Поскольку он забыл пригласить нас последовать за ним в оранжерею, мы с Винни сами решили присоединиться к нему.
— Не знаю, даст ли нам это что-нибудь, — сказал Гевински сотруднице лаборатории. Она держала за шнурки «сокони», поднося их ближе к свету и стряхивая приставшую к ним пыль. Оптимизма у нее было маловато.
— Исследовать всю эту прилипшую к ним грязь? Видите ли, в чем дело — они сырые. Возможно, они намокли от прогулки в лесу, но шансы…
— Она вымыла их, прежде чем бросить сюда, — сказал Гевински, качая головой. — Вот дрянная баба.
Я молча с ним согласилась.
— Не знаю, что там у вас есть против нее, — заметил Винни Гевински, может, не совсем вежливо. — Возможно, хороший адвокат смог бы все это легко опровергнуть.
Винни стоял спиной к папоротнику. Он внимательно разглядывал бегонию-туберозу Стефани — казалось, она произвела на него впечатление.
— Никаких отпечатков пальцев — ничего.
Гевински делал вид, что не слушает.
— Значит, у нее был роман, и она лгала об этом полиции. Кроме того, эта норвежская пара показала, что она уходила бегать в тот вечер. Так что, возможно, она поставила свою машину где-то рядом с его. Я получил бы немало удовольствия от дела, подобного этому.
Он похлопал меня по руке.
