прекрасной и комфортной бывает жизнь, если ты богат. А возможно, что воспоминания о хорошей жизни служат утешением и дают силы мириться с сегодняшней нуждой. Впрочем, по-моему, когда становишься старше, это теряет свое значение, за исключением разве что постоянного раздражения… Но когда ты молода… — Она покачала головой.
— Но разве ты не считаешь, что, по крайней мере, в молодости есть сила духа, способность не сдаваться, наконец, надежда. — В голосе Хилмы прозвучала какая-то мольба. Как будто она просила мать подтвердить какую-то ее новую теорию, зарождающуюся у нее в голове.
Но миссис Арнолл снова покачала головой, и на этот раз еще настойчивее.
— Нет, Хилма, не могу представить себе ничего ужаснее, чем быть молодой, красивой, и не иметь возможности наслаждаться жизнью. Именно поэтому я так рада, что ты выходишь замуж за состоятельного человека, который обеспечит тебе достойную оправу. Ты сможешь иметь красивые наряды, ты хороша собой, чтобы показать себя во всем блеске. Ты сможешь путешествовать с комфортом, испытывать радость, вместо того чтобы сидеть на палубе или на веранде отеля, наблюдая, как другие развлекаются, наслаждаясь жизнью. Ты сможешь дать детям самое лучшее образование, не задумываясь, сколько это будет стоить… Словом, все, потому что ты будешь богата, — закончила миссис Арнолл не очень понятно, но выразительно.
Хилма угрюмо посмотрела на мать. Она знала силу всех этих доводов. Перечисляя преимущества, мать начала с нарядов и закончила детьми. Разумеется, она не имела в виду, что все будет буквально так. Она просто рассуждала о том, как хорошо иметь деньги, которые обеспечивают все это…
Конечно, в словах матери не было ничего того, что и она сама себе не раз говорила. Если тебе нравятся дорогие вещи — а Хилма с грустью призналась себе, что они ей очень нравятся, — то ужасно обидно постоянно обходиться без них. Как сказала мать, возможно, тогда лучше было бы не знать о них вообще. Но когда ты познала радость обладания ими и даже успела привыкнуть к ним, как к чему-то само собой разумеющемуся, а потом утрачиваешь все это, то становится понятным твое стремление вновь обрести все это любой ценой.
— … Так что видишь, дорогая, — ее мать уже довольно долго развивала какую-то тему, не замечая того, что Хилма ее не слушала, — именно поэтому я так обрадовалась, что ты решила принять предложение Роджера. Ну и, конечно, при всем прочем он просто очень приятный и достойный человек, — поспешила добавить она.
— Да, он достойный человек, мама. — Она вдруг поняла, что цитирует кое-кого, но в любом случае, это не совсем то, что обычно говорит невеста о своем женихе. — Он очень симпатичный, — добавила она, чувствуя угрызения совести.
Мать согласно закивала головой.
— Думаю, нам пора ложиться, — улыбнулась Хилма. — Уже, должно быть, очень поздно.
— Да, конечно. Ты там встретила кого-нибудь интересного?
Хилма уже повернулась к постели, так что мать не могла увидеть, как расширились ее глаза и слегка поджались губы.
— Никого особенного. Там было двое или трое новых друзей Барбары. Ах да, чуть не забыла, Роджер встретил Эвелин Мурхауз, дочь банкира. Меня не было рядом, когда их познакомили. Он сказал, что она очень обаятельная.
— Эвелин Мурхауз? Надо же, у нее, наверное, денег куры не клюют. Старый Оуэн Мурхауз оставил ей Бог знает сколько. Она, если память мне не изменяет, единственная дочь и наследница.
— Может быть.
Даже если бы от этого зависела ее жизнь, Хилма не могла сделать свой голос хоть чуточку теплее. Увидев, что дочь уже ложится в постель, миссис Арнолл пожелала ей спокойной ночи и вышла из комнаты.
Хилма выключила свет, но еще долго лежала без сна.
«Знаете, Милая, — вспомнила она слова Незнакомца, — наша с вами беда в том, что мы не абсолютно меркантильны. К несчастью, в нас есть чуточку романтики, она-то нам и мешает в осуществлении нашей цели».
Она вздохнула и перевернулась на другой бок. Она вспомнила, засыпая, что они оба согласились, что, когда вступят в брак, у них уже не будет возможности проявлять свой романтизм, и, кажется, их это не испугало…
Глава 5
В середине следующего дня появилась Барбара, как всегда, очень хорошенькая и модная в своем брючном костюме сливового цвета.
— Привет, — весело сказала она. — Я пришла обсудить вчерашний вечер.
Это была одна из привычек Барбары. Она любила проводить подробное разбирательство того, что ей особенно понравилось.
— Правда, Хилма, было очень весело? Тетя Сесили, вы себе представить не можете, как все было замечательно. Разве ты не рада, что я заставила вас с Роджером пойти на этот вечер?
Она поворачивала голову то к одной, то к другой, задавая вопросы и сама комментируя ответы.
— Хилма выглядела очаровательно. Ты, Хилма, была такая изысканная и романтическая. Да, да, Хилма. И платье было прелестное. Надеюсь, оно не совсем испорчено?
— Как, ты испортила платье? — огорчилась миссис Арнолл.
— Нет, мама, ничего серьезного, с ним все в порядке.
— Я, кажется, допустила ошибку, — жизнерадостно продолжала щебетать Барбара. — Хилма, наверное, не собиралась говорить вам об этом, тетя Сесили. Конечно, матерям такие вещи не рассказывают. Какими бы добрыми они ни были, а вы очень добрая, тетя Сесили, подобные вещи их всегда огорчают. Если подумать, я бы тоже не рассказала своей матери об этом. Но когда ты замужем, все по- другому. Тогда, если ты испортишь какую-нибудь вещь, только сама и переживаешь. Когда ты будешь женой Роджера, все так и будет, — заверила она Хилму. — Он принадлежит к тому типу людей, которым нравится дарить подарки и делать приятное. Начинай сразу приучать его к тому, чтобы он делал так, как удобно тебе. У меня с Джимом никаких проблем. Он не меньше меня заинтересован в том, чтобы его жена всегда хорошо выглядела и была модно одета. — Барбара весело рассмеялась. — Ты уверена, что не испортила платье? — не успокаивалась миссис Арнолл, будучи не в силах так легко перестать думать об этом. — Оно порвано? Или ты на него что-то пролила?
— Оно слегка порвалось по шву. Совсем немножко… ничего страшного.
— А где именно, в каком месте?
— У талии, где складочки. Служительница в туалетной зашила его совершенно незаметно. Не стоит об этом беспокоиться, мама, — торопливо объяснила Хилма. Ей было очень неприятно так откровенно лгать матери и видеть ее огорчение.
— Ну ладно, если ты уверена…
— Да, мама, совершенно уверена.
— Там были такие интересные люди, — продолжала Барбара, решив, что уже вполне достаточно обсуждать испорченное платье. — Граф Карборо и графиня Джулия Фокс. Потрясающе! Она снова блондинка. И Эдвард Мэйн. Говорят, что камера не лжет, но должна заметить, что в жизни он выглядит на десять лет старше, чем на экране. Потом там был сэр Майлс с женой. Она такая нервная, сухопарая, правда, еще и сейчас видно, что когда-то была красавицей. Да, еще Эвелин Мурхауз! Знаете, дочь банкира Мурхауза. Кстати, нас с Роджером с ней познакомили. Дай вспомнить, почему тебя не познакомили с ней, Хилма. Ах да, это было как раз, когда ты приводила в порядок платье. Ты знаешь, она очень привлекательная. Недавно было объявлено о ее помолвке. Я забыла с кем, по-моему, с кем-то из малоизвестных. Впрочем, такая богатая, как она, может себе позволить выйти замуж по любви. А он получает богатую и обаятельную жену. Вот кому повезло!
— Барбара, Барбара! Не будешь же ты отрицать, что сама вышла замуж иначе? — мягко проговорила
