концов и она упадет на землю. Лучше сравнить сальпу с каплей влаги в облаке. С той разницей, что сальпы живут своей таинственной, увлекательной жизнью. Не один час потратили мы, любуясь этими организмами, которые относятся к самым примитивным на свете и населяют моря с начала времен. Кто знает, если протянуть в прошлое ниточку через приматов и морских звезд, может быть, сальпы — наши далекие, очень далекие предки?
На рассвете третьего дня в мезоскафе стало потеплее, но все равно еще прохладно — около 17 °C; относительная влажность 72 процента.
Около шести утра я просыпаюсь. Казимир несет вахту, Фрэнк Басби занят своими приборами на корме, Эрвин Эберсолд и Чет Мэй спят. У нас условлено с «Грамменом», что одновременно должны бодрствовать не менее двух членов экипажа. Составлен точный и строгий распорядок вахт и работы; отдых, умывание, еда, работа, сон, развлечения — все расписано по часам и минутам. У наших медиков две заботы: чтобы мы были в хорошей форме и чтобы экспедиция себя вполне оправдала. Они собирались ввести на борту 22-часовые сутки, чтобы за месяц «выиграть» 60 часов, или 2,5 дня. Но тут я возразил, что даже на глубине 600 метров можно различить дневной свет и трудновато будет убедить экипаж, будто это полуночное солнце…
Должен сказать, что разработанный заранее график отнюдь не был для нас догмой. Не устраивая по этому поводу никаких дискуссий, никаких споров и раздоров, мы устанавливали собственный распорядок смотря по обстоятельствам, и у нас ни разу не возникло осложнений. Единственное правило, которое мы строго соблюдали, — вахту несет не меньше двух человек. Вдруг с одним из вахтенных произойдет несчастный случай; и если в это время мезоскаф подхватит нисходящая струя или он из-за течи превысит свою расчетную глубину, прискорбный сам по себе случай может обернуться катастрофой для всех нас.
Итак, когда я проснулся, Казимир нес вахту. Мы позавтракали. Это был не самый вкусный завтрак в моей жизни.
Ни тебе горячих рожков, ни горячего чая или шоколада в нашем подводном дворце… Немного кукурузных хлопьев с порошковым молоком да чашка теплого чая — вот и все.
Я уже говорил, что на мезоскафе было четыре бака горячей воды. С самого начала мы знали, какие из них похуже держат тепло. Естественно, с них и следовало начинать. И в первом баке вода успела-таки основательно остыть за два дня…
Конечно, можно было порыться в запасах на борту и найти что-нибудь еще, чтобы скрасить скудную трапезу, но сознание того, что горячего все равно не будет, не поощряло нас на поиски.
Дальше я еще скажу о питании на борту. А сейчас мне, чтобы вернуть себе хорошее расположение духа, достаточно было подумать о стабильности нашего мезоскафа. Вот уже больше десяти часов перепад глубины оставался в пределах высоты самого мезоскафа. Недурной рекорд, тем более что до сих пор аппарат проверялся на стабильность не больше нескольких часов. Конечно, она была тщательно вычислена с учетом относительной сжимаемости воды и корпуса, с поправками на температуру и на сжатие масла и газа в каждом элементе аккумуляторных батарей и в центральном резервуаре. Но расчет есть расчет, а тем более такой сложный, и должен признать, что подтверждение его на практике меня в высшей степени порадовало. Больше того: оно играло очень важную роль для успеха всего нашего эксперимента.
31. Дрейф продолжается
В 9.32 шестнадцатого июля мы подобно миллионам других землян всей душой вместе с тремя астронавтами «Аполлона 11», которые вот-вот отправятся в самое грандиозное путешествие, когда-либо предпринятое человеком. Благодаря звукоподводному телефону и радио мы слышим предпусковой отсчет времени. А так как мне посчастливилось присутствовать на других запусках программы «Аполлон», я живо представляю себе отрыв ракеты от пусковой установки.
— Двенадцать, одиннадцать, десять, девять… зажигание! шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль. Все двигатели работают. Пошла, ракета пошла!
Слышимость не из лучших, но мы и без того догадываемся, что происходит дальше: толпа приветствует ракету криками «Пошла! Пошла!», голоса людей тонут в реве 180 тысяч лошадиных сил, срывающихся в галоп курсом на Луну, кто-то из миллионов зрителей во всем мире смахивает слезу…
В 10.00 содержание кислорода в атмосфере мезоскафа 22,3 процента; многовато, и мы на несколько часов перекрываем баллон.
Кен Хэг производит первые магнитные измерения; для этого у нас есть протонный магнитометр,[75] плавающий примерно в 30 метрах над мезоскафом. Долго смотрю через иллюминатор в море. Пока нет света, и смотреть не на что. Глубина по-прежнему колеблется от 196 до 200 метров, и кругом сплошь серая толща. Однако стоит включить светильник, даже не очень мощный (250 ватт), как нас окружает планктон. Копеподы явно преобладают, но мы наблюдаем также много других организмов, великое разнообразие форм. Интересная вещь: приметишь какое-нибудь облачко планктона, а уже через две-три минуты оно уходит из поля зрения. Это меня удивляет, ведь мы идем со скоростью окружающей нас воды. Я рассчитывал, что смогу гораздо дольше следить за объектами наблюдения. Похоже, тут не один фактор играет роль. При всей стабильности мезоскафа его качает — пусть даже чрезвычайно медленно, и время от времени он смещается на несколько метров. Иногда для этого достаточно передвижения людей внутри аппарата. Причем его качает и вокруг вертикальной оси. Судовой компас показывает, что «Бен Франклин» идет преимущественно рубкой назад, но какие-то ускользающие от нас факторы заставляют его плавно разворачиваться то вправо, то влево. Получается своего рода маятник с амплитудой качания в 30°, 60°, 100°, а иногда аппарат за несколько часов делает полный оборот. Это движение едва приметно, но если добавить вертикальные смещения и нерегулярные, хотя и очень слабые завихрения в водной среде, все вместе и приводит к тому, что планктон не стоит на месте перед нашими иллюминаторами, а мало-помалу, со скоростью нескольких миллиметров в секунду, даже меньше, уходит в сторону. Что ж, в этом есть свое преимущество: мы наблюдаем больше разных видов.
В 12.15 в нашей атмосфере по-прежнему 22 процента кислорода. Быстрый подсчет показывает, что два часа с четвертью каждый из нас потреблял 0,3 литра в минуту. Это нормально и говорит о том, что по крайней мере наши измерительные приборы работают как следует.
Мы находимся в районе Форт-Пирса. Поверхность моря совершенно гладкая. «Степень волнения 0», — сообщает нам «Приватир». Мы хорошо знаем эти воды и живо представляем себе многочисленные частные яхты с любителями рыбной ловли, которые гордятся своей добычей: рыба-меч, парусник, голубой марлин, даже акула… Да, но где же они, где все эти великолепные рыбы? Уже два дня мы дрейфуем в их царстве, а еще не видели ни одной!
Мезоскаф по-прежнему идет со скоростью самой воды. Стабильность превосходная — 203 метра, 200 метров, 202 метра. Влажность терпимая — от 70 до 75 процентов. (У нас достаточно силикагеля.) И все-таки прохладновато, хотя на термометре 19 °C.
…Ночь. В 22.15 ложусь спать. Фрэнк Басби будет нести ночную вахту сперва вместе с Доном Казимиром, потом с Эрвином Эберсолдом. Фрэнк у нас вообще полуночник. Целый месяц он будет спать днем и работать ночью, а Кен Хэг — наоборот. Вместе они обеспечат непрерывную вахту, постоянное наблюдение за океанографическим и особенно акустическим оборудованием.
Проснувшись утром, первым делом иду к манометру-самописцу и вижу, что за ночь глубина «Бена Франклина» колебалась в пределах 208–210 метров. О большей точности трудно и мечтать. Остальные самописцы тоже работали отменно, каждые две секунды на магнитных лентах фиксировались температура воды, глубина, соленость и скорость звука в воде.
На борту все в порядке, настроение бодрое, а иначе и быть не может: сегодня утром мы пили горячий кофе. Эти шесть слов могут показаться тривиальными, кое-кто усмотрит в них не подобающую нам приземленность, но ведь мы с самого старта не брали в рот ничего горячего. По меньшей мере два из наших баков оказались с дефектами в термоизоляции, и вода в них заметно остыла. Сегодня утром мы решили отвести душу и обратились к исправному баку.
Но мы предельно бережливы, даже собираем в котелок остывшую воду, которая стекает из крана до горячей. А чтобы такой остывшей воды было поменьше, мы сразу набираем полный термос на четыре-пять
