раздобыть в Египте три тысячи лет назад. Правда, под конец шторм разбил лодку; тем не менее Хейердал сумел показать, что при некотором везении древние мореплаватели из Африки вполне могли дойти до Америки. Я с удовольствием пересек бы Атлантику, и Хейердала взял бы с собой — только на подводной лодке.
Взрывы, производимые «Линчем», создают поразительные акустические эффекты. Сейчас под нами огромная толща воды — 4 тысячи метров, и эхо, отражаясь от разных подводных долин, над которыми мы, очевидно, проходим, длится около 20 секунд; за это время звук покрывает больше 30 километров. Под вечер откуда-то издалека доносятся глухие взрывы — то ли другие исследователи трудятся, то ли идут строительные работы в десятках, а может быть, и сотнях километрах от нас.
Когда акустические волны распространяются по так называемым подводным звуковым каналам, образуемым слоями воды разной плотности, они могут пройти тысячи километров, пересечь целый океан. Установлено, например, что взрыв килограммового заряда на Гавайских островах можно зарегистрировать в Калифорнии. И если мы сейчас находимся в таком канале, отдаленные взрывы, которые мы слышим, могли дойти до нас не только от США, но и от берегов Африки или Европы.
54. Сальпа в плену
Часть воскресенья уходит у нас с Доном Казимиром на то, чтобы разобрать насос планктонной ловушки. Не знаю, станет ли она работать лучше, но теперь я хоть уверен в ее исправности, а раньше сомневался. Включаю на сорок пять минут наружный светильник мощностью 250 ватт, расположенный у самого конца трубки, и в 22.00 делаю новую попытку что-либо поймать, стараясь не замечать иронических улыбок некоторых товарищей. Правая рука орудует насосом, левая держит яркий фонарь, освещающий одно из окошек ловушки, а через другое окошко я слежу, что получится. На сей раз отчетливо вижу, как вода устремляется в трубку… За иллюминатором копошится всякая мелюзга — в таких условиях промахнуться просто невозможно. Внимание, в ловушку попала сальпа! Немедленно отпускаю насос и запираю оба клапана; теперь сальпа заточена в центральной камере.
Вот так-то! Теперь мой черед улыбаться. Приглашаю всех, кто не спит и не занят работой, посмотреть на пленницу. До чего же это здорово, когда можно рассматривать одного из наших маленьких друзей, так сказать, в упор, не причиняя ему ни малейшего вреда. А сальпа явно и не подозревает, что попала в плен. Плавает внутри камеры от окошка к окошку, дышит, раздувается, опять сжимается, резвится — совсем как в океане. И все это в нескольких сантиметрах от нас. Убедительное свидетельство, что система работает. Даже Фрэнк больше не сомневается. Отправляю радиограмму в Вудсхолский институт доктору Фаю — ведь это он на научном совещании во Флориде высказал предложение сконструировать такую ловушку.
На следующий день, 4 августа, неожиданно слышим в телефоне голос Дона Террана, первого представителя «Граммена», который специально приезжал в Швейцарию, чтобы помогать нам ценными советами, и чрезвычайно пристально следил за всем ходом строительства мезоскафа. Он сел на «Линч», когда тот заходил в порт пополнять запасы, и теперь перешел на «Приватир». Я особенно рад этому гостю, ведь никто из инженеров «Граммена» не знает «Бена Франклина» так хорошо, как он. Уж мы воспользуемся случаем обсудить кое-какие технические проблемы, обладая подводным телефоном.
Всех поражает наша нынешняя скорость, а также то, как хорошо мы «держим равнение» в Гольфстриме. Сейчас мы развиваем 3,2 узла. Мезоскаф удалился от берега больше, чем в какой-либо из предыдущих дней; мы идем прямо на полуостров Новая Шотландия, снова приближаясь к «среднестатическому курсу» Гольфстрима. Мы ушли так далеко в море, что не знаем даже, в каком порту закончится наше плавание. Вашингтонец Фрэнк Басби надеется, что это будет Норфолк у входа в Чезапикский залив; оттуда всего ближе до его конторы. Казимир предпочитает Нью-Лондон, где он учился, или на худой конец Нью-Йорк, где его ждет семья. Кен замахивается дальше и с серьезным видом предлагает высадиться в Лондоне, в Англии. Ну а мне больше всего по душе Бостон, меридиан этого города мы только что прошли. Бостон — родина Франклина. Однако впереди еще десять дней, и никто не ведает, где мы будем в конце этого срока.
Жизнь на борту идет своим чередом. Большие проблемы, маленькие загадки… Например, сегодня между 10.00 и 15.00 при неизменной глубине (152 метра) температура поднялась с 18,75 градусов до 19,14 °C. Отчего это при постоянной глубине возросла температура?.. Очевидно, мезоскаф немного нагреется и с некоторым опозданием из-за инерции поднимется на несколько метров, когда вода опять станет холоднее, а почему температура изменялась, мы так и не узнаем. Да, сюда бы нашу вычислительную машину…
Еще одно странное явление — вращение мезоскафа вокруг вертикальной оси. Чаще всего он идет рубкой назад, однако иногда его разворачивает в горизонтальной плоскости на 180 градусов в ту или иную сторону. Бывает и так, что аппарат делает полный оборот. Если мы верно считали, с начала экспедиции накопилось уже восемь таких оборотов.
Скорость держится на том же уровне; 5 августа в 01.00 записываем, что последние двадцать четыре часа шли со средней скоростью 3 узла. Мы заметно продвинулись на север, и наш курс почти точно совпадает со «среднестатическим курсом» Гольфстрима на это время года. По данным «Линча», ширина Гольфстрима в этом месте больше 100 километров.
55. Встреча с тунцами
С самого начала экспедиции я надеялся, больше того, считал чуть ли не само собой разумеющимся, что вокруг нас, как это часто бывает с дрейфующими надводными судами, постоянно будут ходить косяки рыбы. Мы даже обсуждали, как поступить, если рыбы окажется так много, что она заслонит нам иллюминаторы, — другими словами, если мы из-за деревьев не увидим леса. Такая оказия едва не приключилась с «Огюстом Пикаром». Стоило ему несколько дней простоять в надводном положении в порту Види (Лозанна), и вокруг мезоскафа скопилось такое количество мелких рыбешек, что внутри аппарата стало совсем темно, а некоторые иллюминаторы будто ставнями закрыли. Мне советовали, если этот случай повторится в Гольфстриме, отгонять рыбу фотовспышками, так как большинство рыб не любит резких перемен в освещении. Однако до сих пор нам не везло, мы не видели ни одного косяка, только единичных рыб, да и то изредка.
И вот наконец сегодня, 5 августа, на глубине 200 метров, чуть выше нас, идет превосходный косяк крупной рыбы. Нам не сразу удается ее опознать — косяк то приблизится, то отойдет, потом снова приблизится. Он будет сопровождать нас около полутора суток. Во всяком случае мы считаем, что это один и тот же косяк, хотя на самом деле это могут быть разные косяки, похожие друг на друга. Каждый раз, когда рыба подходит поближе, стремимся рассмотреть какие-нибудь детали, чтобы определить ее. И наконец, приходим к выводу, что это, несомненно, тунцы, скорее всего синие тунцы (Thunnus thynnus), которых французы называют «красными». Спина у них синяя, а брюхо светлое; полагают, что это хорошо для маскировки: врагу, атакующему сверху, трудно различать их на темном фоне глубин, атакующему снизу — на светлом фоне поверхности.
Однако специалист из Океанографического центра в Париже Филипп Серен, когда мы после дрейфа показали ему фотографии, опознал по длинным плавникам Thunnus alalunga; этот тунец известен во Франции под названием белого, а в Англии — длинноперого. Многие виды тунцов, особенно красный, белый, тропический и альбакор, до того схожи между собой, что их бывает трудно различить. Представители семейства скумбриевых, тунцы — близкие родичи макрели, меч-рыбы, бониты и великолепного парусника.
Интересно, что тунцы — так утверждают некоторые авторы — встречаются только в водах с температурами от 14 до 24 °C и соленостью 35 промилле. Кровь их на восемь градусов теплее окружающей воды, и в этом, несомненно, одна из причин неистощимой энергии тунцов.
