мыс Доброй Надежды.
Открыла свой конверт и Вика, но в нём содержалось лишь поздравительное письмо, и девушка спросила:
— Командор, а куда поплывём мы? Митяй улыбнулся:
— А мы, Вика, поплывём кратчайшим путём, нигде не задерживаясь, в Персидский залив. Там, в Алексийграде, ты выберешься на пристань и примешь на борт грузы и мою команду исследователей, а я слетаю в Дмитроград. Детворе пора отправляться в школу, а Танюшку ждёт университет.
Вика радостно воскликнула:
— Слушаюсь, командор Митяй! Прикажешь встать на крыло?
— Попрошу, Викусечка, — посмеиваясь, ответил Митяй. И Вика, одетая в белоснежный мундир, отделанный золотыми позументами, с капитанской фуражкой, украшенной кокардой с большим якорем, принялась отдавать команды экипажу. В считанные минуты были опущены вниз обе длинные широкие стойки-кили, до этого лишь слегка выступающие под днищем из ниш. Вслед за этим телескопические трёхсекционные стойки выдвинулись на всю свою длину в двадцать один метр, чтобы плыть с максимальной скоростью. Для плавания в обычном скоростном режиме их не опускали ниже пятнадцати. Подводные крылья, расположенные под углом в сто двадцать градусов, встали в горизонтальное положение. Чуть слышно клацнули электромеханические замки, и крылья тут же раздвинулись на всю свою двадцатипятиметровую ширину, чтобы принять на себя вес судна при движении на подводных крыльях. Переднее и заднее крыло, изготовленные из прочнейшего титанового сплава, соединялись рейкой и представляли собой жесткую несущую конструкцию. Им не была страшна никакая вибрация или кавитация, как и встреча с каким-либо морским животным. Его попросту разрубило бы, но такая встреча исключалась практически полностью.
Митяй был не первым и не последним ведлом, обратившим внимание на то, что некоторые кристаллы под воздействием энергии говорящих камней издают звуки. Поэтому ещё чуть ли не в самом начале работ корабелы князя Данилы Штурмана подобрали такую комбинацию излучающих ультра- и инфразвук кристаллов, что те, посылая вперёд звуковой поток, заставляли шарахаться в сторону даже кильку, не говоря уже про тюленей и китов. Тем не менее на Каспии суда на подводных крыльях никогда не развивали и половины той скорости, с которой могли плавать, и только в Чёрном море и море Ирины шли с большой скоростью.
На этот раз Вика решила плыть с максимальной скоростью, а какая она, никто даже точно не знал. Поэтому подготовка заняла не пятнадцать минут, как обычно, а около сорока пяти, после чего «Виктория» двинулась вперёд. Даже встав на крыло и убрав понтоны, а также закрыв на днище специальными выдвижными панелями все ниши — убранные наполовину колёса уже при скорости в тридцать километров в час вытягивались и превращались в два обтекаемых выступа, — судно двигалось не быстрее семидесяти пяти километров в час. Только после того, как прошло четверть часа и эхолокатор показал, что на добрых пятнадцать километров водный горизонт прямо по курсу абсолютно чист, капитан каравеллы «Виктории» дала полный ход.
Пять гидрореактивных двигателей, каждый диаметром в полтора метра, заработали на какую-то часть своей мощности больше, и каравелла, уже вставшая на крыло, стремительно рванулась вперёд. Митяй даже покрутил головой. Да, остальные капитаны явно постеснялись в его присутствии двигаться с максимальной скоростью. В том, что они сделали это, едва скрывшись за горизонтом, можно было понять, глядя на локатор, который показывал всю картину происходящего в радиусе ста пятидесяти километров. Поначалу Митяй, сидевший в штурманском кресле, не обратил внимания на скорость, поскольку видел перед собой один только океан. Однако, глядя на большую ведловскую карту, наклонно лежащую перед ним, на которой были обозначены все глубины — картографы работали день и ночь, — и, видя, как быстро перемещается по ней синий узкий эллипс, понял, что они плывут очень быстро, и уже хотел было спросить насколько, как Вика сама известила всех радостным голосом:
— Ребята, мы прошли порог в двести километров в час и приближаемся к двумстам десяти. Есть двести десять! Так держать!
Глядя на экраны компьютеров, Митяй автоматически отметил, что энерговахта не выдаёт и десяти процентов мощности, а гидрореактивные двигатели, если верить показаниям приборов, работали всего лишь на двадцать три процента мощности. Подводные крылья, опущенные на глубину одиннадцать метров, не вибрировали, и их угол атаки был минимальным. Четверо ведлов — двое в носовой части судна, двое ближе к корме, — лёжа, словно картографы, несли ходовую вахту и своим ведлованием, во-первых, не давали возникнуть кавитации, а во-вторых, ровняли море под днищем, словно гладили его утюгом, и потому позади каравеллы не возникало никакого буруна, а от стоек не расходились в сторону усы. Практически точно так же, при движении на большой скорости по суше, ведлы ходовой вахты разгоняли стада животных и даже заставляли травы склоняться перед колёсами, а затем распрямляться. При полном весе каравелла создавала давление всего в сто семьдесят граммов на квадратный сантиметр почвы и потому даже при движении со скоростью девяносто километров в час не оставляла после себя каких-то особо заметных следов. К тому же в таких случаях впереди каравеллы всегда летел вертолёт-разведчик и выбирал для неё наиболее удобный, точнее, неудобный маршрут, стараясь проложить его по всяким камням и прочим ухабам, лишь бы не побеспокоить живой мир Матери-Земли и тем более не причинить вреда.
Митяй только потому и дал своё согласие строить эти суда двойного использования, что ведлы- конструкторы доказали ему простую истину: вреда от одной каравеллы будет не больше, чем от одного единорога. Если не меньше. Поскольку эласмотериев нельзя было отнести к действительно опасным вредителям лесостепи, то он, проверив несколько раз все их расчёты, дал своё добро, и работа закипела сразу в нескольких десятках городов. О, это великое ведловство действительно можно назвать самым настоящим чудом! Зато теперь семьдесят пять каравелл смогут в считанные годы обследовать все далёкие территории и посеять на них зёрна новой цивилизации на планете Земля. Ведловской цивилизации. В дополнение к каравеллам уже были построены три десятка огромных самолётов по типу «Марии», только побольше, способных брать на борт шестьсот тонн груза, чтобы доставить его практически в любую точку земного шара, где найдётся грунтовая взлётно-посадочная полоса длиной в четыре километра, а таких мест хватало даже в горах. Теперь все тридцать суперигнатов в срочном порядке модернизировали, переводя с кристаллического топлива на турбореактивные двигатели с электрическим приводом, дававшим колоссальное снижение веса аэроплана.
Новые турбины диаметром в два с половиной метра выдавали просто какую-то совершенно чудовищную тягу в семьдесят пять тонн. Засасывая в себя воздух со всех сторон, кроме сопла, они гнали его с такой силой, что он выходил сзади нагретым до четырёхсот пятидесяти градусов. Зато таким образом из аэроплана разом вычитывалось семьсот тонн кристаллического топлива, и суперигнаты могли находиться в воздухе до тех пор, пока на борту не кончится еда. Воду ведь всегда можно взять из атмосферы, а вот поохотиться на скорости в девятьсот пятьдесят километров в час, да ещё на высоте двенадцать километров, вряд ли удастся.
И всё это сделалось реальностью благодаря Найдару, скромно сидевшему слева от Вики и с улыбкой глядящему вперёд. Благодаря ему и ведлам-дагонам, жившим до него, которые сумели открыть в голубых алмазах способность испускать луч холода. Всё остальное уже было делом техники, ведловства и знаний. Вот теперь будущее виделось Митяю в совершенно ином свете. Да, какое-то время они ещё будут заправлять Шишижки и Ижики кристаллическим топливом, но потом и их полностью переведут на электрическую тягу, куда более мощную и безвредную. А пока что чуть ли не все силы ведлов-учёных во главе с Нефтяной княгиней были брошены на разработку и изготовление установок ведловского синтеза алмазов из графита и сажи.
Софья нисколько не расстроилась, когда узнала, что нефть уже не нужно добывать для изготовления моторного топлива. У неё на это сырьё был точно такой же взгляд, как и у Менделеева, считавшего, что сжигать нефть — это то же самое, что топить печи ассигнациями, то бишь деньгами. Денег у народа Говорящих Камней не было как таковых, и введение денежной системы даже не планировалось, но вот понятие полезности того или иного предмета, сырья или занятия давно уже определилось. Полезно всё, что в рот полезло и не доставляет неприятностей Матери-Земле. А вот владение множеством вещей одним отдельно взятым человеком считалось делом не только бесполезным, но и вредным и даже безнравственным. Если речь заходила о городе-коммуне, тогда да, в его закромах должно находиться всё,
