– Что вам угодно, господин. Желаете побриться или сделать модную стрижку? – обратился к неожиданному гостю с любезной улыбочкой одноглазый мастер. – Подождите, пожалуйста, пять минут. Я сейчас вот только добрею нашего постоянного клиента и с удовольствием займусь вашей персоной.
– Я, пожалуй, зайду попозже, – буркнул директор тайной полиции, внимательно окидывая наметанным взглядом крохотную парикмахерскую и все ее темные и светлые углы.
– Как желаете, всегда рады вас обслужить, – продолжал распинаться в любезностях, мило улыбаясь, Бласфемо.
– Уф… пронесло, – с облегчением вырвалось у Торбеллино, когда за полицейским захлопнулась входная дверь. – Спасибо, Бласфемо, что выручили.
– Не за что, дружище! Тут оставаться небезопасно. Лучше перебраться ко мне в жилое помещение, уж там навряд ли тебя будут искать.
– Бласфемо, а как же я пойду в таком виде?
– Ах, да! Какой же я идиот! Совсем забыл, что ты в мыльной пене, этак мы перепугаем всех жильцов дома. Сейчас я закрою дверь на запоры и потом полью тебе из кувшина. Бласфемо запер парикмахерскую на замок, подставил большой медный таз и помог Торбеллино смыть мыльную пену.
– Ну, вот, совсем другое дело, – сказал Торбеллино, вытираясь махровым полотенцем и любуясь на себя в зеркало.
– Ну, а теперь милости просим ко мне в холостяцкую берлогу, – торжественно произнес Бласфемо, подошел к шторке, висевшей на стене, и отдернул ее. За ней оказалась обшарпанная дверь, ведущая на лестничную площадку и во двор. По скрипучим ступеням лестницы они поднялись на второй этаж, где располагались четыре квартиры, одна из которых принадлежала Одноглазому Бласфемо.
– Вот мы и дома, – сказал бывший разбойник, отпирая ключом свое жилище. – Проходи, не стесняйся, будь гостем.
Пока Торбеллино с любопытством осматривался и знакомился с обстановкой квартиры, бывший разбойник прошел на крохотную кухню, где нацепил на себя цветастый фартук и занялся приготовлением угощения. Уютная скромная квартирка и парикмахерская достались бывшему атаману разбойников по наследству от умершего отца, парикмахера Папетти.
– Я очень счастлив, Торбеллино. Ты, наверное, не поверишь, но я обрел настоящий покой и умиротворение, – расчувствовавшись, Бласфемо смахнул со щеки слезу. – Вся моя прежняя жизнь была дурной и никчемной. Мне горько за впустую прожитые годы, я совершил столько ошибок, сделал много зла людям. Я потерял своих дорогих родителей, а они бедные всю жизнь любили меня и ждали, что я все-таки когда-нибудь исправлюсь, одумаюсь и вернусь в родной дом. И вот я вернулся и счастлив, что теперь могу отплатить людям добром. Моя профессия парикмахера, конечно, скромная, не такая яркая, как другие, но очень нужная. И я горжусь этим.
– Я искренне за вас рад, Бласфемо.
– Представляешь, у меня перестали болеть ноги и голова, я даже стал сочинять удивительные стихи, – поделился сокровенным бывший разбойник.
– Да, ну? – удивился юноша.
– Серьезно. Стригу или брею кого-нибудь, а стихи сами так и просятся наружу. Если не спешишь, я тебе могу почитать.
– Нет, не спешу. Мне спешить ни к чему, когда вокруг дома бродят полицейские ищейки.
– Отлично! Я стихи в основном посвящаю толстушке Франсуазе, моей милой соседке, что живет в квартире напротив. Ей они очень нравятся. Скажу тебе по секрету, мы скоро с ней поженимся.
Торбеллино от удивления чуть не поперхнулся куриной ножкой и заморгал глазами. Одноглазый Бласфемо женится! Такого он ну никак не мог себе представить, ни в каком сне.
– Ты, я вижу, удивлен?
– Не то слово!
– Все очень просто, приятель. Я с Франсузой в одном классе учился. Помню, проходу бедняжке не давал, на переменке за косички ее дергал. А оно, видишь, как получилось.
– Первая любовь, видать.
– Первая и единственная!
Бласфемо откинулся на спинку стула и мечтательно уставился единственным глазом куда-то поверх головы юноши.
– Ты стихи какие любишь? – неожиданно спросил он нашего героя, вернувшись из своих грез. – Про природу, про любовь или философские?
– Мгм.., скорее про любовь, – выпалил юноша, хотя слова «природа» и «философия» больше вязались с таким типом, как Бласфемо.
– Хорошо! Вот последнее стихотворение, я его вчера написал перед сном. Вот, послушай. Думаю, тебе понравится, – Бласфемо извлек из верхнего ящика тумбочки толстую тетрадь, всю исписанную корявым детским почерком (непутевый ленивый Бласфемо бросил школу рано, проучившись с грехом пополам всего-навсего три года).
Вдруг во входную дверь тихо и настойчиво постучали. Торбеллино вздрогнул.
– Не бойся, это моя Франсуаза, – улыбнулся парикмахер, стремительно вскакивая с кресла. – Пойду ей открою.
Торбеллино краем уха слышал, как скрипнула входная дверь, как раздался чей-то нежный голосок, который на чем-то настаивал, в ответ раздавалось монотонное громкое гуканье Бласфемо.
Через пару минут довольный хозяин вернулся в комнату, лицо его засияло, как медный таз.
– Франсуаза приходила проведать. Я ей сказал, что у меня дорогой гость, старинный приятель, с которым не виделись тысячу лет, что я читаю стихи. Обещала зайти завтра.
– Она не обидится?
– Кто?
– Ну, ваша пассия, Франсуаза.
– Нет, что ты! Она у меня очень добрая понятливая женщина. Она прекрасно знает, что лучше не прерывать меня, когда я пишу или читаю стихи. Вот послушай еще, эту поэму я посвятил моей первой любви…
Почти шесть часов подряд бедный Торбеллино через силу слушал сочинения бывшего атамана шайки «Ночные гости», боясь заснуть прямо на глазах у «поэта». Он таращил усталые глаза на автора, который вдохновенно читал свои гениальные поэтические строки. Юноше даже удалось несколько минут вздремнуть, в моменты, когда Бласфемо, закончив одно стихотворение, начинал листать тетрадь в поисках более гениального творения.
– Пожалуй, я пойду, дорогой Бласфемо. Уже довольно поздно, – наконец взмолился Торбеллино, безуспешно борясь со сном и порываясь покинуть уютное кресло. – Да и вам пора отдохнуть после напряженного рабочего дня.
– Что ты, что ты, я тебе еще не все стихи прочитал, – затараторил возбужденный автор.
Доморощенный поэт с таким вдохновением и пафосом читал стихи, что даже не почувствовал, как на него блестящую лысину спикировал здоровенный комар, залетевший в открытую форточку, явно привлеченный не стихами о любви.
Под убаюкивающие, монотонно звучащие стихи юноша некоторое время еще пытался как-то бороться с кознями Морфея, но потом стал клевать носом все чаще и чаще. И через минуту провалился в сказочный мир, полный сновидений…
Шлеп!
Торбеллино резко вздрогнул и проснулся от громкого звука. Это Бласфемо мощной ладонью прихлохпул наглого «кровопийцу», устроившего пиршество на лысой голове.
На рассвете заспанный Торбеллино покинул парикмахерскую и ее гостеприимного хозяина, который всю ночь читал ему свои лирические стихи и лишь под утро угомонился, когда увидел, что благодарный слушатель громко посапывает во сне, склонив голову на грудь. Кстати, надо отметить, стихи у Бласфемо были не такие уж и плохие, правда, кое-где хромала рифма, и не выдержан был размер.
Появившись в цветочном магазине, где находилась подпольная типография, усталый Торбеллино
