что сам он говорит на каннада, телугу и немного на маратхи. Другие индийцы говорили мне, что определяют (или угадывают) родной язык незнакомого человека по цвету его кожи: уроженцы южной части страны, как правило, темнее, чем жители севера (несмотря на проблематичность этого стереотипа, цвет кожи действительно может использоваться в качестве характерного признака). Кроме того, вы также можете узнать родной язык человека, услышав, как он говорит на хинди. Если кто-то слышит каннадский акцент в речи своего говорящего на хинди собеседника, он может предложить ему перейти на язык каннада. Человек в любом случае предпочтет говорить на родном языке, и понимание этого факта очень важно для огромной страны, раздираемой серьезными противоречиями.
Однажды Кала и Шри отвезли нас с супругой в Хайдарабад, где торговцы устроили ярмарку текстильной продукции: кашемировые шали, раджастханские юбки с блестками, изысканные вышивки из Лакхнау. Толпы женщин (при этом одна половина из них выделялась покрытыми черными чадрами головами, а другая была одета в яркие сальвар камиз[66] и шарфы) бродили между торговыми рядами, рассматривая набивной ситец, шелковые сари и блестящую парчу. Мы остановились у одной из палаток, где моя жена присмотрела себе блузку. Работавший там молодой человек сообщил Шри, что приехал из Бангалора. Шри оживился и заговорил с ним на языке каннада. Некоторое время спустя продавец сказал нам по-английски: «Раз вы говорите на каннада, я сделаю вам скидку». Все засмеялись.
«Видите, как это работает? – заметил Шри после того, как мы отошли от палатки. – Язык сближает людей. Мы поговорили на каннада и стали ближе друг другу».
В следующие дни мы встречались со многими членами этой индийской семьи, каждый из которых говорит на нескольких языках, даже четырехлетняя внучатая племянница Шри и Калы могла говорить на хинди, английском и телугу. Некоторые языки, казалось, предназначены для конкретных целей и людей. Мать четырехлетней племянницы, женщина в возрасте тридцати с небольшим лет, сказала нам, что говорит на телугу, хинди, маратхи, санскрите, тамильском, пенджаби, бенгали и английском языках. Насколько хорошо? Она считает, что знает языки на том уровне, который необходим ей. Стоит отметить, что здесь знание большого количества языков не влияет напрямую на повышение вашего статуса, как это может быть на Западе. Тем не менее перечисление известных вам языков все же имеет определенное значение. В частности, упоминание санскрита как языка, на котором вы говорите, имеет особый смысл, поскольку
Затем Раму вспомнил, что он может понимать и телугу. «Так много языков, – сказал он с улыбкой, – что немудрено какой-нибудь да забыть». Он сказал, что на этом языке говорят некоторые из его руководителей. «На самом деле это не создает никаких проблем, – сказал Раму. – Даже если вы плохо говорите на их языке, они рады тому, что вы делаете попытки». Большинство сотрудников его компании общаются на хинди, хотя официальная переписка всегда ведется на английском. И тем не менее иногда во время проведения деловых встреч, когда все участники знают телугу, они переключаются на этот язык.
В городе Майсуре мы познакомились с двоюродным братом Шри, девяностодвухлетним худощавым стариком с густыми бровями, который родился за рубежом и там же получал основное образование. Я буду называть его Сиддхартха. «Я не говорю по-английски, – величественно произнес он. – Я говорю языком Шекспира, Мильтона и Джорджа Шоу. Я плагиатор. Я собака парии, которая говорит лишь то, что способна поднять и унести». Это было похоже на встречу с Джорджем Бернардом Шоу, если представить, что Шоу мог носить дхоти и содержать детский сад на втором этаже своего дома. Трудно точно определить, сколько языков этот человек знал за свою жизнь и насколько хорошо; о многих из коллекционеров языков он отзывался как о фантазерах, в том числе о некоторых чиновниках, которые утверждали, что знают шестнадцать языков, а на самом деле могли сказать всего несколько слов на большинстве из них. Но это не имело значения. Я не надеялся обнаружить в его лице еще одного гиперполиглота, поэтому меня больше заинтересовала его трактовка того, что понимается под английским языком, и его рассуждения о языке как таковом.
Однажды утром мы вместе с Сиддхартхой поехали посмотреть основанную им начальную школу, которая располагалась в десяти километрах от Майсура. На подходе к зданию школы мы услышали голоса детей, выстроившихся на утреннюю линейку. Они пели молитвы. Красивый звук хора голосов становился все явственнее по мере нашего приближения. После молитвы Сиддхартха обратился к ученикам, рассказав им о последних событиях в Израиле и Пакистане, а также сообщив финансовые новости. Глобальность мировоззрения основателя школы проявлялась еще и в преподавании детям санскрита, классического языка, ассоциирующегося прежде всего с элитой общества. По западным меркам, это эквивалентно обучению школьников древнегреческому языку. «Некоторым это не нравится», – сказал он мне позже.
После линейки Сиддхартха проводил совещание с учителями, а мы с женой коротали время в школьной библиотеке, где хранилась личная коллекция английских книг бывшего посла Индии. Там мы познакомились с Ананией, которая рассказала, что ее отец знал десять индийских языков. Сама она знала три и учила санскрит.
Каждый новый день нашего пребывания в Индии расширял наши представления о языковом многообразии этой страны. Возможно, происходящее здесь действительно указывает нам дорогу в будущее?
При всем уважении к мудрости Сиддхартхи я оставлю в стороне его идею о том, что настоящая Индия представлена югом страны. Многоязычие, по крайней мере некоторые его формы, складывалось в этом регионе на протяжении тысячелетий и стало следствием миграционных потоков, возвышения и падения империй, а также иностранных нашествий. Все эти исторические потрясения способствовали созданию уникального явления, известного как «sprachbund»[67], когда говорящие на разных языках люди тем не менее понимают друг друга. Многовековое совместное существование языков привело к их ассимиляции, выражающейся в смешении не только лексики, но и грамматических конструкций.
Если вы живете в таком месте, где люди, говорящие на языках А и Б, никогда их не путают, в этой ситуации довольно сложно оценить степень владения каждым из этих языков. Поэтому, думаю, полезно рассмотреть три важных для языковой истории Индии события, которые не могли произойти в каком-либо ином месте.
Первое из них связано с миграцией на юг индоевропейских народов, которая началась примерно в 1500 году до нашей эры. Представители этих народов принесли с собой индоарийские языки, такие как санскрит, которые смешивались с дравидийскими языками коренных жителей этого региона. Носители дравидийских языков (в настоящее время они представлены в основном тамильским, каннада, телугу и малаяламским) мало-помалу узнавали индоарийские языки прибывающих завоевателей и, в свою очередь, вносили лепту в их изменение. В течение следующих трех тысяч лет языки, относившиеся к двум разным семействам, постепенно сливались. Лингвистический обмен и заимствования происходили по всем направлениям, и эти глубинные процессы далеко не всегда были заметны даже носителям языка. Заимствование происходило в том числе на уровне фонетики: большинство из индийских языков, будь то дравидийские или индоарийские, имеют согласные звуки, которые говорящий произносит, прижимая язык к зубам, по контрасту с согласными, которые произносятся с убиранием языка. Со временем в результате языковой миграции заимствовались и словоформы, и грамматические конструкции. Например, санскрит, который хотя и является индоевропейским языком, в конце концов приобрел очень неиндоевропейские грамматические особенности, которые четко прослеживаются в дравидийских языках.
В итоге то, что вы видите и слышите здесь сегодня, образно говоря, больше похоже на кашу, чем на яблоки. В Индии эта каша всегда смешивалась и еще продолжает смешиваться, несмотря на политическое стремление разделить ее на отдельные составляющие. Языки в обособленном виде могут существовать лишь при наличии четко очерченных границ их распространения. Там, где говорящие на разных языках
