друзей выделить из этого списка только действительно важные слова. «Я не занимаюсь последовательным изучением языка, – повторила она уже знакомый мне рефрен. – Я просто овладеваю им, и все».
Учитывая столь явную предрасположенность индийцев к изучению языков, я решил выяснить, распространяются ли их способности на неиндийские языки. В Хайдарабаде я посетил представительство правительственной французской организации под названием «Альянс Франсез», которая занимается реализацией по всему миру культурных программ, включая проведение обучения французскому. В офисе этой организации мне удалось пообщаться с директором местного представительства Фредериком Дартом, маленьким лысым французом. Он рассказал, что индийцы с большим энтузиазмом изучают французский, но не стремятся при этом достичь высокого уровня. Из тысячи человек, начинающих изучение, лишь около тридцати переходят на продвинутый уровень. «На начальном этапе они являются одними из самых успешных учеников, которых мне доводилось встречать в своей практике, – сказал он. – Но после ста часов занятий останавливаются, поскольку считают, что достигли необходимого для жизни уровня знаний». До приезда в Индию он работал в Японии, где наблюдалась обратная ситуация: японцы не настолько охотно начинали изучение французского, но однажды начав, продолжали обучение в течение многих лет.
Я поинтересовался у племянника Шри, консультанта по вопросам менеджмента и журналиста, получившего образование в Великобритании, согласен ли он, что индийцы, живущие на юге страны, имеют генетическую предрасположенность к языкам.
«Это не генетическая, а экономическая предрасположенность. Если вы не говорите, вы не едите. Все очень просто», – ответил он и привел в качестве примера работающего по соседству с его домом лавочника, который, по слухам, запросто говорит на восьми языках.
Одна из трудностей, возникающих у индийцев при освоении английского, связана с существующими различиями в произношении. «У индийцев большие проблемы с произношением, – сказал мне Джоши Ипен, владелец и основатель школы английского языка в Бангалоре, который сам является уроженцем этого города. – Многие индийцы не понимают английской речи других индийцев, потому что каждый регион имеет свой собственный акцент». В качестве примера можно взять английское слово «zoo»[68]. Поскольку в индийских языках нет звука «z», индийцы произносят это слово как «су» (на юге страны) или как «жу» (на севере). Это может стать препятствием для получения работы в индустрии колл-центров, которая получила активное развитие в Хайдарабаде и Бангалоре, двух огромных, шумных городах, где компании высокотехнологического сектора экономики открывают представительства в рамках реализации политики «аутсорсинга бизнес-процессов», проводимой глобальными корпорациями. Школа Ипена, как и десятки других подобных образовательных организаций, проводит обучение, направленное на создание корпоративных команд, формирование навыков ведения переговоров и улучшение навыков разговорного английского. Студенты готовы платить по 6000 рупий (около 126 долларов США), чтобы избавиться от индийского акцента. Сам Ипен говорит с четким британским акцентом, который оттачивал, работая в Кувейте и Дубае. Продолжительность курсов составляет три месяца, занятия проводятся пять дней в неделю по два часа в день. «Мы единственные, кто учит фонетике», – говорит Ипен. Другие школы делают упор на грамматику, что лишь усугубляет формализм школьного подхода к обучению английскому. По словам Ипена, в его школе наибольшее внимание уделяется именно разговорным навыкам. Пока мы общались, студенты школы, в основном это были женщины не старше тридцати лет, сидя за мониторами компьютеров, выполняли упражнения на произношение. Большинство из этих женщин, работающих медсестрами в местных больницах, хотели бы переехать в Канаду, Англию, Австралию или ЮАР. Были здесь и несколько домохозяек, которые хотели вернуться к работе. Большинство молодых людей, которые тоже собирались покинуть Индию, работали инженерами, один был католическим священником (школа расположена в христианской части города). Только один из студентов был одноязычным, все остальные утверждали, что знают от двух до пяти языков. Я пытался вовлечь их в разговор, но мне было трудно понять их английский. Конечно, я не ожидал, что они будут говорить как американцы или британцы, и тем не менее их акцент был непривычен даже для моего уха, успевшего за последние две недели привыкнуть к местному выговору. Было очевидно, что на исправление произношения этих студентов уйдет немало времени.
Стремление говорить по-английски является обычным явлением, но обучение языкам имеет в Индии политическую подоплеку. Если вы заглянете в индийскую общеобразовательную школу, то увидите, что обучение языкам ведется там по трем направлениям: родной язык ученика или региональный язык; один из других официальных языков страны; еще один современный индийский или иностранный язык[69]. И все это при одновременной очень высокой нагрузке математическими и естественными дисциплинами, сопровождаемой применением жесткой системы тестирования.
В библиотеке Центрального института индийских языков в Майсуре я наткнулся на результаты проведенного в 1970-х годах исследования, посвященного оценке языковой нагрузки на обучающихся в начальной и средней школах. Интересно, что 69 процентов обучающихся в ходе опроса заявили, что они хотят учить в школе четыре или более языков. Они отмечали, что языки помогают им в обучении, позволяют устроиться затем на хорошие рабочие места и дают возможность общаться с другими людьми и пользоваться средствами массовой информации. Лишь 28 процентов заявили, что хотели бы изучать только три языка. Все они учили языки с удовольствием, но признавались, что учеба дается им нелегко. Почти половина мальчиков и девочек в качестве главных препятствий на пути к овладению языками указали на грамматические различия и отсутствие возможностей разговорной практики. Родители опрошенных согласились со своими детьми: 61 процент из них хотели бы, чтобы их дети учили четыре и более языков, опять же, исходя из очень практичных соображений: чтобы устроиться на хорошую работу, путешествовать по миру или получить более высокий уровень образования. Экономическая предрасположенность явно берет верх.
Человеческий мозг, как уже было сказано, не оперирует языками; он обрабатывает более-менее различимые пучки электрических сигналов, не позволяя им смешиваться друг с другом. Образующиеся таким образом нейронные связи укрепляются или утрачиваются на протяжении всей жизни. Когда я задаюсь вопросом «Как мозг может справляться с таким количеством связей?», я рассматриваю удивительные языковые способности индийцев через призму моноязычия. «Если бы вы писали книгу для монтаньяров[70] или голландцев, – заметил антрополог Лесли Мур (изучающий быт камерунских племен), – вам пришлось бы переформулировать свой вопрос следующим образом: почему так мало американцев говорят на более чем одном языке?»
Ответ на этот вопрос у меня имеется. Я мог бы назвать следующие причины того, что американцы практически не знают иностранных языков: обширная территория, удаленность границ, культурная ассимиляция; неприспособленная система образования, а также наличие родного языка, выступающего (по крайней мере пока) в качестве языка межнационального общения. Для жителей Нидерландов или Камеруна книга, содержащая обоснование американского моноязычия, наверняка показалась бы ужасно скучной. Их скорее заинтересует поиск причин, по которым они знают только шесть, а не десять или двенадцать языков.
Простой ответ заключается в том, что люди реагируют на окружающую их культурную и языковую среду. Они говорят на таком количестве языков, с которым им приходится иметь дело в своей повседневной жизни. Но что касается Камеруна, где, согласно Лесли Муру и Скотту Макичерну, местные жители говорят на тридцати языках, то никто из исследователей не упоминал, что им встречался кто-то, кто мог, хотя бы на слабом уровне, говорить на каждом из этих тридцати языков. То же самое можно сказать и о представителях племен, живущих на берегах реки Ваупес, которые используют двадцать пять языков, но никто не знает их все.
Но почему? Если человек в принципе может выучить любое количество окружающих его языков, то почему мотивация к изучению языков
Вероятно, этот предел имеет экономическое обоснование. Каким-то неведомым образом человек способен вычислить ценность знания языка и соотнести все получаемые выгоды с затратами на приобретение этого знания. Используя теорию игр, политолог Хосе Коломер вычислил оптимальное количество языков, которые вы должны знать, чтобы обеспечить успех для большинства ваших
