адвокатских обедов среднему классу, который торговал ими в розницу, от 4 до 8 пенсов за фунт. Двухпенсовик давал возможность неплохо поесть. Наверное, кухни Алексиса Сойера спасли не одну жизнь. Кухня в Спитлфилдсе кормила 350 детей, другая, на Лейстер-сквер, кормила 200–300 человек, а на Фаррингдон-стрит поразительное количество — 8000–10000 человек ежедневно. Они получали только хлеб и суп, но суп был горячий, питательный и, несомненно, вкусный. В 1852 году Сойер дал рождественский обед для 22 000 бедняков, с 9000 фунтами мяса, двадцатью жареными гусями, 5000 фунтами плампудинга, разнообразными пирогами, весившими от 10 до 30 фунтов, «гигантским» пирогом, весившим 60 фунтов, и целым быком, поджаренным на газу, а во время обеда оркестр играл вальсы и польки. Что за человек![219]
«Ночлежки» были постыдным фактом, даже после принятия в 1851 году Закона о ночлежных домах, пытавшегося ввести минимальные гигиенические стандарты. Некоторые из них, безусловно, представлявшие собой исключение, отличались благопристойностью, там были читальни, снабженные газетами, прачечная и место для сушки белья, но большинство ночлежек были невероятно грязны и полны вшей и клопов. «Очень часто посреди комнаты, которую посещали как мужчины, так и женщины, стояло ведро… Некоторые из ночлежек представляли собой бордели самого худшего толка, а некоторые можно даже назвать борделями для детей… несколько новых ночлежек, около полудюжины, открыты только что, в ожидании большого наплыва „путешественников“ и бродяг к открытию Всемирной выставки». Ночлег стоил от 2 до 3 пенсов. Обычно каждый готовил сам себе, на открытом огне в общей кухне из тех объедков, которые ему удалось выпросить или купить в течение дня. Рыбу можно было получить даром или за бесценок в конце дня на Биллингсгейте или других рынках, потому что на следующий день она уже не годилась для продажи. Мейхью утверждал, что в ночлежках постоянно живут более 10 000 человек. Некоторые из владельцев ловко манипулировали системой. Они входили в приходский совет и в этом качестве рекомендовали, чтобы их жильцам выдавали пособие для неимущих, — которое, несомненно, присваивали до того, как несчастный жилец успевал к нему прикоснуться, — и в районные советы, где им удавалось свести к минимуму определенные законом работы по приведению ночлежек в соответствие необходимым стандартам. Некоторые владельцы имели до 30 ночлежек и на доходы от них спокойно жили в пригородах.[220]
Но у бездомных была какая-то свобода. Попасть в работный дом [221] означало расстаться с самоуважением и потерять семейные связи. Это внушало невообразимый ужас. Согласно закону о бедных 1601 года, на смену монастырской благотворительности, пришли приходские богадельни. Но вдруг он показался господствующей верхушке слишком мягким, и положение должно было измениться. Бедным не следовало разрешать и дальше быть нахлебниками более богатых соседей. В 1834 году закон изменился коренным образом. Каждый приход обязан был завести работный дом. Иногда приходы объединяли свои средства и устраивали Общий работный дом. Теперь старый человек или калека, нуждавшийся всего лишь в небольшой помощи, не мог оставаться жить в собственном доме, получая «пособие для неимущих» от прихода. Супругам, прожившим не один десяток лет вместе, приходилось идти в работный дом, где их разлучали, определяя в отделение для «мужчин-нищих» и «женщин-нищих». Детей у них забирали. Братья могли никогда больше не увидеть своих сестер. Таковы были порядки в работном доме.
Но все же… как часто случается, закон расходился с практикой. Пособие для неимущих продолжали выдавать. В 1861 году в работном доме в Марилебоне, например, 2039 человек получили пособие на содержание и 3332 пособие для неимущих.[222]
Условия в работном доме были суровыми. Журналисты стремились публиковать сенсационные факты о жизни в работном доме, но достоверных рассказов из первых рук было очень мало. Один мальчик мирно жил в комнате в Вулидже со своей семьей: сестрой, родителями, дядей и тетей и бабушкой с дедушкой до своих семи лет. Затем его мир рухнул. Мать умерла, отец скрылся, дядя и тетя исчезли. Мальчик с сестрой оказались в Общем работном доме на другом конце Лондона. Мальчик не выносил этой жизни и бывал не раз бит за свою мятежность. Его учил портновскому делу — частый выбор в работных домах — учитель- садист, который избивал его дважды в день, а однажды ударил так, что тот потерял сознание. В течение месяца он не виделся с сестрой, потом они изредка встречались, пока она не заболела и не умерла. Бабушка до самой своей смерти как-то ухитрялась ежемесячно в приемный день добираться в работный дом из Вулиджа. Мальчик остался совсем один. Еды было «недостаточно»: куски хлеба в миске с разведенным молоком на завтрак, иногда на обед мясо с тремя картофелинами, зачастую гнилыми, 4 унции хлеба с маслом и полпинты разведенного молока на ужин. «Полная невозможность уйти и страшная уверенность в том, что я буду бит палкой за дурное поведение, наполняли меня ужасом».
Однако неукротимый дух мальчика выдержал испытания, и он сумел стать учителем. «Я был благодарен за многое… Мне было 14, я умел читать, писать и очень хорошо считать… как староста я получал 2 пенса в неделю, как старший староста — 4 пенса». Его перевели в Школу центрального района Лондона для бедных детей, в которой было около 1000 учеников. Она была известна как «Гигантская школа». Там мальчик «совершенно избавился от нищеты». Когда ему впервые разрешили пойти на прогулку одному, он был испуган. «Не думаю, что кто-нибудь, кроме тех, кто пережил то же самое, может вполне почувствовать эмоции мальчика из работного дома, которого впервые выпустили на улицу одного».[223] Хотя «во многих случаях ребенок происходил из нищих не в одном поколении», ему давали таким образом шанс войти в респектабельный средний класс как учителю.[224] (Эта школа закрылась в 1933 году. Самым известным ее учеником был Чарли Чаплин.)
Еще один рассказ очевидца — доктора, служившего в работном доме на Стрэнде. На «Библиотечной карте» Стэнфорда этот работный дом отмечен к западу от Тоттнем-Корт-роуд, рядом с Чарлот-стрит.[225] Брат доктора Роджерса описывает, как тому «приходилось иметь дело с отвратительными членами лондонского церковного совета [приходские чиновники, отвечающие за повышение платы, которую бедняки должны были платить за содержание в работном доме]… и с чиновниками Совета закона о бедных, решительно стремящимися избежать любой ответственности». Доктор Роджерс был назначен начальником медицинской службы работного дома в 1856 году за щедрую плату в 50 фунтов, и должен был «обеспечивать любую врачебную деятельность». Я опишу медицинские аспекты этого времени в главе о здоровье, но вот его рассказ о самом здании. Это было
квадратное четырехэтажное здание, выходившее фасадом на улицу, с двумя флигелями по бокам. На другой стороне неровно вымощенного двора находилось двухэтажное здание с односкатной крышей… дневное и круглосуточное отделение для немощных женщин… навесы с каждой стороны для приема работоспособных мужчин и женщин…. во дворе, двухэтажное здание… для приема обычных бедняков, мужчин и женщин…
Где-то в этом большом комплексе размещались плотницкая мастерская, покойницкая, мастерская жестянщика и кузница. Отделение для мужчин, страдающих «эпилепсией и слабоумием», находилось над обычным мужским отделением, а женское было втиснуто между залом заседаний и родильным отделением. Палата для новорожденных была «сырая, скверная и переполненная — смерть освобождала этих молодых женщин от их незаконного потомства». Здесь всегда жило не менее 500 человек. Когда доктор Роджерс только что получил назначение, надзирателем работного дома был человек «настолько необразованный, что с трудом мог написать свою фамилию». После его увольнения дела работного дома начали поправляться.
Ипполит Тэн, посетив работный дом Сент-Льюк на Сити-роуд в 1859 или 1862 году, увидел примерно то же разнообразие зданий, служивших для тех же разнообразных целей, но менее гнетущую обстановку.[226] На «Библиотечной карте» Стэнфорда видно, что это большое здание.
Здесь было 500–600 обитателей: старики, покинутые или нуждающиеся в помощи дети, безработные мужчины и женщины. Работный дом также выдает пособие неимущим, живущим самостоятельно, и обеспечивает содержание обитателей дома; в эту неделю помощь была оказана 1011 людям. Содержание
