— Помню… и что?
— Можешь рассказать о них подробнее?
— Об индейцах? — еще больше изумился Марат. — Надеюсь, ты шутишь?
Она покачала головой.
— Ты хочешь мне помочь, Калитин?
— Ну… — он развел руками. — В общем, да. Только при чем индейцы?
— Самане знаю. Просто рассказывай… а я буду задавать вопросы по ходу.
Марат кашлянул.
— Ты оригинальная женщина, Лина. Н-да… — он потер затылок. — Индейцы, значит. Что ж, поехали. Начнем с того, что… будучи маленьким мальчиком, Марат Калитин — то бишь твой покорный слуга — прочитал книжку «Дочь Монтесумы», которая произвела на него неизгладимое впечатление. Я просто бредил ею. Представляешь?
— Вполне. И что же?
— Как что? До этого я вообще никаких книг не читал. Бабушка с ног сбилась, пытаясь привить мне любовь к чтению. Я же предпочитал улицу, драки и игры типа «казаков-разбойников». А эта книга… она меня захватила. Во мне произошел полный внутренний переворот. Я стал разыскивать и читать об ацтеках, инках и майя все подряд, что мог добыть. Я научил уличных мальчишек делать головные уборы из перьев, и мы переловили на нашей улице всех голубей. Я увлек товарищей своих детских игр легендами о рисунках и подземельях пустыни Наска, о святилищах Теночтитлана[9] и великой империи инков. Я мечтал стать историком, чтобы посвятить себя этой исчезнувшей культуре, расцвет которой покрыт тайной, а закат трагичен и необъясним…
— Ты мечтал стать историком? — удивилась Ангелина Львовна. — Первый раз слышу.
Он пожал плечами.
— Я и сам забыл. Дело прошлое… Пришлось заняться другими вещами. Наверное, история не для меня. Сидеть в архивах, дышать пылью, годами расшифровывать разные закорючки… бр-р-р! Я рос слишком живым, слишком подвижным, слишком любознательным. Выбрал карьеру, близкую к военной, и не пожалел об этом. Когда пришлось уйти с государственной службы, открыл сыскное агентство «Барс», ты знаешь. Мне нравилась моя работа. Но… — Калитин махнул рукой, — к индейцам это не имеет никакого отношения.
В данный момент Закревскую тоже гораздо больше интересовали индейцы, чем судьба сыскного агентства.
— Марат… а как выглядели их города?
— Великолепно. Воочию я их, как ты сама понимаешь, не видел. Но вот зато в воображении… О! Пирамиды Солнца, прекрасные храмы, арки, дворцы, площадки для игры в мяч… сады. Потрясающее зрелище.
— Сады?
— Что тебя так удивило?
— Да нет, ничего… Теперь я сама расскажу тебе сказку. Один мой пациент видел во сне некий храм Бога Солнца. В нем были золотые окна, двери, стены, крыша, потолки и культовые предметы. Но это еще не все. В центре храма находился огромный, несколько метров в диаметре диск из чистого золота, символизирующий Солнечное божество. Вокруг храма располагался «золотой двор» — где все было отлито из золота: деревья, растения и травы, олени, бабочки, пастухи… Причем все это выполнено в натуральную величину и двигалось! Что ты на это скажешь?
Марат помолчал, обдумывая ответ.
— Ты думаешь, пациент все придумал? — спросил он.
Закревская кивнула:
— Честно говоря, да.
— Напрасно! Он описал тебе Куско Кориканча, «золотой двор» правителя инков. Инки были невероятно богаты и так же невероятно жестоки. Во время праздников с их золотых алтарей текли реки человеческой крови…
— А… как золотые фигуры двигались?
— При помощи искуснейших механизмов. Почему ты меня расспрашиваешь?
Ангелина Львовна закрыла глаза и вздохнула:
— Он меня пугает.
— Кто?
— Этот пациент…
— Не вижу ничего страшного, если кто-то увлекается культурой инков. Начитался, насмотрелся картинок, потом во сне увидел.
— Плавучие сады у индейцев были?
— Кажется, да.
— Хорошо. Ты сможешь мне еще рассказать об ацтеках, инках и майя?
— С удовольствием…
Глава 9
За окнами совсем стемнело. Морозная ночь опустилась на город. Луна ледяным блюдцем застыла на черной карте неба. В ее свете снег казался синим.
— Ну что, еще по одной?
— Давай…
Илья и Саня понимали друг друга с полуслова. Им не нужно было много говорить. На маленькой кухне горел соломенный светильник, пахло жареным мясом и солеными огурцами.
— Огурцы вкусные, — похвалил Вересов. — Теща делала?
— Не… Валька моя. Она насчет всяких солений и варений — мастерица на все руки. И не только. Светильник видишь?
Вересов поднял голову, посмотрел.
— Ну.
— Это она сплела. Из соломы. У нас таких штук полно — из бересты, из трав засушенных, из лозы. Типа икебана.
— Хобби, что ли, такое? — поинтересовался Илья.
Аксельрод засмеялся.
— Профессия у нее такая: фитодизайнер.
— Ух ты! Я и не выговорю. Кстати, а где она сама?
— В Одинцово уехала, к матери.
— Надолго?
Саня смешно наморщил лоб и сразу стал похож на себя юного. Точно так же он морщил лоб, когда его вызывали к доске, а он не знал урока.
— Не знаю. Заболела теща, одну ее оставлять нельзя.
— Чего ж к себе не заберете?
— Не хочет, — вздохнул Аксельрод. — Она к своему дому привыкла. Курочки у нее, собачка, кошечка. А у нас тут, сам видишь, четырнадцатый этаж. Вот Валентина и мотается. Ей каждый день приходится ездить из Одинцова в Москву, на работу.
— Ты извини, Саня, я никогда не спрашивал… вы с женой ссоритесь?
Аксельрод медленно налил в стаканы еще водки.
— Бывает. Но редко.
— Она не возмущается, что ты постоянно в разъездах, что горы для тебя важнее семьи?
— Кто, Валька? — Саня так заразительно хохотал, что Вересов тоже невольно улыбнулся. — Да ты что, брат? Она только рада, когда меня дома нет. Валька же, кроме своего сена, никого и ничего не видит. Усядется какое-нибудь панно плести, и к ней не подходи. Знаешь, какие слова я слышу от нее чаще всего?
