Рауля, будет лучше, если она родит вне брака. Не давайте своему брату возможности воспитывать это дитя, — ибо чему такой отец может научить сына или дочь? Повторяю — откройте все преступления своего брата графине, это будет и справедливо, и истинно милосердно.»
Розамонда залилась слезами, читая эти строки. И решилась. Она позвала Доминик в гостиную и сказала, кусая от волнения губы, что ей надо открыть девушке нечто очень важное.
— Если это касается вашего брата, Розамонда, то мне уже все известно, — грустно отвечала Дом. — Я понимаю, как вам тяжело сейчас. Но я, уж простите меня, слышала ваш разговор с кузеном. И все знаю.
И Дом, в свою очередь, рассказала герцогине о том, что она замужем, и за кем, и как все это случилось.
— Я покидаю королевский дворец, Розамонда. Знайте, что вы всегда останетесь для меня образцом добродетели и веры. Понимаю, почему вы молчали о своем брате, и от всего сердца извиняю вас. Вы хотели блага и ему, и мне. Но благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. И в этот ад я едва не попала. Слава Богу, меня спас мой муж! Передайте Раулю, когда он вернется, что я не хочу больше никогда в жизни видеть его. Единственная моя просьба к нему… нет, требование — пусть он вернет мне кольцо и записку, принадлежавшие моему отцу. — Дом не стала говорить, что их сняли разбойники, нанятые Раулем, с мертвого тела графа де Брие. Похоже, Розамонда не знала об этом. Это был бы слишком страшный удар для нее.
— Прощайте, милая сестричка… — добавила она под конец, — если вы позволите и дальше называть мне вас так.
Розамонда со слезами обняла Доминик.
— Конечно!.. Мы остались сестрами! Ведь ты — жена моего кузена Робера. И, значит, хоть и не родная — но двоюродная моя сестра!
— Да, я жена вашего кузена. — А про себя Дом подумала: «И, надеюсь, сегодня ночью наконец-то стану ею по-настоящему!»
11. Воспоминания. Немюр-сюр-Сен
…Де Немюр в тот день собирался пораньше лечь спать. Он покончил с делами около девяти вечера — отправил распоряжения управляющим своими поместьями и замками на юге и севере Франции, сам сходил на конюшню и удостоверился, что его гнедой в прекрасной форме и готов к дальней дороге, проверил седло и сбрую.
Вернувшись в свои комнаты, герцог написал еще одно письмо — Исмаилу и Гастону в замок Немюр- сюр-Сен, с приказом на рассвете ждать его около южных ворот Парижа. Поскольку оба его верных слуги знали испанский, де Немюр намеревался взять их с собой. К тому же они были прекрасными телохранителями — бесстрашными, сильными и неутомимыми. А дорога предстояла длинная и небезопасная.
Герцог отдал письмо своему верному личному слуге Франсуа и приказал немедленно отправить послание с гонцом в Немюр-сюр-Сен. Франсуа был безмерно расстроен отъездом своего господина и даже просился поехать в Кастилию вместе с Робером; но де Немюр отказал слуге, потому что тот не знал испанского.
— Ты останешься здесь, в Париже, и будешь присматривать за моим дворцом, — сказал герцог. И прибавил: — В шесть утра принесешь мне завтрак — что-нибудь не очень тяжелое. И бутылку вина.
Франсуа поклонился и удалился.
В десять вечера де Немюр поужинал, принял ванну и лег в постель. Он хотел спать, глаза его слипались. Но, как это часто бывает в таких случаях, стоило ему опустить голову на подушку, как целый рой мыслей и воспоминаний закружился перед его внутренним взором. И главная, неотступная мысль была — о Доминик де Руссильон, с которой Робер никогда больше не увидится. Которая исчезнет, растворится в дымке прошлого, как исчезла и его первая любовь — Эстефания.
Он знал, что забудет Доминик. Но как скоро? Ведь это было не юношеское увлечение. Не просто плотская низменная любовь. Де Немюр чувствовал, что к этой женщине его не только неудержимо тянет физически, но его еще привязывают к ней гораздо более крепкие духовные узы. Рана, нанесенная рыжеволосой красавицей-графиней его сердцу, была глубока. И оно истекало кровью.
Робер ворочался на постели час. И полтора. Сон не шел. Герцог встал, распахнул все окна и подставил обнаженное тело холодному сквозняку. Ночь была непроглядна, безлунна и беззвездна. Низкие тучи затянули парижское небо, предвещая дождь.
Де Немюр задумчиво смотрел на небо. Он вдруг вспомнил точно такую же безлунную, с тяжелыми, наполненными влагой тучами, ночь, — в своем замке Немюр-сюр-Сен, несколько лет назад. Ночь, когда Бланш обманом завлекла его в свою спальню. Если бы эту ночь можно было бы вернуть — его, Робера, жизнь пошла бы совсем по-другому. Не было бы замка Шинон. Не было бы ужасного подземелья, где он провел двадцать мучительных дней. Не было бы соглашения с королем и безрадостных лет, проведенных в маске под именем герцога Черной Розы.
«И не было бы свадьбы с Мари-Флоранс де Руссильон, — мрачно добавил де Немюр. — Я был бы женат на Эжени.»
Да, всему виною была Бланш! Ее безумная испепеляющая страсть к нему. С чего все это началось? Ведь они дружили детьми, Робер знал ее с двенадцати лет, когда ему самому было шесть. Они играли, шалили, резвились вместе. Она была принцессой, супругой наследного принца Людовика, сына короля Франции, но она не была тогда ни гордой, ни надменной, ни заносчивой, ни коварной, — обычная веселая и добрая девочка, Бланка, как он ее называл.
Робер вспомнил, как однажды ночью они втроем — Людовик, Бланка и он, — в спальне принца начали кидаться подушками. Перья полетели во все стороны, а они смеялись, кричали и молотили друг друга по головам. Пока на пороге не появился сам король, Филипп-Август. Какой же он был разъяренный!
Робер невольно рассмеялся — вид у них троих был, наверное, весьма непрезентабельный! Облепленные пухом, красные, возбужденные. Попало больше всех, конечно, юному герцогу, — его величество счел именно де Немюра зачинщиком этой неприличной потасовки.
Лишь намного позже Робер понял гнев короля, — ведь Бланш довольно долго не могла зачать, и Филипп-Август начал сомневаться, что выбрал сыну достойную супругу. А принц и принцесса, вместо того, чтобы приложить все силы к исполнению супружеского долга и появлению на свет наследника французского престола, играли посреди ночи и били друг друга подушками!
…Когда Роберу исполнилось семнадцать, его мать, донья Санча, стала настойчиво просить сына отправиться в Кастилию, ко двору племянника Бланки Кастильской, короля Фердинанда. Донья Санча не бе основания считала, что французский двор слишком развращенный для молодого и пылкого юноши, а в Испании гораздо строже соблюдался этикет, все было подчинено жестким нормам морали и религии.
И де Немюр отправился в Кастилию. Откуда вернулся в двадцать один год — с командорским крестом, верным слугой мавром Исмаилом и главным своим трофеем — прекрасной испанкой Эстефанией де Варгас.
…После гибели Эстефании и смерти матери Робер прибыл в Париж. В тот период своей жизни герцог почти не видел принцессу Бланку. Молодой Людовик как раз собирал лучших дворян Франции для очередного Крестового похода. Де Немюру, после всего им пережитого, необходимо было отвлечься. А что могло отвлечь мужчину его возраста от мыслей о потерянных дорогих его сердцу женщинах быстрее и незаметнее, чем война?
Так и случилось. Сражения с сельджуками, война за английские земли, — два года пролетели, как одно мгновение. Когда, наконец, французские войска вернулись в Париж, Роберу уже было двадцать три, и принц Людовик как раз стал, после смерти отца, королем.
Людовик очень ценил и уважал своего кузена — за решительность, ум и отвагу, а, после того, как де Немюр дважды спасал его высочеству жизнь, их связала уже настоящая преданная мужская дружба.
Робер вернулся в Париж не в лучшей форме, — в бою с турками его тяжело ранили в бедро. Рана
