Нет, не может быть! Она услышала затем, как он заворочался на кровати. Возможно, ему снится сон?.. А вдруг он сейчас проснется? Дом быстро прикрыла рукой свечу.
Она слышала, как он взбил подушку… повернулся… И затих. Прошло несколько минут. Дом опустила руку и сделала еще пять бесшумных шагов к постели. Теперь она видела де Немюра, — он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку.
И тут он подскочил, резко сел и повернулся в ее сторону. И в свете свечи Доминик увидела, что он абсолютно нагой, что волосы у него взъерошены, что он смотрит прямо на нее расширенными блестящими глазами. Слишком блестящими… Потому что он все-таки плакал.
Плакал о ней! В горле вдруг встал комок. Ей стало нестерпимо жаль его. И стократно возросла ее любовь и нежность к нему. Он, такой сильный… Такой гордый… такой мужественный — плачет! Она довела его до слез! Доминик и сама была готова заплакать… И поэтому не сразу заметила кинжал в его руке.
О, Боже, Очо был прав! Надо было что-то сказать… И немедленно, пока де Немюр не метнул клинок. Доминик протянула к герцогу руку и промолвила, забыв, что должна говорить не своим голосом, — но стоявший в горле ком и так изменил его тембр.
— Монсеньор, ради всего святого… Я пришла к вам с миром…
Она сама не узнала свой голос. А де Немюр — тем более. Он сидел на кровати, изумленно глядя на это странное видение. Что это? Продолжение его сна?.. Или все-таки явь?
— Кто вы? — наконец, хрипло спросил он.
— Ваша супруга. Та, на которой вы женились четыре года назад. С которой вы обвенчались в капелле Руссильонского замка…
Нет, это не сон. Теперь Робер был почти уверен в этом. Но кто эта женщина? Она изображает Мари-Флоранс… Но она не может быть ею! Значит… Значит, опять какая-то интрига! И он догадывается, от кого эта интрига исходит. Очередные проделки Бланш! Она решила подшутить над ним. Подсунула ему какую-то девку, разыгрывающую из себя его жену… Он злобно сощурился. Рот сжался в узкую полосу. Доминик заметила это и поняла, о чем он подумал.
— Нет, монсеньор. Это не игра. Не чьи-то злые происки и интриги. Я — ваша жена… и могу доказать вам это.
— Докажите. — Он инстинктивно понял, что от этой женщины не исходит опасность … Пока, по крайней мере, — и положил кинжал обратно под подушку.
Доминик подошла совсем близко к кровати и вытянула вперед правую руку.
— Вот это кольцо у меня на пальце… Вы узнаете его?
Робер взглянул. Не может быть! Да… Это была его печатка. Он поднял глаза. Если бы женщина сняла капюшон, и он мог увидеть ее лицо!
— Итак, вы узнали… А это — ваш брачный контракт. — Доминик достала свернутую трубкой бумагу и протянула ему. Де Немюр взял в руки бумагу, встряхнул, разворачивая… Да, это был тот самый контракт! И его подпись внизу, рядом с подписью Мари-Флоранс.
— Да, — прошептал он, — это та самая бумага. И мое кольцо.
Дом торжествовала. Он признался!..
— Так вам довольно доказательств?
— Я не знаю… — он покачал головой. — Я ничего не понимаю, мадам. Откуда вы? Как вы сюда проникли?
— Разве вы не видите по моей одежде? Из монастыря, монсеньор. А как я попала к вам во дворец — пусть, прошу вас, останется моей тайной.
— Так вы — Мари-Флоранс? — Он все еще был в сомнениях. Возможно ли, чтобы это была его жена, каким-то волшебным образом явившаяся из закрытой далекой обители? И ее голос… Несколько раз во время их разговора в нем промелькнули знакомые нотки. Может ли быть, что это не Флоранс, а Доминик? Ведь они очень похожи. Доминик!.. Стоило ему подумать о ней, как он почувствовал, что начинает возбуждаться.
Но нет… Если в одежде картезианки пришла к нему Доминик де Руссильон, — Робер не дотронется до нее! И прогонит. Потому что он поклялся на кресте, что не коснется этой женщины… Любовницы своего подлого кузена Рауля! Неужели это — Доминик? Рыжая бестия Доминик? Она вполне способна на такой обман! Ведь обманула же она его тогда, на поляне, поклявшись, что не сбежит. А сама толкнула его ногой. Ускакала…
«Верить этой женщине нельзя. А она, как и Бланш, похоже, вожделеет меня. Если это она пришла ко мне… Боже, дай мне силы выполнить мой обет — и удержаться от соблазна!»
— Хорошо, мадам. — Сказал он. — Я не буду спрашивать больше, как вы вошли в мой дворец. И я верю… почти… что вы — моя жена. Но снимите же капюшон. И ваш плащ, чтобы я мог окончательно удостовериться, что вы не лжете!
Доминик подняла руку — и откинула капюшон.
Де Немюр отпрянул в изумлении. На лице ее была белая маска. — Что это значит? — спросил он. — Вы в маске!.. Почему? — Но и вы носили маску, монсеньор, — вы помните? — когда я выходила за вас. Теперь и я решила прибегнуть к небольшому маскараду. Я буду лишь в маске, — но все остальное я вам покажу. Вы ВСЕ увидите, ваша светлость. Вот мои волосы… Вы узнаете их?..
Дом тряхнула головой, и волосы ее, не убранные под сетку и не заплетенные в косы, рассыпались по плечам и груди. Герцог встал на колени на постели и, забыв о своей наготе, потянулся и с каким-то благоговейным восхищением приподнял и поднес к лицу тяжелую темно-рыжую прядь.
Да… это были ЕЕ кудри. Кудри Мари-Флоранс… и Доминик. Такого необыкновенного оттенка волос он не встречал больше ни у одной женщины, кроме двух сестер, дочерей графа Руссильона. А их мягкость… Шелковистость… Как сказал Робер когда-то своему другу де Парди — в них хочется зарыться лицом!
Де Немюр всматривался в лицо женщины. Да, белая как алебастр кожа… И бездонные синие, как васильки, глаза. Она не отвела их и ответила ему прямым, хотя и напряженным, взглядом. Черт побери! Если бы не эта маска…
— Снимите маску, — хриплым голосом потребовал он. — Я хочу видеть ваше лицо!
Она отступила на шаг.
— Нет, монсеньор. Не просите меня об этом. И не требуйте… Я не могу. А, если вы будете настаивать, — я уйду. И вы меня больше не увидите.
— Я вам не позволю уйти! — Властно произнес он. — Вы пришли ко мне сами. Я вас не отпущу! Знаете что я сделаю? Я сорву с вас маску… И овладею вами!
Она вдруг улыбнулась — спокойно и бесстрашно, как будто Робер сказал что-то очень смешное и нелепое. Синие глаза сверкнули, как два сапфира, в прорезях маски.
— Монсеньор!.. Мы оба знаем, что вы никогда не сделаете этого.
— Почему?
— Потому что мой муж, герцог Черная Роза… и вы, Робер де Немюр… не способны причинить вред беззащитной женщине! — Она произнесла это, вскинув голову, с какой-то необыкновенной гордостью. Он сдался.
— Вы правы. Я не способен на это, — сказал он. — И я отпущу вас… Как только вы захотите уйти.
— Но я не хочу, — шепнула она. — Я хочу остаться здесь… с вами… — И этот шепот был так горяч… Наполнен такой любовью, что де Немюр не мог не откликнуться на него. Он задрожал. Волна желания набежала на него. Но он подавил ее усилием воли. Он все еще не верил этой женщине.
Доминик заметила его колебания. Боже, какой он упрямый!.. И неподдающийся! Верно сказал Очо — «как тысяча севильских ослов.»
— Монсеньор!.. Вы все еще не доверяете мне? Устройте любую проверку. Задавайте любые вопросы. Я отвечу на все, — лишь бы убедить вас!
Де Немюр задумался. Мог ли он проверить еще как-нибудь, Мари-Флоранс ли перед ним? Он видел свою супругу всего один раз — в момент знакомства с нею. Но тогда они и тремя словами не обменялись. Он и голоса-то ее почти не слышал! А в капелле — она была в такой густой вуали, что под этой завесой могла находиться, в сущности, любая женщина. И во время венчания она отвечала священнику так тихо…
Было ли между ним, Робером, и Флоранс нечто такое, что объединяло лишь их? Что было известно лишь им двоим? И вдруг он вспомнил — те слова, которые он шепнул ей перед самым своим отъездом. Их
