— Говори немедленно, где бумага, собака! — закричал разъяренный, красный от злобы, Рауль. — Или твоя женушка снова окажется здесь! И я разрешу моим людям позабавиться с ней на твоих глазах! Молчишь?.. Фабьен! Приведи монашку!
— Стойте, — сказал Робер. — Я скажу. Бумага находится у твоей сестры… у Розамонды.
Де Ноайль, тяжело дыша, смотрел на него. Постепенно лицо его начало принимать естественный цвет. Вдруг он улыбнулся, — и улыбка эта совсем не понравилась де Немюру. Но нет… Розамонда — родная сестра Рауля. Единственный близкий ему по крови человек. Каким бы подонком де Ноайль ни был, он не причинит зла собственной сестре!
— У Розамонды? — протянул де Ноайль. — Как я сам об этом не догадался? Конечно! Она же так тебя любит. Как родного брата. Предательница! Иуда в женском обличье! Вы вечно шептались с ней за моей спиной. Вечные тайны… Секреты…
— Это не так. Розамонда ничего не знает о содержании бумаги. Кроме того, что документ очень важный, и его надо беречь как зеницу ока, и никому, даже тебе, не рассказывать о нем.
Рауль недоверчиво хмыкнул.
— И где же моя сестрица держит документ?
— Я не знаю. Но она говорила, что всегда возит его с собою.
— Не иначе, в Евангелии! Или в одной из других своих душещипательных книг. Боже, как же я раньше не догадался, что бумага у Розамонды! Думал о де Парди, о покойном графе де Сю — твоих дружках. Но не о родной сестре!
Де Ноайль заметался по подвалу. Наконец, он крикнул:
— Фабьен! Перо, бумагу, чернила. Еще свечи и стол принесите. Живо!
Через пять минут все это было принесено, и Рауль быстро сел за стол и начал писать. Затем он запечатал послание и отдал его Фабьену.
— Поскачешь в Париж, в королевский дворец. Ты будешь там, если поспешишь, меньше чем через два дня. Лети стрелой, выбери самую кратчайшую дорогу! Отдашь герцогине де Ноайль, моей сестре. Привезешь ее сюда. Она хорошо ездит верхом. Так что паланкин не берите.
Затем Рауль повернулся к де Немюру.
— Ты уверен, кузен, что Розамонда захватит бумагу с собой?
— Если ты сомневаешься, я могу сделать приписку своей рукой, чтобы твоя сестра взяла документ и привезла его мне.
— Да? Освободить тебе руку, чтобы ты мог написать? Ну нет.
— Неужели ты так меня боишься, Рауль? — рассмеялся де Немюр. — Ведь я буду писать правой рукой! Которая у меня не действует.
— Посмейся, посмейся. Я не боюсь. Но осторожность не помешает. Я тебя слишком хорошо знаю, милый герцог Черная Роза! Моли Господа, чтобы Розамонда привезла с собой бумагу. Иначе… — Лицо де Ноайля исказилось злобой. Он оглянулся на своего клеврета: — Итак, Фабьен, скачи! И возвращайся с моей сестрой!
Когда шаги приспешника Рауля стихли наверху, де Ноайль подошел к Роберу и сказал с гнусной усмешкой:
— Ну что ж. Фабьен вернется не скоро. Чем бы мне пока заняться, как ты думаешь, мой дорогой кузен?
Рауль заметил, как де Немюр чуть вздрогнул. Как сжался его рот. Как сузились зрачки. «Да, Робер понимает, что за время моего ожидания может произойти многое. И что ничего хорошего не ждет ни его самого, ни его красавицу-жену.»
— Прямо скажу, кузен, — ты меня не особенно интересуешь, — улыбаясь, продолжал де Ноайль. — Да ты и сам прекрасно знаешь мои пристрастия. Молодые девушки. Женщины. С ними я отдыхаю душой. Пытать тебя — приятное занятие. Но, боюсь, оно не доставит мне того наслаждения, какое я испытываю, развлекаясь с женщинами. Поэтому я, пожалуй, навещу твою юную жену. Ах, как она мне обрадуется! Жаль, что она больше не девственница. Но я как-нибудь это переживу. Я славно с ней повеселюсь. Возможно, даже сюда, в подземелье, до тебя долетят ее крики и мольбы о пощаде. А если она начнет сопротивляться — тем лучше. Это еще больше разожжет мою страсть! Через час-другой она станет покорной. И я научу ее кое-каким штучкам, которые ты, милый кузен, вряд ли стал бы с ней проделывать. Возможно, я вернусь с ней сюда, и очень скоро. И мы покажем тебе здесь все, чему я ее научил… А, вижу, ты уже на грани! Ну, давай, Робер! Очень хочется увидеть, как у тебя будет припадок! — Произнося все это, Рауль, тем не менее, взялся за рукоять меча и отошел подальше от де Немюра, который, действительно, чувствовал, как ярость туманит его голову. Он побелел, зрачки сузились. Но пленник огромным усилием воли подавил подступающий приступ. Он не должен сейчас терять контроль над собой. Ни за что!
Де Ноайль внимательно следил за меняющимся выражением лица де Немюра, — увидев, что оно вновь становится естественного цвета, и зрачки расширились, Рауль притворно вздохнул.
— Ты вечно обманываешь мои надежды, кузен. Хоть бы твоя милая женушка их тоже не обманула! Но нет, я уверен, — она-то меня не разочарует! Такая красавица! Глаза, волосы, грудь, бедра… Само совершенство! Я возбуждаюсь, стоит только подумать о ней. Итак, я ухожу. Тебя оставляю на попечение Жака и твоего верного слуги. Присматривайте за нашим красавцем, Франсуа. Но не трогайте его даже пальцем. Он нам еще пригодится. — И Рауль, с омерзительной ухмылкой, отправился наверх. Де Немюр провожал его взглядом, полным бессильной ярости. Но он больше ничем не мог помочь Доминик. Ей придется самой каким-то образом выбираться из своей комнаты. Дай Бог, чтобы ей это удалось. И чтобы ключ, который Тереза обещала Роберу всегда оставлять на выступе в стене около красной двери, был на месте!
Тереза… За все эти годы герцог почти не вспоминал о ней. Но тогда, после двадцати кошмарных дней, проведенных в этом же страшном подземелье, именно она возродила Робера к жизни. Интересно, вышла ли она вновь замуж? Или по-прежнему вдовствует? Вряд ли. У нее было столько воздыхателей, и здесь, в замке, и за его пределами. Черноволосая зеленоглазая смуглая красавица, статная и высокая, уроженка Прованса, сводила с ума многих мужчин. Но, несмотря на свою бедность, на жалкое положение вдовы лесника, Тереза обладала гордостью настоящей южанки. И рука у нее была тяжелая, так что слишком назойливых поклонников ждал достойный отпор.
Что такая роскошная женщина могла найти в том де Немюре, которым тогда он предстал перед ней? Изможденном, худом как скелет, ослабленном настолько, что даже сто шагов казались ему почти непреодолимым расстоянием. Когда Робер впервые увидел себя в зеркале в то время, — у него волосы в буквальном смысле этого слова встали дыбом от ужаса. Да, он мог тогда внушать жалость… сострадание… но только не влечение и уж, тем более, не любовь.
А Терезу каким-то чудом сразу потянуло к нему. Робер вспомнил их первый поцелуй. Как лицо ее вспыхнуло и залилось краской, когда он пришел к ней, крадучись, как вор, в Псарную башню, и раздел ее на ее жалкой узкой постели дрожащими и от слабости, и от возбуждения руками. И как она рыдала от счастья, кусая зубами угол подушки, чтобы никто не услышал за стеной этих звуков, когда он довел ее в первый раз до высшего наслаждения.
Каждое их свидание вливало в Робера новые силы. И добровольный узник Шинона забывал о своем положении; о перенесенных муках; о грызущей и томящей его каждый день неизвестности. Да, Тереза заставляла де Немюра забывать обо всем этом!
Вспомнил герцог, и как он пришел к ней в башню в последний раз. Она сидела у окна, низко склонив голову, пришивая на белый плащ черную розу. Когда Робер заставил ее поднять лицо, то увидел столько страдания в ее зеленых глазах. А плащ был весь мокрый от слез. Вспомнил, как она бросилась к нему на грудь, умоляя остаться… Говоря, что не сможет жить без него… Но Робер освободился из ее объятий, надел плащ, намеренно быстро и небрежно поцеловал ее в губы и, не оборачиваясь, пошел к двери. И тогда Тереза крикнула ему вслед: «Я всегда буду ждать вас! И ключ от моей комнаты всегда будет на том же месте! Я буду ждать вас, монсеньор!»
Но де Немюр не собирался возвращаться. И образ этой прекрасной женщины довольно быстро изгладился из его памяти. Ибо он только хотел Терезу. Он ничего не обещал ей. И с самого начала их связи сказал, что не сможет любить ее.
Робер вздрогнул и открыл глаза. Тереза исчезла. И реальность вернулась. Франсуа сидел на стуле и,
