6. Тереза
…Доминик снился чудесный сон. Она лежит рядом с Робером на постели в его спальне, утомленная любовью и доведенная им до пика наслаждения. Ее голова покоится на его широкой груди; его сильные руки крепко обнимают ее. Они оба молчат, но она знает, что ему так же хорошо в этот миг, как и ей. Она закрывает глаза и готовится уснуть в его теплых объятиях. И вдруг дверь в спальню распахивается. Врываются люди в масках. Дом знает, что это убийцы. Она вскакивает… Но Робер остается лежать на кровати, и она в ужасе видит, что он весь в крови и как будто без сознания. Голос Рауля произносит: «А! Наконец-то я покончу с ним!» — и Доминик видит, что он входит в комнату с обнаженным мечом в руке. И заносит его над Робером. А она ничего не может сделать… Она словно оцепенела, все ее члены словно скованы невидимыми, почему-то очень горячими, путами. И она может только крикнуть. И кричит: «Робер! Робер!»
Тут Доминик проснулась. Узкая постель, на которой она лежала, была, как позже поняла молодая женщина, простой деревянной лавкой, застеленной большой выделанной медвежьей шкурой. Одеялом же служили сшитые вместе беличьи шкурки. Дом лежала на животе, как оказалось, лицом к огню, мирно потрескивающему в маленькой печурке. Вот почему так жарко! Доминик обвела глазами комнату, где находилась. Совсем маленькое помещение с низким потолком было вытесано из бревен. Кроме лавки, тут стояли небольшой стол с двумя табуретами — все грубо сколоченные — и больше никакой мебели. Окна не было. Около раскрытой входной двери, за которой сгущались сумерки, висели на вбитых крюках лук с колчаном, полным стрел, и рыбацкая сеть. На другой стене висело десятка два кожаных и матерчатых мешочков, набитых непонятно чем. Но все же — где она? Как она сюда попала? Что, вообще, с ней случилось?
Доминик попыталась приподняться и сбросить с себя теплое одеяло; но это оказалось нелегко; и руки, и ноги были словно чужие и не хотели слушаться. Наконец, ей удалось выпростать из-под одеяла правую руку… И тут резкая боль в спине заставила молодую женщину вскрикнуть — и разом все вспомнить. Похищение. Шинон. Побег. Холодная река. Стрела, вонзившаяся под лопатку.
…Возможно, Дом опять провалилась в беспамятство. Потому что, когда она вновь открыла глаза, то увидела, что перед печуркой на низком табурете сидит старуха и, наклонившись, подбрасывает в огонь поленья. Старуха была одета в домотканое, во многих местах заштопанное красное платье. На ногах у нее были деревянные крестьянские сабо; густые совершенно седые волосы были заплетены в две толстые косы, аккуратно уложенные вокруг головы.
Раненая слегка пошевелилась, и старуха тотчас повернулась к ней. И Доминик с изумлением увидела, что она вовсе не старая. Наоборот — вряд ли ей было больше двадцати пяти лет. И она была очень хороша собой. У женщины было очень загорелое, обветренное, как у людей, постоянно проводящих время на свежем воздухе, лицо, на котором выделялись огромные яркие глаза цвета спелой травы; высокие скулы, небольшой точеный нос и красиво очерченные полные губы довершали портрет странной хозяйки этого домика.
Женщина улыбнулась Доминик, — у нее были безупречно ровные белоснежные зубы — и, грациозно поднявшись с табурета, подошла и положила прохладную руку на лоб больной.
— Слава Господу, жар уже спал, — певуче, с до боли знакомым легким акцентом промолвила она. — Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо… мне лучше, — собственный голос поразил Доминик. Страшно слабый, тихий, не голос — шепот.
Женщина опять улыбнулась и, придвинув табурет поближе, села к изголовью раненой.
— Где я? Как я здесь оказалась? — прошептала Дом.
— Ты плыла по реке. А я проверяла сети на берегу. И увидела тебя. Ты очень хорошо плаваешь. С такой раной в спине — боролась и плыла против течения! А потом ты перестала бороться, и тебя потянуло обратно. Но я тоже умею плавать, — я вытащила тебя и принесла на руках сюда.
Да, правильно. Дом решила плыть против течения, понимая, что искать ее будут вниз по реке. Она вздрогнула, вспомнив, как ей было больно. Какая холодная была вода во Вьенне.
— Я принесла тебя, — продолжала незнакомка. — И осмотрела. У тебя были порезаны ладони, — но это не страшно. А в спине торчала стрела, довольно глубоко. Но я, хвала Пресвятой Деве, умею обращаться с такими ранами. Я вытащила стрелу так, что крови было совсем немного. И, главное, — стрела не задела ничего важного внутри. Я обработала рану, перевязала тебя, дала тебе выпить целебный настой. Но к полуночи у тебя все же начался жар.
— И сколько я уже нахожусь здесь?
— Сегодня пятый день.
Пятый день!.. Доминик закрыла глаза. Ищут ли ее? Скорее всего, да. Люди Рауля и солдаты из Шинона, наверное, прочесывают всю округу. А что с Робером? Боже! Только бы с ним ничего не случилось!
— Кто тебя ранил? — спросила ее, наклоняясь к самому ее лицу, седая женщина. — И почему?
Могла ли Дом довериться полностью своей спасительнице? Быть может, за голову беглянки назначена награда. А бескорыстных людей на земле не так много.
— Я… я не помню… — тихо пробормотала она.
Женщина понимающе кивнула.
— Если не хочешь — не говори. Но я-то знаю, что ты плыла из Шинона. Больше неоткуда. О, это проклятое, трижды проклятое место! — и она вдруг стиснула пальцы в кулаки и потрясла ими над головой. — Ты такая юная. И красивая. Я догадываюсь, что с тобой хотели сделать. О, если б я могла прийти тебе на помощь! Я бы натянула свой лук — и выпустила в мерзавца, который ранил тебя, все свои стрелы!
Доминик всматривалась в ее внезапно потемневшее исказившееся лицо. Да, эта женщина вполне могла выполнить свою угрозу. Она была высокая, статная и плечистая, и наверняка обладала большой физической силой, раз донесла раненую на себе до этой избушки. И она умела, судя по ее словам, как и Дом, обращаться с луком!
— Как тебя зовут? — спросила Доминик.
— Тереза. А тебя?
— Меня… меня — Мари.
Женщина опять кивнула.
— Что ж. Мари — так Мари. — Она явно не поверила Дом.
— Нет. Это мое настоящее имя. Правда, меня им никогда не называли…
— У тебя, наверное, двойное имя. Как у аристократки. Впрочем, я думаю, ты дворянка и есть. У тебя такая нежная белая кожа! На руках нет мозолей. Ножки тоже нежные, не то что у меня, — как копыта от этих сабо. Я, наверное, должна обращаться к тебе «ваше сиятельство», или «ваша светлость»…
— Нет, нет, Тереза, — быстро сказала Доминик. — Называй меня на «ты». Ты спасла мне жизнь. Я так тебе благодарна!
— Хорошо, — промолвила Тереза. Она о чем-то задумалась.
— У тебя знакомый акцент, — произнесла Дом. — Ты не из Лангедока?
— Ой, святые угодники! — всплеснула руками Тереза. — Оттуда! Из Нарбонна! И ты тоже, Мари?
— Я из Руссильона, — с гордостью сказала Доминик. Она перешла на окситанский:
— А как же ты попала в такую даль?
Тереза засияла от радости при этих словах:
— Как же я давно родную речь не слышала! Отец мой был мелким лавочником. Да разорился и спился. А мать вышла замуж второй раз за простого солдата-лучника. А он никак не мог на одном месте больше года выдержать, все искал, где бы побольше денег заработать. Вот мы и поехали втроем на север, поближе к столице, пока не добрались до Шинона. Мне тогда десять лет только-только исполнилось. А скоро мать умерла при родах, и я осталась вдвоем с отчимом.
— А потом?
— Потом… Потом меня выдали замуж… за лесника. — Лицо Терезы опять потемнело. — А через два года я овдовела. И вот уж семь лет вдовствую.
