провинциалочкой все, что только нам заблагорассудится! У нее в Париже нет никого из родственников и друзей, и некому будет вступиться за нее.
— Да, птичка летит прямо в силок, — усмехнулась, вновь обретая хорошее расположение духа, женщина.
— А потом, — представьте, мадам! — когда она будет опозорена, обесчещена, — герцог узнает, что это ОНА его жена! И уж тогда-то он взвоет, как пес, посаженный на цепь! С его щепетильностью в вопросах чести, при его безмерной гордыне, — быть связанным браком с падшей женщиной, над которой смеются, которую презирают, от которой отвернулся весь свет… Что может больше ранить нашего дорогого герцога?
— Когда же она приедет? — живо спросила женщина. Глаза ее блеснули в полутьме носилок.
— Наш человек послал последнего курьера из Руссильона три дня назад. Доминик де Руссильон как раз выезжала в Париж! Курьер прибыл в Аржантей сегодня вечером; он мчался, как вихрь, и сразу вручил мне послание.
— А ваш человек… он остался там, в замке?
— Его пришлось убрать; к чему лишние свидетели, не правда ли? Теперь мы ждем приезда жены Черной Розы. Совсем скоро она предстанет перед вами, мадам!
— О, дорогой, тогда готовьтесь к встрече! Мы должны придумать что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы ударить побольнее! Чтобы Черная Роза корчился и извивался, как уж на сковороде! Мы не можем убить его из-за проклятого документа, который связывает нам руки, — но можем заставить мучиться и страдать!
— Вы, кажется, хотели, чтобы я соблазнил эту провинциалочку?
— Это было бы неплохо.
— Но, поверьте, если я и сделаю это, — то только подчиняясь вашей воле. — Покорно, но с видимым отвращением произнес мужчина. — Вы же знаете, после вас мне все женщины кажутся уродками… — И, наклонившись к женщине, он припал к ее руке.
— О, querido! Не волнуйтесь, — если она окажется таким страшилищем, я не заставлю вас соблазнять её. Мы придумаем, как поступить с ней. Мы все решим, когда увидим ее, — прошептала женщина. — Но, в любом случае, ОН должен страдать… Я была бы на седьмом небе, если бы он страдал бесконечно! Черная Роза — счастлив?… Я этого бы не вынесла!
— Я позабочусь о том, чтобы вы смогли насладиться местью, мадам! Чтобы мы оба насладились ею… сполна! — И он, стянув с ее плеч плащ, начал покрывать их жадными поцелуями.
— О Боже… Неужели вы еще не устали? — простонала она, изгибаясь под его руками.
— Нет, мадам. Вы — как богиня Гея, дающая неиссякаемые силы Антею! С вами я неутомим!
9. Знакомство с Очо
…Доминик и Филипп подъехали к особняку графа Руссильона на улице Амбуаз далеко за полночь. Дождь, сначала моросивший, уже давно лил как из ведра, и всадники вымокли до нитки. К счастью, Элиза, Адель и Пьер уже приехали; Элиза хлопотала на кухне, а Пьер разжег камин в нижней зале и комнате, предназначенной графине де Руссильон. Филипп остался в конюшне расседлывать лошадей.
Адель, завидев свою госпожу, мокрую насквозь, бросилась готовить ей ванну. Стуча зубами, Дом стянула с себя мужскую одежду в своей комнате и с наслаждением погрузилась в горячую воду, потихоньку начиная чувствовать, как заломило все тело — с непривычки; ведь она уже давно не ездила верхом, а тут два дня провела в седле!
Затем они, все впятером, хоть это и противоречило всем правилам — есть с прислугой! — сели ужинать в нижней зале. Особняк Руссильона очень давно стоял запертый, — граф не был здесь лет семь, — и большинство комнат, как сообщил Пьер, были крайне запущены; везде были мрак, плесень и паутина. Столы, сундуки, кресла и лавки были покрыты белыми чехлами, зеркала задрапированы.
— Ничего, — бодро сказала Доминик, — несмотря на боль в каждой клеточке тела и непрерывный шум дождя за окном, она пребывала в прекрасном расположении духа, — возможно, нам не придется здесь жить долго! Мой муж не погиб, и скоро мы все будем жить в его доме! Нет, — поправилась она, — не в доме — во дворце! Ведь он — герцог, и должен жить во дворце! Ну, или в замке.
Элиза, Адель и Пьер смотрели на свою госпожу, выпучив глаза. Они втроем до сих пор не знали, что заставило юную графиню, сразу после смерти отца, выехать в Париж. Об этом было известно пока только отцу Игнасио и Филиппу.
— Ваш муж, госпожа? — воскликнула Элиза. — Герцог Черная Роза?.. Он жив?
— Да, — гордо сказала Дом. — И я уже знаю, как его зовут! Его имя — Рауль де Ноайль! Пока об этом известно только вам, но скоро весь Париж узнает, что мы с ним — супруги!
На следующее утро Доминик проснулась довольно поздно. «Удобно ли будет в такое время представляться ко двору?» — подумала она. Но ей так захотелось увидеть вновь Рауля!
«Он наверняка будет сегодня во дворце… Я должна поехать туда!»
Выбор платья не затруднил девушку; так как отец ее скончался, она надела черное бархатное платье, и ограничилась, вместо дорогих драгоценностей матери, которые тоже привезла в столицу, одним лишь золотым распятием на груди. «Я бы могла надеть на палец ЕГО кольцо… Но нет! Сначала я посмотрю на ЕГО руку!» Почему-то Дом была уверена, что перстень, который передал ее отец графу де Брие, обязательно будет на пальце Рауля.
«Вчера после турнира, когда его награждала королева, его руки были в перчатках… Но сегодня он наверняка будет без них!»
Она взяла с собою также верительные грамоты, доказывавшие ее происхождение, и приглашение королевы, которое вручил ей в замке отца гонец несколько дней назад. Под платье, на нижнюю рубашку, Доминик надела кожаный пояс, к которому был прицеплен крошечный кинжальчик. Она всегда теперь носила его с собой. «Тетя Агнесс говорила, что при дворе возможно всякое. И Мишель де Круа тоже предупреждал меня о дворцовых интригах и кознях. Вдруг он мне понадобится?..»
Носильщики бодро шагали с портшезом графини де Руссильон к острову Ситэ, где в то время располагалась резиденция французских королей. Погода разгулялась, выглянуло солнце, и на душе Дом было легко и спокойно. Скоро, совсем скоро она увидит Рауля… и, может быть, уже через несколько часов он назовет ее своей законной женой и герцогиней!
Носилки проехали по улице Сен-Дени, и вот их уже внесли на мост Менял, застроенный домиками и лавочками так, что Сены внизу даже не было видно. Сразу за мостом располагалась королевская кордегардия. Трое караульных в кирасах и шлемах попросили ее предъявить пропуск; но, как только Доминик протянула им приглашение, они тотчас низко поклонились ей и открыли ворота перед ее портшезом и Пьером и Филиппом, сопровождавшими свою госпожу верхом.
Итак, Дом оказалась на территории королевского дворца. Конечно, это не был Лувр, пышный и богатый, со множеством залов и комнат, который построили намного позже. Дворец королей Франции в тринадцатом веке был больше похож скорее на крепость. Но он не выглядел мрачным и неприступным; сложенные из светлого камня стены, синие и красные заостренные башенки, украшенные флагами Франции и Кастилии, придавали ему вид почти праздничный и веселый. К тому же дворец утопал в зелени разбитых вокруг него стройными рядами фруктовых садов.
Как только Доминик вышла из носилок и сделала несколько шагов к парадному подъезду, к ней поспешил невысокий пухленький человек, назвавшийся распорядителем двора. Взяв у Дом ее бумаги и мельком просмотрев их, он знаком велел Пьеру и Филиппу остаться во дворе и пригласил девушку следовать за ним. Он привел Доминик в довольно большую залу, где уже находилось несколько кавалеров и рыцарей, вероятно, также ждущих аудиенции у их величеств. Толстяк указал ей на стул с бархатной обивкой, и, поклонившись, промолвил:
— Прошу вас, подождите здесь, графиня. Я передам ваши бумаги монсеньору-сенешалю. За вами
