из воздуха. Тысячи рук извлекали ее из самых разных инструментов — причем одну и ту же! Мелодия нарастала, покрывала собой все вокруг, заставляла всех, кто нечист душой, биться в корчах и забиваться в углы, закрывая уши и воя от ужаса. Им казалось, что все их грехи вытащили наружу и выставили на всеобщее обозрение. И возмездие было уже неумолимо близко.
Музыканты один за другим выходили на пустыри за городами, устанавливали свои инструменты, ни к чему не подключая их. Под Москвой рокеров и металлистов собралось больше двух тысяч, под Питером — не меньше. В остальных городах мира тоже собрались все, кто хоть чего-то стоил.
Первый аккорд… Первый удар барабана… Первый проигрыш саксофона… Гитара за гитарой, барабан за барабаном, саксофон за саксофоном, синтезатор за синтезатором вступали и расширяли мелодию. Во всем мире! Она была единой для всех, музыканты слышали и ощущали ее душами, отдавались ей полностью, как никогда до сих пор. В небе заполыхали серебряные отблески, ветер запел в такт, Мать- Земля поддержала своих уходящих детей, оплакивая их. Она оставалась в одиночестве — настоящие уходили, оставляя тех, кто убивал ее. Но иначе было нельзя.
Каждый музыкант одновременно смеялся и плакал, продолжая играть или петь, для него больше не существовало ничего, кроме музыки — она уже покрывала собой все, ничего не оставляя позади, заставляя души взлететь в непредставимую высь.
Внезапно мелодия резко усилилась, словно кто-то поддержал ее, играя на струнах мироздания. Все пустыри, где давали свой последний концерт на Земле музыканты, скрылись в серебристом свечении. И только они сами увидели возникшего из воздуха длинноволосого парня в коротких широких синих штанах, с гитарой в руках. И струны этой гитары были не струнами, а лучами света! Он несколько раз рванул эти световые струны, заставляя мелодию расшириться до небес. Теперь обычные люди уже не смогли бы услышать ее, не сойдя при этом с ума — они и не услышали, это было не для них. Но настоящие музыканты услышали, выдержали — и поняли!
— Привет! — расхохотался длинноволосый. — Добро пожаловать! Нам вас не хватало!
— Ой-ййа! — в один голос отозвались земные музыканты, не прекращая играть и с восхищением глядя на пришельца. Играть, как он, не смог бы ни один из них — это был мастер такого класса, перед которым меркло все.
— Наращивай темп! — азартно проревел длинноволосый. — Не бойтесь! Время пришло!!!
И они наращивали, не обращая внимания на кровь, текущую из пальцев, ртов и ушей, на боль, раздирающую тела, на лопающуюся кожу. Даже если у кого-то рвались струны, он все равно продолжал играть, даже не замечая, что на их месте сами собой возникают световые, которые порвать не сможет ничто и никогда. Музыка чем дальше, тем становилась безумнее, невероятнее, непостижимее. Она была уже чем-то таким, что на Земле не слышал никто и никогда — и уже никто никогда не услышит. В воздух взвились тысячи серебряных смерчей, небо стало зеркальным, отражая все, что внизу. Вот только заметили это лишь те, кто был способен заметить — остальные тихо радовались, что жуткая музыка стихла. Что ж, это был их выбор…
— Ну что, ребята и девчата, пора?!! — Голос длинноволосого заполнил собой все вокруг.
— Да-а-а!!! — единым аккордом ответили ему музыканты, пребывая уже не здесь. Все, что было здесь, их уже не интересовало, оно ушло бесследно, не оставив по себе ничего, кроме горечи.
— Тогда вперед!
Пальцы длинноволосого пробежались по струнам с непредставимой скоростью, мелодия буквально взорвалась, скрыла под собой весь мир, отстранив его, словно нечто неправильное. Да так оно и было! Тысячи пальцев бегали по струнам, тысячи палочек били по барабанам ударных установок и жали клавиши синтезаторов.
Где-то бесконечно далеко изменились линии мироздания, которые, казалось, никогда не должны были меняться — но они изменились. Наверное, на то была Его воля. И серебряное свечение окончательно скрыло под собой пустыри, на которых собрались земные музыканты. А когда оно развеялось, там было пусто…
Странные сказки про вечность, где вера всесильна,
Мне нашептали дожди и напели дороги.
Так нелегко вдруг поверить в желанные крылья,
Ну а поверив — пустяк расставанья и сроки.
Пальцы Виктора бегали по клавиатуре, текст шел со страшными ошибками, но он сейчас не обращал на это внимания — потом исправит, сейчас не до того, сейчас идет, да так, как редко шло. Мир, пришедший в грезах, под его пальцами становился все более живым, цельным, реальным. Он оживал на глазах, превращался во что-то реально существующее. Пусть не здесь, пусть где-то там, но это неважно. Писатель улыбался сквозь слезы, понимая, что пишет настоящее, то, ради чего стоило жить.
Закончив главу, Виктор устало поднялся, потер лоб и тяжело потянулся к холодильнику, чтобы взять банку холодного пива. Эта глава далась очень тяжело, но вдохновение еще не ушло, а значит, нужно писать, пока есть хоть какие-то силы. Иначе муза «уйдет погулять» на несколько недель, как бывало уже не раз, поэтому лучше не рисковать.
Однако минут десять можно посидеть, покрутить в голове дальнейшее — не сюжет, ни в коем случае. Не раз сталкивался с тем, что все задумки летят в тартарары при написании. Есть, конечно, те, кто пишет логично, по плану, но их книги почему-то читать не хочется — в них не хватает чего-то неуловимого, что можно, наверное, назвать душой. А его герои живут, они поступают по-своему, не спрашивая автора, порой неожиданно для него.
Внезапно раздавшийся звонок телефона заставил Виктора поморщиться. Ну, блин же, почему обязательно нужно отвлекать от работы?! Посмотрев на экран мобильника, он хмыкнул и нажал на кнопку ответа — звонил коллега и старый приятель, Сашка Каверзнев.
— Привет! — напористо заговорил тот. — Тут такое!!!
— Привет, — отозвался Виктор. — Что стряслось-то? Я из дома третью неделю не вылезаю, пишу, как оглашенный. Книга не идет, а прет! За месяц почти десять листов накатал, представляешь?
— Да хрен с ней, с книгой! — чуть ли не в истерике выкрикнул Каверзнев. — Наших шестеро пропали бесследно!
— В смысле?.. — растерялся писатель.
— В прямом! — отрезал собеседник. — Ногин, Локушев, Ставицкий, Торин, Замаров, Хромов и Рогин! Никого из них найти не могут. Рогин, например, пропал чуть ли не глазах у жены — она утверждает, что входная дверь не открывалась! Она в туалет вышла, вернулась в комнату — а мужа нет. Только сигарета дымится в пепельнице и недопитая чашка кофе стоит. Одежда вся на месте, обувь тоже. Менты поискали, но ничего не нашли. С остальными было примерно также. Мишка Локушев вообще исчез из издательства — он же там писал, дома, при его безумной теще, не особо попишешь.
— Ни хрена себе… — растерянно протянул Виктор. — Расклады…
— Я тебе чего звоню-то, думал ты тоже… — буркнул Каверзнев. — Эти шестеро, как и ты, шизанутые. Вишь ли, верите в то, что пишете! Это же просто фантастика! Сколько раз я тебе говорил — не путай реальный мир с тем, что пишешь. Я вот для бабок пишу — сам знаешь.
Виктор насмешливо ухмыльнулся — прекрасно знал этот Сашкин пунктик. Он всем рассказывал, что пишет ради денег, но при этом писал талантливо — а талант с писанием только ради денег несовместим. Те, кто так поступают, просто теряют этот самый талант, иначе просто невозможно. Но раз Сашка так хочет, пусть так думает — его дело.
— А про то, что исчезают ролевики, барды, байкеры, ты слышал? — поинтересовался Каверзнев. — Байкеры вообще смотались в черные воронки в небе!
— Ты что, издеваешься?.. — обиделся Виктор. — Или до белой горячки допился?
— Ты телевизор давно смотрел?
