хриплый вопль, — Что. Вы. Со мной. Сделали, гады?!!
Нет ответа. Я быстро огляделась: в ветхой лесной хижине было пусто. В маленькое круглое оконце заглядывал полдень, и этот же полдень щедро поливал меня солнечным светом. Но мое сердце не билось, а это значило, что…
Заскрипела, зашелестела отворяемая дверь; мой взгляд, помимо воли, метнулся к вошедшему, огромному детине в поношенной одежде. В свою очередь, на меня безо всякого интереса уставился мертвяк. Самый что ни на есть зомби, которого я видела в поезде, он тогда помогал сбежать убийце, клятвопреступнику и бывшему лекарю Шерхему Айлану Виаро.
— Роф, на место, — последний переступил порог, устало сбросил плащ на самодельную табуретку, а затем двинулся в мою сторону.
— Ага, проснулась, — удовлетворенно сказал клятвопреступник, рассматривая меня с нескрываемым интересом, — как самочувствие?
Вблизи он вовсе не выглядел страшным. Усталым и злым на весь мир — да, но не страшным. Просто… дядька средних лет, которому до смерти надоело скрываться от королевских гончих да от некромантов. Может быть, это потому, что в первый раз я его видела обритым, а теперь волосы немного отросли и торчали во все стороны как перья у нахохлившегося ворона?
— Э-эй, — он склонился надо мной, пощелкал пальцами перед носом, — ну-ка, следи за рукой. Та-ак, прекрасно. Ты хорошо слышишь?
Я невольно кивнула.
— Замечательно. Ты… — он вдруг умолк и как-то настороженно вгляделся в мое лицо, — ты уже…
Охр. Надо ему что-то сказать. Ну хоть что-то… Хотя на самом деле из груди так и рвется полный безумного отчаяния вопль — что ты со мной сделал, а? За что?!!
В черных как спелая ежевика глазах клятвопреступника появилось нечто похожее на жалость. А я, кое-как прочистив горло, промямлила:
— Как… я здесь оказалась?
— Я тебя принес, — коротко и четко ответил Виаро, — но вообще-то тебя нашел Роф. У него хорошее обоняние и, как и все зомби, он не упустит случая полакомиться…
Он оборвал себя, не договорив, снова уставился на меня, как будто ожидая чего-то. И тогда я решилась. В конце концов, раз уж этот клятвопреступник пока что не сделал мне ничего плохого, то, может быть, мне еще повезет?
— Я не слышу своего сердца, — прошептала я, — что с ним такое?
На миг мне показалось, что лекарь съежился, сжался как часовая пружинка, когда ее прижимаешь пальцем.
— Что с ним такое? — он покачал головой, — все просто. Ты его не слышишь, потому что оно не бьется.
У меня волосы на затылке зашевелились. Сердце. Не бьется. Так что, получается…
— Я умерла?
— Да.
— Но как же…
— Хороший вопрос. Я кое-что мог сделать — и сделал. Мне пришлось зашить тебе под ребра одну весьма могущественную вещицу, магия которой остановила разложение тканей, гоняет по телу кровь, даже быстрее чем нужно. Можно сказать, что я инициировал зомбирование, но довел его ровно до той фазы, когда его еще можно повернуть вспять…
Потолок, сплетенный из веток, начал куда-то плыть. Кажется, Виаро говорил еще что-то, но я уже не слушала. Ирбис Валле из клана магов холода, которая хотела стать знаменитой вышивальщицей. Ее больше не существовало. Отчаянные лесные ребята выпустили ей кишки, а лекарь — который уж больно смахивает на некроманта — зашил внутрь какую-то дрянь, благодаря которой Ирбис Валле превратилась…
— Я теперь зомби?
Он улыбнулся через силу.
— Нет, конечно же нет. Посмотри на Рофа. У него вместо мозгов опилки, вместо внутренностей песок. У него нет ни воли, ни мыслей, и он всецело повинуется хозяину.
Мне вдруг отчаянно захотелось, чтобы все это — хижина, Роф, черноглазый убийца — оказалось частью ночного кошмара. Нет, в самом деле. Сейчас ущипну себя за локоть, проснусь. А там, у окна, будет сидеть Ринка и вышивать свой «вызов феникса».
— Развяжи меня, — тихо попросила я.
— Только если ты не будешь делать глупостей.
Каких глупостей? Не понимаю.
— Зачем ты это сделал со мной? Ты же, вроде бы, лекарь.
— Да, лекарь, — легко согласился Шерхем, — я умею лечить, но не воскрешать. Прости, но там, где сердце разрублено на две части и не билось некоторое время, магия лекаря бессильна.
Я почувствовала, как слабеют путы — он возился сбоку лежака, развязывая тугие узлы.
— Тогда… почему ты не оставил меня там? Зачем ты сделал из меня…
Виаро вздрогнул, замер на мгновение. И прошептал, думая о чем-то своем:
— Умереть проще всего. Сложить лапки и заснуть навеки, отдаться бесконечному сну. Возможно, я и ошибся, возвращая тебя к такому вот подобию жизни, но… теперь у тебя есть шанс. Знаешь, эльфы умеют воскрешать. Именно воскрешать, а не поднимать трупы.
Он развязал последний узел, стягивающий лодыжку, и я медленно села, не забывая прижимать к груди одеяло. Хотя — чего он там не видел, этот Виаро? В конце концов, он меня раздевал, отмыл от крови, вытащил стрелу, да еще и зашил что-то там… Эх.
— Но это смешно, — пробормотала я, — Великий лес закрыт для нас.
— Значит, ты должна сделать все, чтобы он для тебя открылся, — лекарь выпрямился, окинул меня пристальным взглядом. Так художник смотрит на свою картину, а гончар — на вазу.
— Ну, я выйду, а ты одевайся, — глухо сказал он, — одежда на столе. Роф собрал то, что разбойники доставали из твоего мешка… Они, кажется, вовремя поняли, что убили магичку, и это хорошо…
— А в чем разница-то?
Шерхем грустно усмехнулся.
— Для девицы, которая сама путешествует от Оссена до Тальи, ты удивительно невинна, причем во всех отношениях. Магичку они просто убили, а будь ты обычной девкой из ближайшей деревни, с тобой бы еще позабавились, да так, что мне пришлось бы накладывать швы повсюду. Сама понимаешь, у молодцев из леса весьма богатая фантазия.
Он повернулся, чтобы уйти, затем позвал Рофа — мол, идем, дорогой, не будем мешать даме.
— Откуда ты знаешь, что я была в Оссене? — пискнула я вдогонку.
— Среди твоих вещей я наткнулся на крышку от фляги. Там тоже герб клана магов холода.
***
Вот такая она, благодарность. Вот так припомнил мне пару глотков водички Шерхем Айлан Виаро. С его точки зрения — прямо-таки облагодетельствовал. Я продолжала думать, что лучше бы он не лез не в свое дело, а оставил бы все как есть. Ведь умирать-то было совсем не больно, уж это-то я помнила хорошо. Больно только первые мгновения, а потом все уплывает в туман, звуки тонут в серой хмари… И наступает кромешная темнота, в которой нет и не может быть ничего.
И вот теперь, Ирбис Валле, ты стала нежитью. Превосходная карьера для юной вышивальщицы! Времени на работу — завались. Я вечно молодая, с неведомым талисманом вместо сердца и тремя швами на теле, сделанными суровой ниткой. Кровь не течет, но швы никогда не зарастут, один под ребрами слева, второй — чуть выше пупка, третий — как раз напротив сердца. Любопытно, что я теперь буду есть? Падаль? Или сырое мясцо? Или пойти к деревне, поохотиться на детишек? И, охр возьми, перспективы самые что ни на есть веселенькие: эльфы из Великого леса
