Впрочем, можешь пока подержать ее при себе. У тебя еще успеют подкоситься колени от страха.
Путь из той части дворца, где обитали призраки давно забытых женщин, к покоям, где жил и властвовал Змееглав, был долог. Всю дорогу Свистун шел позади Мо своей странной высокомерной походкой, не сгибая ног, словно аист, и так близко, что Мо чувствовал у себя на затылке его дыхание. Никогда прежде Мо не бывал в коридорах, по которым их вели, и все же они казались ему знакомыми, как будто он не раз уже бродил здесь в те времена, когда без конца перечитывал книгу Фенолио в надежде вернуть Резу. Странное это было чувство — наяву идти вдоль этих коридоров по другую сторону букв и снова надеяться на встречу с женой.
О зале, наконец распахнувшем перед ними огромные двери, Мо тоже читал и, поймав испуганный взгляд Мегги, сразу понял, какое страшное место ей вспомнилось. Красная церковь Каприкорна была и вполовину не так роскошна, как тронный зал Змееглава, и все же, припомнив описание Фенолио, Мо сразу догадался, чему подражал поджигатель. Стены, окрашенные в красный цвет, и колонны с обеих сторон. Только здесь, в отличие от церкви Каприкорна, колонны были облицованы серебряной чешуей. Даже статую Каприкорн подсмотрел у Змееглава, правда, скульптор, увековечивший Серебряного владыку, был куда искусней в своем ремесле.
Трону Змееглава Каприкорн и не пытался подражать. Это был клубок серебряных змей, две из которых с разинутыми пастями вытягивались вперед, чтобы служить подлокотниками правителю.
Несмотря на ранний час, хозяин Дворца Ночи был одет в парадные одежды, словно желая оказать достойный прием своему бессмертию. На нем была мантия из серебристых перьев цапли, накинутая на черные шелковые одежды. Позади Змееглава, подобно стае пестрых птиц, сгрудились придворные: управители, камеристки, лакеи и среди них, в пепельно-серых одеждах своего цеха, цирюльники.
Конечно, Мортола тоже была тут. Она стояла за толпой придворных, почти незаметная в своем черном платье. Мо не увидел бы ее, если бы нарочно не высматривал. Басты нигде не было видно, зато Огненный Лис застыл у самого трона, скрестив руки под накидкой из лисьего меха. Он встретил входящих злобным взглядом, относившимся, к удивлению Мо, не к нему, а к Свистуну.
«Все это игра, пьеса, придуманная Фенолио, — твердил себе Мо, проходя вдоль серебряных колонн. — Если бы только она не казалась такой настоящей! Какая стоит тишина, несмотря на множество народу». Мегги взглянула на отца. Лицо у нее было совсем бледное под светлыми волосами. Мо улыбнулся дочери самой ободряющей улыбкой, на какую был способен, и радовался, что она не слышит, как колотится у него сердце.
Рядом со Змееглавом сидела его жена. Мегги хорошо ее описала: кукла из матово-белого фарфора. За ней стояла кормилица с долгожданным наследником. Плач младенца как-то странно терялся в этом огромном зале.
«Игра, — снова подумал Мо, останавливаясь перед ступенями трона, — просто игра. Если бы еще знать правила!» А вот и еще знакомое лицо: за змеиным троном стоял, смиренно потупив голову, Таддео, библиотекарь, и озабоченно улыбался ему.
Змееглав выглядел еще более измученным, чем при последней их встрече. Лицо у него было все в тенях и пятнах, губы бледные, и лишь рубин в уголке носа отливал красным. Кто знает, сколько ночей он провел без сна.
— Что ж, ты, стало быть, и вправду закончил, — сказал он. — Ну конечно, тебе не терпелось увидеть жену. Мне докладывали, что она каждый день спрашивает о тебе. Это, надо полагать, любовь?
Игра, всего лишь игра… Но ощущалось все происходящее совсем иначе. Ничто не могло быть реальнее ненависти, которую испытывал Мо, глядя в высокомерное грубое лицо. И снова он почувствовал в груди биение своего нового холодного сердца.
Змееглав подал знак Свистуну, и Среброносый требовательно подступил к Мо. Тяжело было отдавать книгу в эти обтянутые перчатками руки. Ведь в ней заключалось единственное их спасение. Свистун почувствовал его нежелание, насмешливо усмехнулся и передал книгу своему хозяину. А сам, бросив быстрый взгляд на Огненного Лиса, встал прямо у трона с такой чванливой миной, словно был самой важной персоной в этом зале.
— Отличная работа! В самом деле! — Змееглав провел рукой по кожаному переплету. — Разбойник он или нет, но в переплетном деле явно кое-что смыслит. Как ты находишь, Огненный Лис?
— Среди разбойников много разных мастеров, — пробубнил Огненный Лис. — Почему бы не отыскаться среди них и вонючему переплетчику?
— Очень верно замечено. Вы слыхали? — Змееглав обернулся к своей пестро одетой свите. — Похоже, мой герольд по-прежнему убежден, что я позволил девчонке обмануть себя. Да, он, кажется, считает меня легкомысленным глупцом, в отличие от прежнего своего хозяина, Каприкорна.
Огненный Лис хотел было возразить, но Змееглав движением руки велел ему молчать.
— Ладно уж! — сказал он так громко, что услышали все. — Представь себе, несмотря на всю мою глупость, я нашел способ проверить, кто из нас прав.
Кивком головы он подозвал к себе Таддео. Библиотекарь поспешно приблизился к нему и достал из складок широкой одежды перо и чернила.
— Все очень просто, Огненный Лис! — Слышно было, что Змееглав наслаждается звуком собственного голоса. — Не я, а ты первым запишешь свое имя в эту книгу! Таддео заверил меня, будто с помощью особого скребка, изобретенного Бальбулусом, буквы можно удалить совершенно бесследно, на страницах не останется даже и тени твоего имени. Итак, ты вписываешь свое имя — я знаю, ты умеешь писать, — а потом мы даем Перепелу в руки меч, и пусть он вонзит его в тебя. Великолепная идея, правда? Тем самым будет окончательно проверено, делает ли эта книга бессмертным того, чье имя в ней стоит.
Игра. Мо видел, как на лице Огненного Лиса, словно сыпь, проступает страх.
— Ну, подходи же! — насмешливо сказал Змееглав, задумчиво проводя указательным пальцем по застежкам книги. — Что это ты вдруг побледнел? По-моему, эта игра как раз в твоем вкусе. Иди сюда и впиши свое имя. Но не то, которое ты сам себе выбрал, а то, которое дали тебе при рождении.
Огненный Лис огляделся, словно надеясь увидеть лицо, обещающее поддержку, но никто не заступился за него, даже Мортола. Она стояла, сжав губы так крепко, что они побелели, и если бы взглядом можно было убить, как ядом, книга не успела бы спасти Змееглава. Но Змееглав лишь улыбнулся Мортоле и вложил перо в руку своего герольда. Огненный Лис взглянул на заостренный конец, словно не зная, как с ним обращаться. Потом медленно обмакнул его в чернила и стал писать.
«И что теперь, Мортимер? — подумал Мо, когда стоявший рядом солдат вложил ему в руку меч. — Что будем делать? Что?» Он почувствовал на себе полный ужаса взгляд Мегги. Ее страх окатывал его волнами холода.
— Отлично! — Свистун забрал у Огненного Лиса книгу, едва тот дописал последнюю букву.
А Змееглав подозвал одного из слуг, стоявших у серебряных колонн с подносами, полными фруктов и сладкого печенья. Он сунул в рот кусок пирога, и мед потек по жирным пальцам.
— Чего ты ждешь, Огненный Лис? — спросил он с набитым ртом. — Попытай счастья. Давай!
Огненный Лис стоял неподвижно и смотрел на Свистуна, обхватившего книгу, как ребенка, своими длинными руками. Среброносый ответил на его взгляд злобной улыбкой. Огненный Лис резко отвернулся от него и стал спускаться по ступеням трона к ожидавшему внизу Мо.
Мо скинул со своего локтя руку Мегги и оттолкнул дочь в сторону, хотя она сопротивлялась. Латники, стоявшие вокруг, расступились, словно уходя со сцены, — кроме одного, который по знаку Змееглава преградил дорогу Огненному Лису, вытащил меч у него из ножен и протянул Мо серебряную рукоятку.
Все это тоже игра, придуманная Фенолио?
Ему было все равно. Еще входя в этот зал, Мо готов был отдать полжизни за меч, но этого меча он не хотел. Как и роли, которую уготовил ему кто бы то ни было, — все равно, Фенолио или Змееглав.
— Ну, бери же, Перепел!
Солдат, протягивавший ему меч, начинал сердиться, и Мо невольно вспомнил ту ночь, когда он выхватил у Басты меч и прогнал из своего дома и его самого, и Каприкорна. Он отчетливо помнил тяжесть оружия в руке, отблески света на сияющем лезвии…
— Нет, спасибо, — сказал он, отступая на шаг. — Меч — не мой инструмент. Я ведь доказал это, переплетя книгу, не так ли?
Змееглав обтер мед с пальцев и смерил его взглядом с головы до ног.
