– Вы понимали, на что идете?
– Мне было все равно. Я не считал его достойным жизни… тогда.
– А теперь?
– Теперь я понимаю, что госпожа Туманова предала его и предала меня. Но не могу перестать любить ее. Это просто наваждение какое-то!
– Итак, вы сказали, что готовы убить графа. Какова была реакция мадам Тумановой?
– Мария Антоновна заметила, мол, нельзя произносить вслух такие слова, иначе она может воспринять их всерьез. Я повторил, что готов уничтожить графа, если она хочет. Сказал, что вызову его на дуэль…
– Дальше, пожалуйста.
– Госпожа Туманова засмеялась и заметила: граф – один из лучших стрелков в России. А потом добавила, что не желает меня терять… Конечно, последние ее слова окрылили меня, после них я был уже готов на все…
– Дальше?
– Урусов подтвердил мне, что граф серьезно осложняет Марии Антоновне жизнь, и только если Ковалевский умрет, она освободится от его власти… Еще сказал, что лучше, если его смерть будет выглядеть как убийство с целью ограбления, тогда нас никто не станет подозревать… Но графа трудно было подстеречь где-то, а в его доме имелось слишком много слуг. И тут стало известно, что он переезжает, а в доме только он, его брат и один слуга. Вскоре брат поехал в Швейцарию вместе со слугой. Это был наш шанс – на короткое время Ковалевский оставался один… не ждал нападения… Я подтвердил Марии Антоновне, что готов убить его, и получил ключ от двери черного хода… Вечером во вторник она и Урусов были куда-то приглашены, у них складывалось отличное алиби. Как выразился адвокат, на всякий случай…
Нелидов помолчал минуту, потом попросил:
– Можно воды? Мне… мне очень нелегко рассказывать…
Ему принесли воды, и молодой человек жадно осушил целый стакан.
– Знаете, – беспомощно проговорил он, – я не могу поверить, что решился на это. Ведь я не выношу вида крови. Я вообще человек мирный… спросите кого хотите… А между тем… между тем…
Папийон не проронил ни слова, предоставляя убийце выговориться.
– Вечером во вторник Урусов пришел веселый, сказал, что граф поссорился с бароном Корфом и тот угрожал его убить. Все складывалось как нельзя лучше.
– Нам стало известно, что в среду граф собирался ехать в страховое общество, – подал голос Папийон. – Ковалевский хотел аннулировать страховку, так что неудивительно, что вас торопили с убийством.
– Да, теперь я понимаю… Вечером во вторник я вышел из дома и направился к особняку графа.
– Консьержка уверяет, что не видела, как вы выходили.
– Я выбрался в окно.
– Четвертого этажа?
– Нет, конечно. На площадке второго окно выходит прямиком на пожарную лестницу, вот я и воспользовался ею. Урусов сказал мне, что нежелательно, чтобы меня кто-то видел…
– Дальше.
– Мне не очень хотелось идти к графу… Я кружил, петлял… но в конце концов оказался в районе Пигаль, откуда было рукой подать до его особняка. Света в окнах не было, я направился к черному ходу… Никогда не забуду, как скрипнула дверь, когда я ее открывал! Видно, мне было плохо. Я все время боялся, что появится кто-то и схватит меня за воротник…
– Вы знали, куда идти?
– Да. Урусов нарисовал мне план дома. Внизу я взял кочергу. Вначале я хотел застрелить Ковалевского, так было бы честнее, но мне сказали, что оружие оставляет следы… Я поднялся наверх, вошел в спальню. Было очень тихо, я слышал только мерное дыхание спящего графа. И я ударил его… наугад… кочергой.
– Сколько раз?
– Простите, не помню… Три, по-моему. Когда ударил первый раз, раздался какой-то булькающий звук… или хрип… Потом он уже не хрипел. Я зажег свет, чтобы убедиться, что граф умер, и… и мне стало плохо. Я потерял сознание…
– Вы ударили не три раза, а гораздо больше.
– Да? Может быть, не помню. Просто бил, бил… Да, наверное, я ударил его раз двадцать…
Нелидов говорил без всяких эмоций, сидел сгорбившись. Лицо у него было измученное, постаревшее.
– Когда я пришел в себя, то не сразу вспомнил, где нахожусь. Меня охватил ужас. Я забрал деньги из стола, еще какие-то вещи, потушил свет и поспешил прочь. Дверь одной из комнат была приоткрыта, я увидел на столе красивую фарфоровую фигурку и решил, что надо взять и ее… для правдоподобия. Подумал, что бы еще взять, но карманы и так были набиты… Мне все время казалось, что меня вот-вот увидят, поймают… Не знаю, кто, может быть, мертвец встанет и погонится за мной… И я побежал прочь.
– Не затворив дверь черного хода, верно?
– Мне было не до того… Мне казалось, на моем лице написано, что я только что убил человека… казалось, что первый встречный полицейский схватит меня… Хотел только оказаться как можно дальше… Недалеко от особняка я налетел на какую-то девицу, та ойкнула. Я побежал дальше, совершенно о ней забыв…
– Вы при столкновении уронили пачку денег и даже не заметили этого, – сказал Папийон.
– Правда?
– Так Викторина Менар написала в своем письме. Ей стало любопытно, почему месье, у которого такой безумный вид, разбрасывается деньгами, и она последовала за вами.
– Боже мой… И я привел ее к…
– Куда?
– К Марии… Я не мог вернуться домой. Консьержка заметила бы меня… а залезть в темноте обратно по пожарной лестнице я бы не сумел. Я подошел к мадам Тумановой…
– Викторина Менар увидела вас с хорошо одетой, богатой, как ей показалось, дамой и решилась на шантаж.
– Я просто хотел сказать Марии, что все прошло удачно… Она рассердилась и прогнала меня. Сказала, что мое появление неосмотрительно… Позже ко мне пришел Урусов. Спросил, что я взял из особняка. Я показал ему деньги, вещи… Адвокат напомнил, что велел вещей не брать, это улики… Я спросил, что мне делать. Он ответил: выбросить. Потом подумал и сказал: не надо, вдруг пригодятся…
– В каком смысле? Урусов хотел их продать?
– Нет, тогда ведь шло следствие… Урусов через своих знакомых в посольстве узнал, что барон Корф… что его судьба висит на волоске – его считали убийцей. И у адвоката возникла мысль подбросить ему что- нибудь из вещей, чтобы их нашли при обыске…
Комиссар поморщился, однако ничего не сказал.
– Но оказалось, что внизу в доме сидит консьерж, а в квартире постоянно находится денщик, и незаметно проникнуть в нее не получится. Тогда Урусов решил, что подбрасывать улики слишком опасно, а раз так, вещи больше не нужны, и велел мне от них избавиться.
– Но вы забыли это сделать, верно?
– Нет, – с раздражением ответил Нелидов. – Я выбросил все в пруд в Булонском лесу. И фарфор, и кольца, и часы, и ключ… Слышите? Все! А также сжег план особняка, который нарисовал Урусов. А деньги… Часть денег я отдал Марии, себе оставил немного. Деньги никак не могли привести ко мне… на них же не было написано, что я взял их у графа…
– Если вы, как говорите, выбросили фигурку, каким же образом она к вам вернулась? И кольцо, и ключ тоже.
Нелидов усмехнулся.
– Это дело рук Урусова, уверен. Понимал, что я его соперник, и хотел погубить. Наверняка адвокат выследил меня, когда я бросал вещи в пруд, достал кое-что и подбросил в мою квартиру. Несколько раз он приходил ко мне, а я выходил за чаем, оставлял его в комнате одного, вот и воспользовался моментом.
