— Да я ж могила, Игорь! — заканючила Леева. — Ты же меня знаешь! Ну расскажи, а!
Я зашел за деревянную опору остановки, где меньше дул ветер, и заявил:
— В другой раз. Наберись терпения и постарайся не лопнуть от любопытства. Вера все еще у тебя?
Рассчитывающая поживиться свежими новостями, Леева разочарованно сказала:
— Здесь Вера, здесь. И Великороднова ко мне после работы прикатила. Позвать?
— Только не Великороднову. Уволь меня на сегодня от общения со Светкой. Верку давай!
— Минутку!
— Алло, Игорь! — раздался в трубке радостный возглас Ягодкиной. — Где вы?
— На Переушке мы. Все по вашим семейным делам мотаемся.
— Удалось продвинуться в расследовании?
— Да. Думаю, день-два — и придем к какой-нибудь развязке.
Вера шмыгнула носом.
— Дай бог, чтобы все благополучно закончилось. Ты, Игорь, трать денег столько, сколько нужно, я все оплачу. С девочкой все в порядке?
Я взглянул на Элку, спорившую о чем-то с Артамоновой.
— Да вроде бы, щебечет вон с Наташкой.
— И художница с вами? — удивилась Ягодкина-старшая.
— Ну да, так обстоятельства сложились. Мы, между прочим, к Артамоновой на дачу ночевать поедем.
— Но это же так далеко! — ахнула Вера. — Как же вы на ночь глядя до дачного поселка доберетесь?
Я резонно заметил:
— Но мы же не пешком туда пойдем, а на такси поедем, которое, между прочим, ты оплачиваешь.
— Да-да, — опасаясь быть заподозренной в скупости, поспешно заявила Ягодкина. — Конечно, поезжайте. А мне можно вернуться домой?
Я подумал.
— Нет, не стоит. Потерпи еще денек-другой.
— Жаль, а то вон Марина засобиралась. По делам куда-то ей нужно. Хочет по дороге Свету до дому подбросить. Думала, с ними поеду. — Вера оживилась: — А знаешь, ты ведь оказался прав. Вчера действительно какие-то типы ночью в нашем подъезде отирались. Великороднова их в дверной глазок видела.
— Ну вот! — назидательно сказал я. — Тем более не стоит пока дома появляться.
До Борового добрались, когда было уже темно. На даче стояла промозглая сырость, и мы затопили работавшую на газу печь. Пока девушки собирали на стол, я занимался починкой двери, выбитой компанией Арго. Час спустя мы сидели в хорошо протопленной кухне и с аппетитом уплетали разогретых в духовке цыплят табака. Позже, разомлевшие от вкусной еды и выпитого спиртного, разговорились.
— Если все закончится благополучно, я выпутаюсь из этой истории, — облизав жирные пальцы, объявила Элка, — то закачу пир. Вы оба на него приглашены.
Я поднял рюмку.
— Дай бог, чтобы тебя не посадили! Страсть как погулять хочется!
Раскрасневшееся от выпитого лицо девушки тотчас помрачнело.
— Вечно ты своими приколами испортишь настроение, — проворчала она, однако мои слова навели Ягодкину на размышления, и она заискивающе заглянула в мои глаза. — Ты действительно думаешь, что меня посадят?
Я проклял свой дурацкий язык.
— Да нет же, я пошутил. За что тебя сажать? Ты же ни в чем не виновата, тебя подставили, и следствие обязательно во всем разберется.
— Может быть, пришла пора рассказать все милиции? — несмело спросила художница.
— Нет, — заявил я твердо. — Теперь нам обязательно нужно самим довести дело до конца: узнать, кто убил Чака, украл деньги — и собрать на преступника улики. Если же мы сейчас привлечем милицию, «аргонавты», — я усмехнулся слетевшему с языка словечку, — подадутся в бега, и Элке придется одной отдуваться перед ментами. А доказывать свою невиновность без убийцы и улик будет непросто.
После этого моего заявления настроение у девушек пропало. Разговор стал протекать вяло, мы то и дело подавляли зевки. Несколько раз я ловил на себе изучающие взгляды Наташи. Я был сыт и слегка пьян, а в этом состоянии, как известно, мужчин особенно тянет к женщинам, а потому я в своих заигрываниях пошел дальше. Я словно невзначай прижал под столом свое бедро к бедру Артамоновой. Девушка, вздрогнув, отстранилась. Минуту спустя я вновь прижал свою ногу к ноге художницы, и она вновь отодвинулась. Это то, что я откалывал под столом, над столом же делал вид, будто внимательно слушаю то, что говорила Элка. В очередной раз, поддакнув Ягодкиной, я возобновил атаки на нижнюю часть тела Наташи, на сей раз в открытую потерся о ее лодыжку своей, однако девушка посмотрела на меня так сердито, что у меня тотчас же пропала охота с ней заигрывать. Не хочешь, ну и черт с тобой! Я намеренно заскучал, а затем сладко зевнул.
— Спать хочешь? — посочувствовала Элка.
Вместо ответа я сонно кивнул.
— Можешь ложиться там же, где спал позавчера, — ляпнула художница. — Я постельное белье еще не снимала.
Ягодкина встрепенулась.
— Так ты уже ночевал здесь? — спросила она так, словно ей довелось узнать неслыханную новость.
Я сделал вид, будто ужасно смущен.
— Пришлось. В тот день, когда тебя похитили, твоя подруга оставила меня на даче и чуть ли не силком уложила в свою постель.
— Быстро же вы снюхались, — не то с осудительной, не то с одобрительной интонацией изрекла Ягодкина. — В первый же день знакомства.
Артамонова вместе со стулом отодвинулась от стола и метнула на Элку свирепый взгляд.
— Это совсем не то, что ты думаешь!
— Ну ладно уж, — Ягодкина обиженно поджала губы. — Чего от меня скрывать-то? Будто я не вижу, как вы под столом друг другу ноги чешете.
Артамонова резко встала.
— Не говори глупостей! — Старательно избегая моего взгляда, добавила: — Ладно, давайте ложиться спать.
— Ну давайте, — недоуменно произнесла Элка. — Странная ты какая-то сегодня. Влюбилась, что ли?..
Художница не удостоила подругу ответом. Мы с Ягодкиной тоже поднялись из-за стола. Я, посмеиваясь, пошел к раковине умываться, а девушки, пошептавшись, вышли на улицу и отправились в дальний конец двора, где находилась кабинка туалета. Пару минут я плескался под умывальником, потом неторопливо вытерся полотенцем и стал подниматься на второй этаж. Меня так разморило, что я с трудом передвигал ноги. Когда я добрался до середины лестницы, на улице раздались негромкий хлопок и слабый женский вскрик. Я не сразу понял, что произошло. «Наверное, кто-нибудь из девушек уронил что-то во дворе, — подумал я вяло и поставил ногу на следующую ступеньку. — А впрочем, что можно уронить в пустынном, поросшем бурьяном огороде? — пришла в голову следующая мысль. И тут же, сообразив, замер. — Черт возьми, это же выстрел! Стреляли из пистолета с глушителем!» Сонливость как рукой сняло. В два прыжка я соскочил с лестницы и ломанулся к черному входу. Распахнув дверь, выскочил на улицу.
Горевший под навесом фонарь тускло освещал крыльцо и часть ступенек, образуя на них ломаный полукруг. Дальше была темень. Дождь уже перестал, однако в небе по-прежнему висели черные тучи, грозя обрушить на непросохшую, кое-где поблескивающую лужами землю новую порцию влаги. Но как бы ни было
