Диомед покачал головой: мол, все вас куда-то тянет с прямого пути да в сторону, но на этот раз уступил, дескать, иди уж. А Павлик воскликнул: «И я с тобой!..» И Крошечка, пожав плечами: вот репей! — кивнула.
— Только не мешкайте, — крикнул конюх им вслед.
И Басурман тихохонько заржал, как будто поддержал хозяина.
Ребята ворвались в деревянное здание школы, с топотом промчались по коридору, дергая запертые двери — ни один класс не был открыт.
— Может, техничка позакрывала, — высказала предположение Орина, — свет погасить забыла — а тут его, как нарочно, и дали.
Крошечка остановилась перед дверью с надписью «Учительская», постучалась — никто не ответил, дернула ручку — и тут заперто. И вообще в школе было очень тихо: совсем не похоже на школьный вечер; оставался еще актовый зал — но и он оказался закрыт. Ребята развернулись уже уходить, но тут Орина увидела приоткрытую дверь в библиотеку — и сразу вспомнила Таню Потапову с ее английской книжкой: ей пришло в голову, что детективные истории, раскрывавшие всю подноготную дедуктивного метода, могут помочь в их собственном расследовании… На двери было указано, как зовут библиотекаря: Афина Ивановна Воскобойникова.
Крошечка просунула голову в дверь: Афина Ивановна — довольно молодая и очень представительная женщина с прической под самый потолок — была на месте.
Орина вошла, поздоровалась и попросила книжку про Шерлока Холмса. Библиотекарь осторожно повела тяжелой головой, — как будто боялась, что та ее перетянет, — и спросила:
— А ты у нас записана? — Крошечка сказала, что нет. — Тогда я тебя запишу. Погоди, только найду чистый формуляр…
Но тут опять вмешался Павлик Краснов, вышедший из-за спины девочки: дескать, не надо ее записывать… Дескать, мы еще в вашей школе не числимся.
— A-а, раз вы тут еще не числитесь, то, конечно, я вас записать не могу — не имею права. Но тогда вы и книжку не получите… — пожала плечами библиотекарша и установила попрямее накренившуюся волосяную башню. — Как же я вам книгу дам — а вдруг вы ее потом не вернете, а мне отвечать… Нет уж!
Крошечка закусила губу и чуть не расплакалась — ей показалось, что без этой книжки ничего у них не получится… И вдруг услыхала:
— Зато я тут был записан — когда-то! — В распахнутых дверях стоял незаметно подкравшийся дедушка Диомед; войдя, он продолжил: —Я ведь в этой школе учился, правда, еще в прошлом веке, и только два класса кончал, но книжки брал… Может, моя карточка сохранилась? Так туда бы и записать книжонку….
— А как ваша фамилия, ученик? — с усмешкой взглянув на деда, спросила Афина Ивановна.
— Широбоков Диомед! — отрапортовался возница и даже задниками валенок попробовал прищелкнуть — правда, щелчка не получилось.
Библиотекарь, со словами «сейчас поглядим», наизготовку вытянув руки к голове, чтобы в случае чего поймать неустойчивую прическу, прошествовала к железному сейфу, из которого торчал большой ключ, открыла дверцу, сунула туда голову, застряла, и, выдернув себя, точно редьку, с победоносным видом предъявила карточку: дескать, у нас тут все в полной сохранности. Но показать, где книжка стоит, отказалась: дескать, ищите сами…
Крошечка подошла к полкам с иностранной литературой и, взобравшись на стремянку, принялась перебирать тома на букву «Ш», потом на «X» — но книжки не было. А в это время мальчишка подошел к полке, где была втиснута фанерная буква «Д», и вытащил книгу, — дескать, я помню автора: Конан Дойль… Орина была уязвлена и поражена: вот тебе и Павлик Краснов! Вот тебе и кривая Пандора! Неужто Пандора по вечерам собирала в «конторе» свою орду — и читала им книжки! И всех выучила и писать, и читать — даже по-письменному!
«Шерлока Холмса» записали на деда — и все двинулись к выходу. Афина Ивановна крикнула им вслед:
— Поосторожней там с книжкой-то, ведь уже темно, смотрите не потеряйте ее, ответите головой!
Когда бежали по коридору, Крошечке показалось, что дверь одного из классов приоткрылась, оттуда на уровне ее колена высунулся чей-то пуговочный носик, раздался тоненький смешок — и дверца с хлопком закрылась. Впрочем, она решила, что ей показалось, потому что рост «ученика» был совсем какой-то несерьезный. Павлик схватился за Оринину руку, но девочка со словами «ты чего-о?» выдернула ладошку.
Ребята взобрались на телегу, дедушка Диомед занял свое место — и Басурман тронулся. Крошечка оглянулась: школьные окна разом погасли. А окна в избах впереди лежащего села так и не загорелись. И навстречу им со стороны реки поплыли клочья тумана, похожие на стадо белых коров, овец да коз. Небо, затянутое поволокой тьмы, с исподу было покрыто облаками, острый серп месяца взблеснул из-за облака…
Курчум стоял буквой «Ш», они ехали по крайнему переулку и уж свернули за угол, чтоб выбраться на свою дорогу, которая — мимо вересковой пустоши — вела к мосту через Постолку, как вдруг раздался лай множества собак, причем не со стороны села, а откуда-то с пустоши, из тумана. Баско заржал и безо всяких понуканий прибавил ходу. Придушенный собачий лай — как будто поводки натянули и вериги ошейников сдавили псам горло — приближался справа, со стороны Ягана, и Крошечка услыхала перемешанные с лаем отрывистые команды человечьей речи. Правда слов было не разобрать: далеко. Дедушка Диомед удивлялся: дескать, неуж охота? Так ведь темень, на кого это они охотятся?! Басурман пошел рысью: седоков в телеге подкидывало на ухабах, точно мячики на лаптовой бите; лай и крики приближались, и Орине показалось, что она разбирает некоторые слова, и… и… слова эти были не русские… и не татарские… и не удмуртские, а… а… а…
— Моста нет! — приглядевшись, воскликнул дедушка Диомед, ребята вскочили чуть не в рост — и вправду: моста через Постолку не было… — Куда мост делся?! — орал конюх, а Крошечка вдруг разобрала в гвалте пустоши одно слово: «Partisanen!».
Она не знала, что услышал возница, но только он стал разворачивать коня, прочь, прочь — по стерне (там летом росла рожь, сейчас ее, конечно, убрали), вверх против течения реки. И вдруг из рогатого тумана, стадно наступавшего на них, раздалась автоматная очередь… Крошечка пискнула, упала на дно телеги и зажмурилась: так она и знала — война!!! А Павлик Краснов упал на нее, придавив своим телом.
— Н-но, Баско, родимой, давай, давай, Басурман! — орал дедушка Диомед, ставший в рост и нахлестывавший коня (которого до тех пор ни разу в жизни не стегнул) вынутой откуда-то вицей.
Когда Орина открыла глаза, они уже миновали высокий в этом месте берег и чуть не кувырком съехали к Постолке, которая и поверху, и с берегов придирчиво прикрывала свое серебряное тело белыми лохмами тумана. Крошечка, схватив библиотечную книгу, соскочила вслед за мальчиком и дедом на землю.
— Давайте вплавь, — закричал возница, торопливо освобождая Басурмана из упряжи, постромки перерезал, дугу скинул. — Плыви, Баско, домой, плыви, мой вечный конь…
— Ой, а я не умею плавать! — вскричала Орина, повернулась к Павлику: — А ты умеешь?
— Не знаю, — отвечал мальчик.
— И как же наша книга, — испугалась она, — и… и «дело»?
А Басурман, вздымая копыта, плещась, тяжело плыл к тому берегу. И тут из постолочного тумана выскользнула лодка, на веслах лицом к ним сидел мужик. Конюх, радостно вскрикнув, стал звать его:
— Язон, Язон, скорей к нам, вилы те в бок! Мы тута! — и, набирая полные валенки воды, побежал к лодке, ребята за ним.
Но лодочник вдруг высоко и угрожающе вздел весло и деловито спросил:
— А платить у вас есть чем? За так не повезу, не положено!
Дедушка Диомед, ухватившись за борт, так и замер с разинутым ртом, откуда вот-вот должна была выскочить первая партия ругательств, но Крошечка, стоявшая по пояс в воде, торопливо вынула из кармана платьишка пятак и протянула. Лодочник немедля схватил медную денежку, но спохватился и грозно
