титулом.
— А вот и нет. Я бы никогда не позволил Трульсу узнать о моей роли.
— Мне все еще кажется странным, что ты ему не доверяешь. Разве вы не дружите с детства? Разве не он построил тебе эту террасу?
— Построил. Посреди ночи, один-одинешенек. Понимаешь? Мы говорим о человеке, которого нельзя назвать вменяемым на все сто процентов. Ему что угодно может взбрести в голову.
— И все-таки ты подсказал старику, что Бивиса можно сделать сжигателем?
— Потому что я знаю Трульса с детства и знаю, что он коррумпирован насквозь и готов продаться тому, кто предложит более высокую цену.
Исабелла Скёйен громко рассмеялась, и Микаэль шикнул на нее.
У Трульса перехватило дыхание. Грудь сжало, а в животе словно поселился зверь. Снующий внутри маленький зверек, ищущий дорогу наружу. Он щекотал Трульса и трепыхался. Пытался выбраться наверх. Давил на грудь.
— Кстати, ты никогда не рассказывала, почему решила выбрать в партнеры именно меня, — сказал Микаэль.
— Разумеется, потому, что у тебя такой великолепный член.
— Нет, я серьезно. Если бы я отверг предложение сотрудничать с тобой и стариком, мне бы пришлось арестовать тебя.
— Арестовать? — Она фыркнула. — Все, что я делала, я делала на благо города. Можно легализовать марихуану, раздавать бесплатно метадон и финансировать кабинеты для наркоманов. А можно расчистить дорогу для нового наркотика, смертность от которого значительно ниже. В чем разница? Политика в отношении наркотиков прагматична, Микаэль.
— Да расслабься, я, конечно, согласен. Мы сделали Осло лучше. Выпьем за это.
Она не обратила внимания на его поднятый бокал.
— Ты бы все равно никогда меня не арестовал. Потому что тогда я рассказала бы всем, кто хочет слушать, что я трахалась с тобой за спиной твоей маленькой сладенькой женушки. — Она захихикала. — В прямом смысле за спиной. Помнишь, как мы с тобой впервые встретились на том приеме по случаю премьеры и я сказала, что ты можешь заняться со мной сексом? Твоя жена тогда стояла прямо у тебя за спиной, если бы она находилась чуть-чуть ближе, она бы услышала, о чем мы говорим, а ты даже глазом не моргнул. Только попросил пятнадцать минут, чтобы отправить ее домой.
— Тихо, ты совсем напилась, — сказал Микаэль и положил руку ей на талию.
— Вот тогда-то я и поняла, что ты — мужчина как раз по мне. Поэтому когда старик сказал, что мне надо найти такого же амбициозного союзника, как я сама, я уже знала, к кому обратиться. Выпьем, Микаэль.
— Кстати, у нас нечего выпить. Может, вернемся обратно и…
— Вычеркни то, что я сказала насчет «мужчины по мне». Мужчин по мне не существует, только…
Раздался глубокий раскатистый смех. Ее смех.
— Давай, пошли.
— Харри Холе!
— Тихо!
— Вот мужчина по мне. Глуповат, конечно, но… но да. Как думаешь, где он сейчас?
— Мы долго искали его без всякого результата, поэтому я думаю, что он покинул страну. Он освободил Олега и больше не вернется.
Исабелла покачнулась, но Микаэль подхватил ее.
— Ты дьявол, Микаэль, а мы, дьяволы, заслуживаем друг друга.
— Возможно, но нам надо вернуться в гостиную, — сказал Микаэль, поглядев на часы.
— Не напрягайся ты так, красавчик, я умею держать себя в руках, когда напьюсь. Понимаешь?
— Понимаю, но ты иди первая, и это не будет выглядеть так…
— Так мерзко?
— Вроде того.
Трульс услышал ее грубый смех, а потом еще более грубые удары каблуков по цементу. Она ушла, Микаэль остался. Он стоял, облокотившись на перила. Трульс выждал несколько секунд. А потом вышел из тени.
— Привет, Микаэль.
Его друг детства обернулся. Взгляд Микаэля был затуманен, лицо слегка припухло. Трульс решил, что улыбка на лице друга появилась с задержкой потому, что он пьян.
— Это ты, Трульс. Не слышал, как ты вошел. Там внутри жизнь еще бурлит?
— О да.
Они посмотрели друг на друга. И Трульс задумался, где и когда именно это произошло, где и когда они разучились болтать друг с другом, беззаботно трепаться, мечтать, как в те времена, когда они могли говорить друг другу что угодно обо всем. В те времена, когда они двое были единым целым. Как в начале их карьеры, когда они надавали по шее парню, который решил приударить за Уллой. Или как тогда, с гомиком, что работал в Крипосе и заглядывался на Микаэля. Они поговорили с ним в котельной в Брюне. Паренек рыдал и уверял их, что неправильно понял Микаэля. Они не били его по лицу, чтобы не оставлять слишком очевидных следов, но это чертово нытье так разозлило Трульса, что он отделал его дубинкой сильнее, чем хотел, и Микаэль остановил его уже в самый последний момент. Такие случаи трудно назвать хорошими воспоминаниями, но подобные переживания накрепко связывают двух людей.
— Вот стою и восхищаюсь террасой, — произнес Микаэль.
— Спасибо.
— Я тут подумал об одной вещи. Той ночью, когда ты заливал фундамент…
— Да?
— Ты сказал, что беспокоишься и не можешь заснуть. Но я вспомнил, что той же ночью мы арестовали Одина и провели операцию в Алнабру. А он исчез, этот…
— Туту.
— Да, Туту. Ты должен был участвовать с нами в той операции. Но ты сказал мне, что болеешь и не можешь в ней участвовать. А на самом деле ты решил заняться строительством террасы?
Трульс улыбнулся. Посмотрел на Микаэля. Наконец-то ему удалось поймать и удержать его взгляд.
— Ладно, Микаэль. Хочешь услышать правду?
Микаэль немного помедлил, прежде чем ответить:
— Даже очень.
— Я прогулял.
На пару секунд на террасе воцарилась тишина, они слышали только далекий шум города.
— Прогулял? — Микаэль рассмеялся. Недоверчиво, но добродушно. Трульсу нравился этот смех. Он нравился всем, и мужчинам, и женщинам. Этот смех говорил: «Ты смешной и симпатичный и наверняка умный и вполне заслуживаешь добродушного смеха». —
— Да, — ответил Трульс. — Я просто-напросто не мог. Я был занят сексом.
Вновь воцарилась тишина.
А потом Микаэль разразился громким хохотом. Он откинул голову назад и всхлипнул. Ни одной пломбы. Потом снова наклонился вперед и похлопал Трульса по спине. Смех его был таким веселым и свободным, что через несколько секунд Трульс перестал сопротивляться. Он засмеялся вместе с Микаэлем.
— Секс и строительство, — всхлипывал Микаэль Бельман. — А ты тот еще мужик, Трульс. Тот еще!
Трульс почувствовал, как похвала заставила его раздуться до обычных размеров. И на какой-то миг все стало таким же, как в старые времена.
— Ты знаешь, — похрюкивая, сказал Трульс, — есть дела, которые надо делать в одиночестве. Только
