Сколько их, веков, успело уйти, в дребезги дней разбилось о даль… Думаю, глядя на млечные пути,— не моя седая развеялась борода ль? Звезды падают. Стал глаза вести. Ишь, туда, на землю, быстрая! Проснулись в сердце забытые зависти, а мозг досужий фантазию выстроил. — Теперь на земле, должно быть, ново. Пахучие вёсны развесили в селах. Город каждый, должно быть, иллюминован. Поет семья краснощеких и веселых. Тоска возникла. Резче и резче. Царственно туча встает, дальнее вспыхнет облако, все мне мерещится близость какого-то земного облика. Напрягся, ищу меж другими точками землю. Вот она! Въелся. Моря различаю, горы в орлином клёкоте… Рядом отец. Такой же. Только на ухо больше туг, да поистерся немного на локте форменный лесничего сюртук. Раздражает. Тоже уставился наземь. Какая старому мысль ясна? Тихо говорит: «На Кавказе, вероятно, весна». Бестелое стадо, ну и тоску ж оно гонит! Взбу?бнилась злоба апаша. Папаша, мне скушно! Мне скушно, папаша! Глупых поэтов небом ма?ните, вырядились звезд ордена! Солнце! Чего расплескалось мантией? Думаешь — кардинал? Довольно лучи обсасывать в спячке. За мной! Все равно без ножек — чего вам пачкать?! И галош не понадобится в гря?зи земной. Звезды! Довольно мученический плести венок земле!
