Вот они поднялись и побрели через особое место. Никак на них не отразилось, сияние не появилось. Но у долговязого неожиданно изменилось выражение лица. Появился осмысленный взгляд, на лице – удивление. Может стал осознавать свое положение, или просто давно в голове не появлялись мысли, и, когда одна появилась, встряхнув пыль на дорожках нейронов, отвыкшие мозги в панике стали сигнализировать.
Но с его собутыльницей произошло немного другое. Ее лицо перекосила гримаса строгой воительницы. Лицо, в лучшем случае, последние несколько лет отражавшее только удовольствие или неудовольствие, показало облик как минимум Афины или Жанны Д-арк. Она резко повернулась в сторону булыжников, бросила сумки и, подхромав, стала пытаться раскидать мое хранилище артефакта фокуса.
Мне и так повезло, что это произошло при мне, проверять, что стало бы с алкашами после овладения артефакта, я не стал. Спокойно подошел сбоку от бомжихи с лицом Афины, отодвинул нужный камень и забрал монету.
Тогда решил, что место не очень удачно для эксперимента. Но после сияния, решил установить в районе фокуса другой артефакт. Да так, чтобы случайно никто не смог достать.
Пропал он через неделю. Но я уже не был свидетелем этого. Ладно уж, в это место со своими экспериментами вернусь попозже. Есть пока другие безопасные особые зоны.
Пару раз знаковые символы напомнили мне давнее ощущение восторженного подростка – юного художника. Летним днем иду к геоприбору возле забора напротив гаражей. Без цели, типа проведываю. Метров за десять до цели вокруг меня начинает кружить бабочка, прохожу еще ближе, на тропинку выбигают пара ящерец, замерев вытягивают мордочки в мою сторону.
Я останавливаюсь. И в небе надо мною облака принимают причудливую форму – как будто среди них открывается готическое окошко и солнце индивидуальным лучом светит именно мне. Очень впечатляющий образ, как в японских мультфильмах.
Сразу признаюсь, была еще одна узкая вещь у моих геоприборов. Они были в некрасивых местах. Все в сером районе промзон. Деревья полумертвые, клочки травы на серо-черной земле. Даже мох на камнях больше напоминал жидкую плешь, а не мягкий кусочек природы в городе. Люди в таких местах ходили редко притом не из-за опасности, а потому что рядом тропинка была метров на пятьдесят длиннее, но проходила через красивые участки – среди арки из крон деревьев, рядом с густой травой, пушистыми кустами.
Но в тех красивых участках артефакты не вибрировали, да и бабушки в неожиданных сияниях замечены не были.
Знаки были, подталкивали меня к новым действиям. Но все никак не углублялся в исследования.
Оправданием может только занятость в бизнесе. А может и нет. Но анализировать, на какие группы людей, как действует я не спешил. В какое время суток, при какой фазе луны, в какое время года срабатывает посильнее – никак не определял.
Места были малопроходные. За пару часов мог не появиться никто. Сам то прогуливался и по месту и поодаль. Ловил внутренние ощущения. Когда же кто либо появлялся, ожидал вспышки сияния как у бабульки, но повтора все не было.
Если кто подумает, что все субъективно, и мне померещилось, так нет. Как минимум с четвертью людей, которых мне довелось наблюдать в зоне геоприбора, при проходе заметно менялось выражение лица, походка, осанка. Но именно в зоне артефакта, по сравнению с тем, как было до и после.
Некоторые как будто просыпались, у большинства были гримасы наподобие как у стариков, которые перестали скрывать свой характер. Или, лучше сказать, как у стариков, у которых характер стал проявляться наружи.
Большая половина останавливалась и осматривалась. Пара женщин осмотревшись весьма резво побежала.
А вот бродячие собаки и коты днем в этих местах обретали нечто типа аристократической осанки. Величественная походка, появившаяся почти у каждой дворняжки, только что трусившего с поджатым хвостом и опущенной головой, вызывала и умиление, и просто улыбку.
Духовный побратим.
Ни соратник, ни помощник, мне в этом деле особо не нужен был.
Но стал задумываться об участии в моем деле Эдика Сикорского после того, как на протяжении трех недель я случайно встречал старого товарища. Опять нечто похожее на указывающий знак.
Обычно, после гибели Андреича, виделись не чаще раза в год. А тут, решил проехать к деловым партнерам побыстрее, объехав пробку, вижу из окна Эдика. Стою на светофоре, напротив машина Эдика. Иду через пешеходный мост, внизу прогуливается Эдик. Наверняка это знак. Да и с Сикорским дело то пойдет. По сей день ревностно смотрим на то, чтобы не упасть друг перед другом в грязь. Для исследования теперь и время и силы найдутся.
Была история, после которой мы могли в некоторых особых делах полностью положиться друг на друга.
Начало девяностых. Я с друзьями ездил в один городок, где по контракту работали вьетнамцы. Меня, естественно, интересовали секреты вьетнамского боевого искусства. Среди них были опытные бойцы, испытавшие свое искусство во время войны, и специалисты, у которых можно было кое-чему полезному и научиться как старым традициям, так и методам управлениям внутренней энергией.
Отношения складывались дружеские. Во время совместного чаепития проводились очень интересные беседы. Один раз разговорился со мной очень приятный паренек очень неплохо говоривший по-русски, мы называли на наш манер его Геной. В ходе обсуждения каких-то интересных событий, он упомянул, что его дедушка (имя не помню) – учитель одной из школ единоборств. Но его, Гену в секреты посвящать не стал – по внешним признакам на голове и торсе – у Гены не было шансов стать просветленным мастером. Так зачем тратить на него время. Эффективным приемом боя Гену конечно же обучили. Я в этом убедился.
Истинная причина для решения мастера, отказавшего в обучении внуку, меня заинтересовала. В тот приезд я был как раз с Эдиком. Мы на пару стали задавать разные наводящие вопросы. Это, в тот день, почему то, стало важнее дыхательных упражнений и прочих разных премудростей боя.
Гена сказал простой ответ, но меня все же реально взволновал. Будучи подростком, он случайно подслушал разговор отца и деда. Папа спрашивал, неужто Гена столь бестолковый, что с ним не стоит заниматься. Дедушка ответил, что на роду Гене написано, что он не будет ни героем-лидером, ни простым хранителем традиции. То есть он не будет ни управлять повозкой истории, ни помогать возничим. Ему предстоит стать одним из тех камешков, о которые спотыкаются лошади или колесо опрокидывает в сторону. Да, он не из толпы, которая жмется сзади в кузове или помогает вгору подтолкнуть телегу. И, если ему дать большую силу, все равно возничим он не станет, просто камень под ногами лошадки будет очень уж большим.
И все это написано знаками на лице и на теле. Так сурово у них в Азии решают будущее своих деток знающие люди.
Эдик после встречи, высказался – а ведь и я наверняка не принц и не герой. Неужто и моя судьба быть подножкой перед колесом истории. Обидная участь. И сурово насупился. В тот день мы с ним не проронили ни слово.
Почему-то в моей душе также разбередило массу переживаний. И на себя примерял такую же роль. Да, кое-что удалось достичь. Среди некоторых коллективов вроде бы уважаем. Но ни разу не было ощущения, что оказываюсь в нужном месте, в нужное время. Судьба помогает, но не так заметно, как известным деятелям. И ни одна идея, греющая душу в юности, не стала мощным потоком лавы, увлекающим за собой сильных личностей и добрых помощников. Наивное ожидание превращения в сказочного принца после особого дыхательного упражнения, или от настойчивой работы, как-то резко потухло. Трезво на себя посмотрел и в душе зародился червячок некоторого сомнения в моей предстоящей судьбе, стал ощущать себя таким же, как и Гена.
