Сумасшедшая баба спорила с мертвой головой, пришитой к собственному плечу. Такого в кино не увидишь, такого, черт возьми, нигде не увидишь. Двухголовая тварь могла быть порождением только больного мозга. Он снова посмотрел на ругающихся. Им осталось подраться.
– Тише, девочки, тише. Не ссорьтесь.
Прудников посмотрел в сторону тоннеля, как ему казалось, ведущего к выходу. Там стояли тракторист и Финагин. Если Бандурина он узнал без труда, то дядька Марины немного изменился. Лицо его опухло, будто он умер и пролежал какое-то время в воде. Он теперь не производил впечатления живого человека.
– Принимайте. Она тоже чистая.
Финагин отошел в сторону. Там стояла Соня. Бандурин взял ее под локоть, вывел вперед и толкнул. Соня упала на колени. Прудников понял, что шансы спастись теперь стали равны нулю.
– Неожиданно, да? – с издевкой спросила Олеся. Надо полагать, у Марины. Потому что та вдруг насупилась и произнесла:
– Не бывает безгрешных, чистых людей. Если хорошенько копнуть, можно что-нибудь нащупать.
– Зачем?
Прудников даже привстал. Соня попыталась подняться, но снова упала.
– Зачем? – повторила свой вопрос Сухорукова. – Зачем вам нужно копаться в нас?
– Давай я расскажу, – заверещала голова Олеси.
– Ну, давай-давай, – снисходительно позволила Марина и закатила глаза.
– Ну, начало вы знаете…
– Знают-знают, – заверил Бандурин.
– После того как мы уничтожили деревню, жажда мести не была утолена. Мы решили наказывать чужаков, забредших в эти земли. Но это было настолько редко, что…
– Что мы заскучали, – подсказала Марина-Аня.
– И вот однажды нам представился случай обрести эти тела. И мы пошли искать грешников.
– Грешников? – Слава все-таки встал. – А куда же делись дети? Они тоже были грешниками?
– Если покопаться, то… – начала Марина-Аня.
– Ничего подобного, – возразила Олеся-Яна. – В ярости мы убили всех, но они были чистыми. Они попали сразу в рай.
– Тем более не вижу причин оставлять их в живых, – сказала Аня и уперла руки в бока.
– Ну, послушайте, – Слава пытался понять, – почему бы вам не убить нас сразу? Я не знаю, в Москве, например. Или в вашей деревне. Для чего вам это шоу?
– Вы должны были понять свою грязную сущность, – в унисон сказали сестры.
Финагин и Бандурин исчезли. Не по волшебству, просто Слава не заметил, куда они делись. Как просто, когда ты можешь объяснить себе происходящее, но сейчас был не тот случай. Если собаки Демихова становились двуглавыми в процессе длительных операций, то как эта тварь смогла на дне угольной шахты пришить себе вторую голову? Да еще так, чтобы она не болталась мертвым грузом, а разговаривала, дышала, смотрела, слушала, вела себя так, будто являлась действительно другим человеком. Яной. Да это оправдывалось только тем, что они и есть Аня с Яной. Сестры, проклявшие свою деревню за то, что ее жители не уберегли ее от чужаков.
– Мы разделили вас на группы, – сказала Аня. Она снова была недовольна. Возможно, тем, что ей приходится разговаривать с ними.
– Это я придумала, – заверещала Яна и замотала головой. Так сильно, Славику даже показалось, что швы сейчас разойдутся и голова отвалится.
– Да ты, ты, – успокоила сестру Аня. – Первая группа должна была подохнуть сразу, как только мы подняли их. – Аня показала на мертвецов. – Но в двоих мы ошиблись. Борис и инструктор протянули дольше всех. В первую группу входили еще Наташа и Ольга. – Двуглавая тварь с улыбкой посмотрела на Соню. – Ну, а во вторую Болдин, Самсонов и вы, голубки. По замыслу, сюда на своих двоих дойти не должен был никто из вас.
– А эта даже успела в деревню сбегать, – вставила Яна.
– Ну и что с вами делать? – наглая ухмылка разрезала когда-то красивое лицо Марины. Теперь там была только Аня.
– Ой, ну давай их отпустим. Они такие милые, – сказала Яна.
– Нет, – как отрезала сестра. – Грязные должны умереть!
Прудников схватил за руку Соню и завел ее за спину. Умирать он не хотел, поэтому первым бросился в бой. Пока сестры ругались, он схватил голову Олеси и с силой дернул вверх и вбок.
– Прости, милая, – извинился Славик, хотя понимал, что нет уже никакой Олеси.
Нитки или кожа затрещали, хлынула кровь, и Яна-Олеся завизжала. Звонко, словно свинья. Аня захрипела, будто ее душили. Но ее душила злость. Она опешила. А Прудников, наоборот, был полон решимости. Он ударил окровавленную тварь и, схватив Соню, рванул к тоннелю.
– А-а-а-а-а!!! – взревела Аня. – Чистые, говоришь?! А-а-а!
Она подошла к голове.
– Милые они?!
– Догони их! Догони и убей! – кричала голова Яны.
Аня едва подавила желание пнуть голову сестры, развернулась и побежала за грязными.
– Они не дадут нам уйти, – прошептала Соня. – Пока они живы, они будут преследовать нас.
Слава молчал. Он думал, много думал. И когда они добежали до прохода к параллельному тоннелю, он остановился. Несмотря на темноту, окутавшую каждый сантиметр, проход он видел. Точнее сказать, чувствовал.
– Ты чего? Они же нас сейчас схватят.
Слава прикидывал все «за» и «против». Потом повернулся к Сухоруковой и сказал:
– Пожалуйста, сделай так, как я тебе скажу. Сейчас беги что есть сил, поднимайся наверх. Спрячься во дворе магазина. Они туда не сунутся – там их… Они побоятся. А я приду туда.
– Но как…
– Беги, Соня. У нас нет времени.
Вячеслав обрадовался, что она не произнесла ни слова. Развернулась и побежала дальше по тоннелю. Хорошо, что она не стала уговаривать его, а то бы он засомневался. А сомнения и неуверенность – плохие спутники в жизни. Тем более на дне шахты. Они заставляют либо толкаться на одном месте, либо делать не то, что требуется в данный момент. И это очень плохо, потому что, если ты останешься в живых, потом будешь жалеть об упущенных возможностях. Сомнение можно скрыть только тогда, когда его нет. Это как твой страх для собаки, а кровь для акулы. Сестры учуют сомнения, и тогда твоя чистота не будет значить ровным счетом ничего.
– Я чистый, – с вызовом произнес Слава, не совсем понимая значение этой фразы, и побежал к параллельному тоннелю.
«Если мои расчеты верны, то минут через десять я буду снова в комнате».
Он вспомнил это помещение на карте. Хотя на ней мало что походило на то, что он видел в шахте, но то место с комнатой и прилежащими к ней коридорами и проходами было отражено верно.
Соня бежала, практически не останавливаясь. Она ничего не видела, будто ее поместили в смолу, настолько была осязаема тьма. Все время ей казалось, что ее вот-вот схватят. Но как бы часто она ни оборачивалась, в темноте никого не было. По крайней мере, темнота очень хорошо скрывала то, что там могло быть.
Соня боялась еще кое-чего. Она боялась, что налетит на лестницу со всего маху и в лучшем случае разобьет себе губы, а в худшем… О потере сознания, переломе ноги и еще чем-нибудь подобном, ограничивающем движения, думать не хотелось. Не хотелось, но думалось. А еще в голову лезла всякая чушь. Она думала о твари, оживившей отрезанную голову мертвой девушки. Если она способна на такое, то догнать Сухорукову ей не составит никакого труда.
Соня остановилась и вытянула руку перед собой. Какое-то шестое чувство заставило ее это сделать. Рука прошла беспрепятственно в темноте. Но что-то же было? Она сделала шаг вперед, так и не опустив руки. Чувство чьего-то присутствия только усилилось, но рука так же шарила в густой смоле. Первым
