При этих словах сотворил кузнец особый знак, тайный, которые чужим видеть не должно. Но Овида – свой. И не просто свой – старший. Потому он тоже тайный знак сотворил. Но другой. Особый. Такой, что, ежели бы кто из Вотанова братства его увидел, понял бы, кто есть Овида, и старшинство его признал, ежели сам подальше от Вотанова трона стоит.
– …А где Вотан сиживал, там и иным богам жить – за честь,– продолжал Травстила.– Потому и сказал: пусть чужие в богатырской избе живут. Обиды не будет. Прав я был?
– Прав-прав,– пробасил Овида.
Про богатырскую избу он тоже все знал. Что строили ее давным-давно, много зим назад, когда скудость в мире почти не замечалась. Строили ее девять богатырей, что, от удали и силы изнемогая, решили из жилищ отцовских прочь уйти, дом воздвигнуть и там жить сообща, ярость священную в себе греть и тешить. Ибо умаляется воинский дух, когда день-деньской работой будничной себя утруждаешь.
И воздвигли богатыри избу, а перед ней – хильд, место для кровавых поединков. И был в ту избу иным вход заказан. Да и не отваживались в ту избу ходить. Лишь по особым ночам девицы туда хаживали. И одаряли их семенем богатыри, чтобы не перегорало зря богатырское семя, а в женском чреве новых богатырей зарождало.
Вот те девицы и сказывали, что и Вотана, и Доннара порой в избе той видели. Ибо не гнушались боги пиршествами богатырей. Шумом тех пиршеств округа полнилась, а огнем ярости, от избы исходящей, все село согревалось.
И в других селах в те времена так было, а о бурге и говорить нечего. Исходил силой бург, удаль голову кружила. Рабы и те отважны были, яростью сотрясаемые. Два вождя в бурге было, как обычаем положено, военный и мирный. И не выдержал мирный вождь, священной удалью переполненный. На военного вождя с дружиной малой край оставил, а сам собрал богатырей и в великий поход отправился.
И девять богатырей тоже в поход ушли. И вел их мирный вождь. И в землях далеких со славой пали богатыри. И мирный вождь тоже пал. Потому что не дело мирного вождя ратоборствовать. Нет у мирного вождя настоящей удачи, что одна лишь к победам и обильной добыче приводит, а только удаль в нем и ярость священная. Потому лишь немногие вернулись из того похода. Едва один из дюжины. Они-то песни о великом походе и сложили. А песни те и ныне поются.
Из девяти богатырей только Ибба вернулся. Не сумел Ибба ярость в походе избыть. Мелким ему и ничтожным все виделось. Иббе. А изба богатырская пустой стояла. Потому что не было в селе новых богатырей. Ибба избу сжечь хотел, но духи восьмерых павших не дали. Тогда Ибба Агила убил, деда Хундилы-старейшины. И вутьей[13] стал Ибба, вут на плечах из похода принес. Благословил Иббу Странник, божественный вутья, сыном сделал.
Ушел из села Ибба. На квеманов один походом отправился. Он и сейчас в лесах между нами и квеманами живет. Не раз его следы там примечали.
Все знал про священную избу Овида, потому и признал правоту Травстилы.
Травстила ухватил клещами железо и сунул в ведерко с водой. Зашипело железо, остывая.
– А что боги говорят? – спросил кузнец.
– Разное говорят,– уклончиво ответил Овида.– Расскажи мне: чем чужаки у вас тешатся, какие дела творят?
– Пустые дела,– буркнул Травстила.– По селу бродят, от скуки бесятся. В реке купаются в заповедные дни.
– И не боятся?
– Да вроде нет. Меньшого из них Аласейей зовут. Фретилин сын, Книва, видел, как они с духами речными беседовали. Может, и не врет: чужаки ему явно покровительствуют. Кровь его пролить не дали, как Хундила с Ханалой хотели.
– Хундила с Ханалой много взять на себя желают,– проворчал Овида.– Будто им ведомо, что богам требуется. Хундилино дело – землю пахать, а не богов обиженных тешить.
Внезапно Овида рассмеялся. Гулко, аж эхо под потолком прошло.
– Ты чего? – спросил Травстила.
– А крепко мальцы ваши квеманских богов обидели! Много ярости из такой обиды произойти должно. Великую доблесть может явить миру сын Фретилы, коли наставить его на путь правильный.
– Ты что же, одобряешь его? – удивился Травстила.– Что доброго в том, что сопляк, который даже простого воинского посвящения не удостоился…
– Не удостоился, так удостоится,– заметил Овида.– Я говорил с ним. Храбрость в нем есть. И умом не обижен. Не то что старейшины ваши. Что гневаются квеманские боги – это верно. И пусть гневаются. Надобно только за Одохаром послать, чтобы было кому на гнев тот еще бо€льшим гневом ответить.
– Одохар недоволен будет,– заметил кузнец.– Одохар в большой поход собирается. Ему сейчас с квеманами ссориться – не с руки. Но он приедет. Захочет на чужаков взглянуть, я его знаю. Наверняка в этом особый знак усмотрит.
– А ты? – спросил Овида.– Ты в этом разве знак не увидел?
– Может, и увидел,– отозвался кузнец.– Да знак знаку рознь. И чужаки эти… Фретила дочь свою к ним послать хочет. Может, и послал.
Овида встал, потянулся.
– Развели вы тут богов,– проговорил с усмешкой.
Подошел к порогу, остановился.
– Глянь-ка, не один ли из них сюда идет?
Травстила тоже подошел, посмотрел.
Точно, к кузнице по берегу реки шел, насвистывая, старший из чужаков.
– Гееннах его звать,– сказал Травстила.
– Ишь, высвистывает,– отметил Овида.– И не по-птичьи свистит. Сразу чужака видать.
– Второй – такой же,– заметил кузнец.– Даже и еще чужее.
Чужак углядел Травстилу. Издали помахал рукой.
– Ты прав, брат,– уверенно произнес Овида.– Не бог это.
– А кто?
– Узнаем. Он ведь к тебе идет.
– Только он по-людски почти и не говорит,– предупредил кузнец.– Только по-своему.
– Ничего,– сказал жрец.– Мало ли что не говорит… Я про человека и без глупых слов пойму: кто он таков. Гееннах, говоришь? А второй, значит, Аласейа? Ну-ну… Сейчас узнаем, какой это Гееннах.
Глава тридцать четвертая
Геннадий Черепанов
Травстила – правильный мужик. И башковитый. Настоящий деревенский самородок- изобретатель. Черепанов и раньше это подозревал, а теперь знал наверняка. Для этого было достаточно подержать в руках вещи, которые он делал посредством своей первобытной технологии. И схватывал, умница, все на лету, несмотря на языковой барьер.
Вопрос со «стандартным вооружением» решили быстро. Но тут среди прочих заготовок Черепанов обнаружил две длинные пластины из закаленной упругой стали, и ему моментально пришла идея заказать Травстиле арбалет. А что? Вещь почти знакомая: приклад, спусковой крючок, не то что из лука стрелы метать. Все навыки стрельбы из огнестрельного можно использовать.
Они выбрались на свежий воздух. Там, с помощью «наглядных пособий» и подробных рисунков, Черепанов объяснил, что ему требуется. А требовался ему сравнительно небольшой арбалет с «размахом» стальных «крыльев» в три четверти метра, с рычажным взводом и стременем, чтобы упираться ногой, натягивая тетиву. «Крылья» предполагалось сделать складывающимися, а в боевом положении удерживать с помощью штырей-фиксаторов. Технология использования штырей привела кузнеца в восторг, в то время как сама идея арбалета особого энтузиазма не вызвала. Оказалось: идея не новая. Видел кузнец такие игрушки, только взводились они иначе, чем-то типа ворота. Определенную трудность вызвали единицы, в которых должно измеряться натяжение тетивы. Черепанов прикинул: чтобы механизм бил метров на сто пятьдесят и в то же время взводить его можно было в любом варианте, хоть лежа, хоть одной рукой,– тяга должна равняться килограммам сорока. Но как это передать Травстиле?
Неожиданно на помощь пришел здоровенный мужик, который за все это время не проронил ни слова,
