Провальное дело мальчика-детектива

Двадцать

Утром по дороге на работу мальчику-детективу кажется, что он видит девушку в розовом из окна автобуса. Симпатичная девушка в розовой шляпке идет по улице, явно куда-то спешит, а потом — бац! — исчезает, как сон. Билли смотрит в окно и с удивлением видит, что Стерлинг-Тауэр, самое высокое здание в городе, тоже исчезло.

Спустя пару минут, когда автобус проезжает мимо разрушенных индустриальных кварталов, мальчик-детектив вновь принимается вспоминать дело о призраке на кондитерской фабрике. Его лучшее дело, когда он проявил себя наиболее сообразительным, проницательным и отважным. Он вспоминает себя таким, каким был раньше, давным-давно: мальчик, знавший ответы на все вопросы, а не растерянный, вечно подавленный молодой человек, у которого вообще ничего не выходит, как бы он ни старался.

Ориентируясь на свет на дальнем конце вентиляционной трубы, брат с сестрой вышли на узкий мостик под потолком одного из цехов кондитерской фабрики. Прямо под ними два вооруженных бандита пытались взломать аппарат для производства виноградных шипучих леденцов. Рядом с ними стоял большой ящик с динамитными шашками.

Не веря своим глазам, бандиты смотрели на Билли и Кэролайн.

— Мальчик-детектив! — воскликнул один из бандитов. — Вот ты и попался!

В тоннеле вентиляционной шахты раздался какой-то странный грохот. На мостик выбрался запыхавшийся тщедушный дядечка с черной густой бородой. Мальчик-детектив узнал его сразу: это был зубной врач Джон Виктор, главный подозреваемый.

Зубной врач злобно уставился на мальчика-детектива.

— Что эти двое тут делают? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил мальчик-детектив. — Это уж вы разбирайтесь сами.

— Как вам удалось сбежать? Дверь была заперта!

— Изобретательность и находчивость — главные инструменты хорошего детектива.

— Да, ты меня вычислил, я не спорю. Но, похоже, на этом твоя находчивость и иссякла.

— От них надо избавиться, — один из бандитов поднял пистолет. — Вот прямо сейчас и займемся, чего тянуть?

— Не так быстро, приятель! — прогремел чей-то голос, и в цехе включились все лампы. Вооруженные полицейские окружили бандитов. Пространство наполнилось ревом сирен и синими вспышками мигалок.

— Надо же! Как раз вовремя! — удивленно воскликнул мальчик-детектив.

А потом все бросились их поздравлять: и его, и Кэролайн. Дейзи Холлиз обняла их крепко-крепко и поблагодарила за хорошую работу… Нет.

Нет.

Неправильно.

К тому времени Дейзи Холлиз была мертва. То есть нет, не мертва. Она просто пропала без вести. Но уже было ясно, что ее никогда не найдут. Ее тело так и не обнаружили: ни тогда, ни потом. Она стала единственной жертвой похитителя из ломбарда, судьба которой так и осталась неизвестной.

Дейзи Холлиз уже никогда никого не обнимет.

Дейзи Холлиз.

Какая страшная мысль. Лучше об этом не думать.

Двадцать один

На переменке Гас Мамфорд не бьет никого кулаком в живот, не ставит подножки малявкам из первого класса, не пытается подбить кому-нибудь глаз. Сегодня он — сама кротость. Он сидит на качелях рядом с маленьким лысым мальчиком и болтает ногами. Они сидят молча. Но в этом молчании — десятки секретов, которыми они делятся друг с другом. Гас Мамфорд улыбается, когда улыбается тот, другой мальчик, и краснеет, когда тот краснеет. Гас Мамфорд смотрит на складки на шее другого мальчика, смотрит на ямочки у него на щеках. Гасу нравится форма его ушей: они маленькие и похожи на ракушки. Гасу нравится его запах: запах пудры и опавших листьев. Гас Мамфорд знает, что у него никогда не получится передать свои мысли словами, и поэтому он ничего не пишет — только смотрит и очень надеется, что тот, другой мальчик не исчезнет, как сон. Звенит звонок на урок, маленький лысый мальчик спрыгивает с качелей, берет Гаса Мамфорда за руку и без единого слова осторожно проводит указательным пальцем Гаса по своим длинным светлым ресницам. Посмотрите, одна ресничка осталась на кончике пальца. Гас Мамфорд смотрит на эту ресничку и весь сияет. Другие дети бегут на урок, а Гас Мамфорд стоит посреди школьного двора, смотрит на светлую ресничку у себя на пальце, и на сердце у него — легко и светло.

На следующий день, когда Гас Мамфорд приходит в школу, он видит, что лысого мальчика нет в классе. Гас встревожен. Он сидит как на иголках, нервно поглядывая на часы. С надеждой смотрит на мисс Гейл: может, она объяснит, что случилось, — но нет. Звенит звонок, начинается первый урок. Мисс Гейл просит достать учебники правописания, а место на первой парте по-прежнему пустует, и нежно-розовый лысый затылок перед глазами у Гаса теперь превратился лишь в воспоминание. Теперь Гасу Мамфорду становится по-настоящему страшно, и голос рождается в глубине горла и рвется наружу. Гас настойчиво тянет руку, но мисс Гейл, как всегда, этого не замечает и вызывает Артура Аллена, который правильно, без единой ошибки, произносит по буквам слово «кровоизлияние». Так продолжается все утро: Гас Мамфорд сходит с ума от беспокойства, ерзает на стуле, карябает ручкой по парте, смотрит на дверь в ожидании какого-то знака, сигнала, и вот наконец настает большая перемена, и третьеклассники дружной толпой ломятся к своим шкафчикам — за пакетами с едой. Гас Мамфорд нервно сжимает кулаки — ему так привычнее; он просто не знает, что еще можно сделать с руками, — решительным шагом подходит к столу мисс Гейл, кладет на стол записку, припечатав ее кулаком, и пристально смотрит на темноглазую женщину, которая уже третий год все задает, задает, задает им вопросы, на которые он, Гас Мамфорд, всегда знает ответы. А теперь и сам Гас задает ей вопрос — там, в записке, — тот самый вопрос, который рвется из горла еще с самого первого урока. Мисс Гейл читает записку, удивленно глядит на Гаса и, позабыв об обычном к нему отношении, отвечает чуть ли не с сочувствием:

— Боюсь, он опять заболел.

Гас Мамфорд не меняется в лице. Он издает слабый звук — похожий на самый печальный вздох за всю историю этого мира; вздох, вырвавшийся из ослабевшего сердца за тысячи миль отсюда, — и когда этот звук умолкает, Гас опускает голову, которая вдруг стала невероятно тяжелой, и жесткая рука мисс Гейл удивительно нежно ложится ему на затылок.

— Ему пришлось лечь обратно в больницу. Боюсь, он больше не будет у нас учиться.

В тот день почти все третьеклассники в школе Гаса получили увечья разной степени тяжести. Им пришлось принять на себя удар нескончаемой ярости Гаса Мамфорда. На перемене Гас Мамфорд проходит по школьному двору, словно бешеный вихрь, круша и калеча все на своем пути. Кровь, слезы, сломанные ногти — повсюду. Мальчишки, девчонки, большие и маленькие, низенькие и высокие, долговязые, тощие, толстые — никто не ушел необиженным. Чарли Эванс, пивший через соломинку молоко, лишается переднего зуба, получив страшный удар по лицу то ли чугунным шаром, то ли кулаком Гаса Мамфорда; Линдзи Скоттворт остается без своего чахлого крысиного хвостика; после этого злосчастного дня Бобби Коэн, наверное, уже никогда не сможет ходить по прямой.