Димсдейла она сделала бароном и статским советником, а также определила пенсию в пять тысяч фунтов. Тот не мог поверить своим ушам: за простой надрез и такие деньги! Но уезжать из России не торопился, все прививал и прививал, а потом решил, что одной медициной не проживешь даже при немалой пенсии, и вложил деньги в банк, став еще и финансистом.
Не позабыла императрица и о мальчике, от которого ее привили. Александру было пожаловано наследное дворянство с фамилией Оспенный. Екатерина обещала ему личное попечение и свое обещание сдержала.
В России начались празднества по поводу победы над страшной напастью, хотя до самой победы было еще далеко, но теперь оспа казалась нестрашной.
Виват государыня-матушка Екатерина! Ей уже забыли Петра III, забыли Ивана Антоновича, казненного Мировича, даже Орлова простили за одну только готовность жертвовать собой ради спасения россиян.
Вместе со всеми переживал за императрицу и сделал себе прививку Григорий Потемкин. Он рискнул на это раньше, чем закончился карантин Екатерины, рассудив, что его лицо уже ничем не испортишь. Но тоже обошлось.
Потемкин примерно за месяц до того был пожалован чином камергера, то есть стал «его превосходительством» и переведен ко двору. Это пока ничего не значило, потому как все по-прежнему было в руках братьев Орловых, только теперь Алехана заменил Владимир.
Младший из Орловых тих и спокоен, зато совсем бешеным стал Гришка. Фаворит словно чувствовал, что теряет свое влияние, хамил государыне уже открыто, даже иностранцев не стеснялся. Екатерина со вздохами читала раскрытые Паниным письма французов, пруссаков или австрийцев, где дипломаты откровенно порицали беспомощность российской императрицы перед хамом-фаворитом. Вздыхала, но поделать ничего не могла. Она откровенно боялась Григория Орлова. Ныне даже больше боялась, чем любила.
Потемкин уже ни на что не надеялся, хотелось только получить должность, чтобы применить свои силы и знания достойно, но такой при дворе не видел. Заниматься, как он последние годы, то надзирательством за пошивом гвардейской формы, то командованием роты, пухнущей от безделья в Москве, не хотелось. Душа просила чего-то серьезного и важного, а приходилось бездельничать. Это Гришка мог устраивать попойки или дурацкие опыты, Потемкин рвался к делу более серьезному.
Он не знал, что и Орлов тоже мается. Корпеть над бумагами, как это делала столько лет Екатерина, а теперь принялся и Владимир, он не мог. Пока в Петербурге были Алехан с Федькой, у Григория имелась хоть какая-то отдушина, а уехали братья, стало тоскливо.
Строил в Гатчине дворец… зачем? И сам не ведал, объяснял, что хочет пригласить жить Дени Дидро, мол, деньгами не сманили, может, хоть просто в гости приедет? Зачем ему Дидро, и сам сказать не мог. А просто так, из принципа!
«Вольное Экономическое общество» тоже как-то надоело. Дела почему-то не делались с наскока, даже картошка, которую так старались внедрить, не стала на столе вторым хлебом. И переселенцы хоть и хлынули толпой в Поволжье, перестали интересовать. Гришка был военным, ему бы в бой, в атаку, а потом можно и в постель, чтоб тоже бой, атака… Бедолаге и при дворе больше всего нравились куртаги не из-за выпивки, а из-за удали. Но «Карусель» устраивали не так часто, праздники тоже — Екатерина больше любила рабочие будни, ему самому усидчиво работать было тяжко, вот и мучился сам, и мучил любовницу.
Гришке было нужно разнообразие, чтоб дело каждый день разное, чтоб женщина почаще менялась, чтоб с приятелями сначала в обнимку, а потом драка… чтоб если опыт, то со взрывом или искры летели… И вовсе не потому, что Катю свою не любил, просто не мог все время с одной… Но и отдать ее другому тоже не мог, при одной мысли об этом приходил в такую ярость, что скулы белели от стиснутых зубов.
Понимал, что рано или поздно отставку получит, может потому и вел себя нагло, словно на эту отставку нарываясь? Отставка для фаворита обычно означала полное забвение, что Орлова, конечно, не устраивало. Иван давно писал, советовал заключить с Екатериной договор, что она отпустит его тихо, без скандала, но Гришка не верил, что такое возможно. К тому же он любил Екатерину, хотя иногда признавал, что знает уже каждый изгиб ее тела, ее привычки, ее пожелания слишком хорошо, чтобы это продолжало быть интересным. Орлов чувствовал, что и она им пресытилась, уже не было того огня, что горел в первые годы. Получалось, что оба были готовы к развязке, даже в глубине души желали ее, хотя любили друг дружку, но решиться на такое не могли.
Гришка бесился от бессилия, Екатерина дрожала и послушно сносила все его оскорбления, никто не понимал императрицу, и всем было нехорошо от этого.
Прививки прошли хорошо, никто серьезно не заболел, никто не был изуродован, Россия праздновала…
И вдруг… все серьезное случается вдруг. Среди праздника неприятное известие: Турция объявила России войну! Знали, что война будет, даже готовились, но такое событие всегда неожиданно, словно гром с ясного неба.
Екатерина отреагировала быстро и просто:
— Надо заткнуть туркам рот!
Духом воспрянули два Григория — Потемкин и Орлов.
Первым проявил себя Потемкин, едва услышав о начавшейся войне, новоявленный камергер отправился к императрице.
Екатерина думала, что это визит благодарности или еще чего выпросить желает, а потому была сильно удивлена, когда услышала такую просьбу:
— Ваше Величество, из кавалергардов отчислен, потому как одного глаза недостает. Позвольте отбыть на войну хоть волонтером?
— А как же ты, Григорий Александрович, воевать будешь?
— Турок я и одним глазом увижу, матушка-государыня.
Он точно выбрал время, Екатерине было некогда, да и говорить не о чем.
— Хорошо, езжай к Румянцеву, он найдет тебе занятие. Только уж очень-то головой не рискуй, она еще может пригодиться.
— Нет, Ваше Величество.
Екатерина удивленно вскинула глаза, он еще и назначением перебирать собирается? Чем дурно у Румянцева, ежели на войну хочет?
— Не буду беречь. Коли на войну идти и об опасности думать, то лучше вовсе не ходить. Даст Бог, останусь цел, а на нет и суда нет.
Императрица чуть смутилась:
— Все равно без надобности под пули не лезь.
Наука побеждать
Следующие годы им было просто не до чего, Потемкин храбро воевал, действительно за спины солдат не прятался, командовал смело, но толково. Когда через некоторое время императрица поинтересовалась у Петра Румянцева, каков там Григорий Потемкин, командующий мог с удовольствием ответить, что хорош, стал уже генерал-майором, отличился при взятии Хотина и битве при Фокшанах.
Самого Румянцева Екатерина спешно вернула из Украины в войска, потому что Голицын был, по ее мнению, слишком нерешителен. Зато Румянцев и его подчиненные весьма решительны. В 1770 году при реке Кагул семнадцать тысяч русских наголову разбили сто пятьдесят тысяч турок!
Победные реляции летели в Петербург одна за другой, Екатерина хваталась за сердце:
— Ах, Никита Иванович, я опасаюсь умереть от радости!
Орлов зубами скрипел, его приятели и даже брат Алексей и одноглазый Потемкин воевали, а он сидел
