— Марина, у меня к вам разговор, — прошептал, как только отгремели лозунги, тщедушный очкарик, ярый поклонник монархического режима и один из неудачливых ухажеров. — Мы должны побеседовать один на один! Это зело важно!

«Опять будет звать в кино или на прогулку», — уныло подумала Марина. Мало ей головной боли, теперь еще придумывай, как отвязаться от этого ботаника!

Митинг кончился, очкарик ждал Марину у трамвайной остановки.

— Может, потом? — без особой надежды спросила бригадир. — Знаете, у меня ноги промокли! Хочется домой, быстрее согреться и лечь в кровать.

— Я вас не задержу! — заволновался поклонник. — И обещаю не докучать! Видите ли, мне просто необходимо поделиться с кем-нибудь своими думами! Можно вас проводить?

— Ну проводите…

— Расскажу все по дороге! Понимаете, — очкарик уже сопровождал Марину по улице, неся ее сумку, — по-моему, вы единственная, с кем можно беседовать на столь важные государственные темы! В нашей ячейке никудышный народ, думают обо всем, кроме Отчизны, им я такие вещи поверять боюсь…

— Ну, что за вещи-то? — поняв, что речь идет не о приглашении на свидание, Марина заинтересовалась.

— Хозяйственные дела нашей Родины. Вот смотрите. Мы разорвали всякие отношения со странами Запада. Пресекли культурное влияние. Идеологическое. Это хорошо. Ну, а торговля? Ведь Европа была основным импортером российской нефти. Ну, и газа тоже. А теперь кому нефть продавать?

— Ну… — растерялась Марина, — есть же и другие страны.

— Япония? О, нет, она не будет брать, поддержит Запад. Они же все вместе ополчились против нашего роднолюбивого порядка, басурмане! Китай? Он покупает у Саудовской Аравии! И что теперь? В Африку, что ли? С ней много не наторгуешь! А если наше царство лишится основной статьи доходов…

Марина задумалась.

— Надо срочно, срочно предупредить батюшку-царя! — зашептал ей на ухо юный «Даждьбожич».

— Царь и так обо всем знает, — бросила Марина.

Она и сама уже не понимала, по долгу службы ли внушает «Даждьбожичу» идею о всесилии и всезнании монарха или сообщает ему собственные мысли.

— Ох, не знаю… — вздохнул парень. — Последнее время дела в нашем царстве-государстве беспокоят меня все больше и больше. Раньше все казалось так безоблачно, так правильно, так понятно! А теперь… Вы видели передачу с веча историков нового поколения?

— Ну видела, и что?

— Это ужасно! Почему такие умные, такие здравомыслящие, такие передовые и образованные люди не смогли договориться между собой?! Какой безобразной дракой все закончилось! Я думал, они создадут новую науку! Думал, отметят своим единством долгожданную победу над силами официоза и масонского мракобесия! Думал, дружно установят, что царь Хаммурапи был реинкарнацией Нерона, который является Иваном Грозным, случайно заброшенным хронистами в Грецию четвертого века до нашей эры и состоявшим в сговоре с розенкрейцерами, которые похитили голову Троцкого у Святого Грааля и передали ее на хранение еврейским велосипедистам… Вы меня слушаете?

— Угу.

— Ну так вот. А еврейские велосипедисты с целью мистификации похитили Петра Первого и высекли законы Хаммурами на базальтовом столбе! А Хаммурапи… — В этом месте Марина, следившая не за бредовым рассказом своего спутника, а за сигналами светофора, потащила очкарика через дорогу. — Ах да, про это я уже сказал! По-моему, все это зело очевидные вещи!..

Марина кивнула: пусть так.

— И чего они разодрались… не понимаю… Честно говоря… — «Даждьбожич» перешел на громкий шепот. — Честно говоря, я начинаю как-то разочаровываться в этих современных историках. И в нашем правительстве… тоже, — сказал он совсем уже тихо.

35

Анна Сарафанова ходила на работу через силу. И она, и ученики молились о скорейшем наступлении каникул. Чем лучше становилась погода, тем меньше хотелось проводить время в школьных застенках. Общая усталость сказывалась и на учителях, и на учениках.

Государство, отказавшись от религии, навязанной Византией, вернулось к истинным, исконным Перунам, и уроки православия, естественно, отменили — к облегчению и Сарафановой, и обэжистки. Можно было бы, конечно, изучать теперь славянское язычество. Да вот беда: никто в нем ничего не понимал. Источников по культу наших предков почти не осталось, так что, кроме нескольких прозваний их божеств, славянским богословам было нечем оперировать. Царь Дмитрий приказал разработать цельную доктрину и досочинить недостающие легенды. Но покуда суд да дело, люди стали забывать о том патриотизме, что недавно с такой силой их охватывал. Перуну поклонялись только царь с боярами — и то на телекамеры. В язык постепенно стали возвращаться «почтальоны», «шампиньоны», «павильоны». Голоса поклонников Запада все чаще раздавались из толпы, а репутация «историков без догм» порядком поубавилась, когда их показали в момент диспута. Но больше всего людей расхолаживали экономические неурядицы: пока монарх спешно искал новые рынки сбыта энергоносителей, государственная казна истощалась все больше и больше, цены на продукты росли, а россияне неумолимо худели.

В четвертой четверти, поскольку восьмиклассников учить стало нечему, Анну перевели на одиннадцатые (взамен прежней учительницы, воспользовавшейся шансом, который случается один раз на миллион: уйти из школы не вперед ногами, а на новую работу). Работать со взрослыми ребятами было легче, они не рисовали порнографические картинки на партах, не размахивали членами, не самоутверждались, нарушая дисциплину и матерясь. Нет, выпускники были вальяжными, игривыми, равнодушными к учебе, ведь они знали: в ВУЗе им (за малым исключением) историю сдавать не нужно.

— Ну Ан-Антоновна! — лениво ныли мальчики и девочки, если их вызывали к доске. — Зачем все эти глупости? Мы же ведь предупреждали, что параграф читать не собираемся! Давайте, что ли, с миром разойдемся! Вы же все-таки студентка, да и мы почти что тоже, где же солидарность?

Изучать какой-либо новый материал одиннадцатиклассники отказывались. Их можно было понять: учебник предлагал пересказ того же самого, что проходили в девятом. Поэтому все уроки напролет Анна Антоновна занималась с новыми питомцами подготовкой к ЕГЭ: не по своей инициативе, а по просьбе завуча. Решали тесты прошлых лет. Год назад в тесте спрашивалось, к какому виду червей относились черви, найденные в мясе на броненосце «Потемкин», поэтому теперь одиннадцатиклассники заучивали их название. И на уроках, и дома ребята соглашались решать исключительно тесты: устные или письменные рассказы были, с их точки зрения, неперспективной формой отчетности. К тому же, для их составления приходилось слишком сильно напрягаться. Если бы сторонний человек услышал из-за двери, как звучит ответ урока, то подумал бы, что здесь играют в морской бой:

— 1-б, 2-а, 3-в, 4-в, 5-а…

Учитывая, что всем учителям — не только историчке — надо было натаскать ребят на тесты, бедные одиннадцатиклассники, похоже, разучились мыслить что-либо помимо букв и цифр. Кое-кто особо шустрый просто зазубрил номера: где «а», где «б», где «в». Главное — не перепутать последовательность букв, относящуюся к истории, например, с биологической или литературной. Другие, еще более одаренные ребята, научились, исходя из вариантов, вникать в логику составителя задания и отыскивать ответ, от которого были образованы остальные. Конченые двоечники отмечали варианты от балды, и их результат никогда не был нулевым. Хуже всего, как обычно, приходилось строго положительным отличникам. Они честно учили каждую строчку учебника, не думая о том, что важно, а что — не существенно. Вдруг в тесте спросят, сколько чугуна произвела страна в такой-то год?! Вполне ведь могут!

Вы читаете На самом деле
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату