'здесь' — это как раз складской двор. — Меня или в чайной этой увидишь, или просто на улице, или во-он там, — он показал на длинный сарай в конце улицы. — Там конторка маленькая сзади, могу там сидеть.
— Найдем, — сказал я уверенно.
— Буду ждать.
Допив чай и дожевав булку, на этот раз единственную, я поднялся из-за стола, пожав руку Анисиму, затем вышел на улицу, сбежав по ступенькам с высокой террасы. И почти сразу столкнулся чуть не нос в нос с Фомой, вывернувшим из прохода между двумя чайными. Прямо привычка у него такими путями ходить, там, в Кривом тупике, он точно так же появился.
Как я его сразу узнал, так и он меня. Был он не один, на этот раз с ним было двое — Павел и тот самый безымянный крепыш, который хотел меня остановить во время самой первой нашей встречи в Новой Фактории.
— Кого я вижу! — раскинув руки для объятий, шагнул вперед Фома, но остановился, увидев, как моя рука скользнула к револьверу. — Ну-ну, не надо, здесь за это виселица сразу! — объявил он.
— А я знаю.
Стрелять я его не собирался, просто точно знал, что такой жест его остановит и не даст слишком долго ерничать.
— Точно, знает он, — сказал подошедший сбоку Байкин.
Компания дернулась, они его сразу не заметили. Теперь уже рука Фомы потянулась к оружию, но тоже остановилась.
— Фома, хочешь что сказать — говори, не тяни, — я посмотрел ему в глаза.
Страха там не было, но была некая неуверенность. Он просто не знал, как ему поступить. Убить бы рад, да нельзя, тогда для него все плохо закончится, а расходиться своими дорогами у него точно никакого желания нет.
— Должок за тобой, Алексий, — заговорил вдруг Павел.
— Это какой же? — я притворно удивился. — Излагай претензию, послушаю.
— Хороший человек на бой-реванш согласится, это и должок, — Павел криво и немного натужно ухмыльнулся.
— Павел, так я не хороший человек, чтобы ты на будущее знал, — я уставился ему в глаза, изобразив самую чарующую из доступных на данный момент моей мимике улыбок. — И не вижу я смысла во втором бое. Ты раз получил — и достаточно, пусть это у тебя в привычку не входит. А то так и будешь бегать за мной со своим очередным реваншем как дите за торговцем леденцами.
Я чувствовал, как внутри поднимается дурная, какая-то даже веселая волна, как всегда у меня бывало, когда я собирался ввязаться в драку, не будучи твердо уверенным в последствиях. Или когда просто сам умышленно выводил ситуацию на неразрешимый конфликт, чтобы уже рубить узел, а не развязывать.
— Ты бы за речью своей приглядывал, — Павел вспыхнул и шагнул вперед. — А то можно и без поединка…
— Тише, тише, — выставив в сторону руку, придержал его Фома. — Наш друг сам себе беды ищет теперь, даже не стесняется.
А верно заметил Фома, прозорливый бандюга. Не хочу я с Павлом драться. Во-первых, он меня, скорее всего, одолеет. А даже если и нет, то я потом буду долго не в форме, а мне это ни к чему. Но совсем не драться не получится, мы так не разойдемся, просто не дадут, а это значит, что какой-то поединок состоится. И если Павел разозлится настолько, что вызовет меня, при свидетелях, которых, к слову, уже целая толпа собирается вокруг — кровь почуяли, похоже, — то выбор оружия будет за мной. А это примерно то, что мне и нужно. Если не разойтись, так сойтись на моих условиях.
— Боюсь, что это твой холуй себя слишком высоко ценит, — сказал я уже Фоме, летя без тормозов на волне наглости. — Второй раз руки марать о него не хочу. Не стоит он того.
В общем, откровенное и незамысловатое оскорбление. И эффект от него был предсказуемый. Кричать и ругаться Павел не стал, мужик он крепкий все же, побледнел только от сдерживаемой злости, вздохнул глубоко, потом сказал, по-простому так:
— Выбор оружия за тобой. Я тебя вызвал.
По толпе свидетелей пробежал негромкий шум, все засуетились, зашушукались. Я почувствовал, как онемело лицо и в ушах зазвенело — адреналин в кровь лился как из крана вода.
— А все очень просто, Павел, — начал я и шум сразу стих. — Что такое 'дуэль по-пиратски' знаешь?
Мне про нее Платон рассказал, по пути сюда, как-то за завтраком. И он же сказал, что практикуется такая дуэль не только на Тортуге, но и здесь, на Овечьем острове. А суть ее проста: противники не 'стреляются', а 'воюют'. Каждый приносит винтовку, какая ему нравится, револьвер и нож. И патронов столько, на сколько договорятся. Потом заходят с двух сторон в оговоренное место, лесок там, или ущелье, а выходит оттуда только один. Вот и все. И тут я готов ставить на себя.
— Винтовка или ружье — на выбор, револьвер и нож, — сказал я. — Патроны — сколько унесешь. Больше ничего. Снаряжение любое.
Слышал я себя при этом как-то со стороны, вроде даже и не я эти слова говорю. Уже совсем уплотнившаяся толпа охнула, кто-то свистнул, все подались ближе, словно боясь пропустить хоть слово из диалога. Павел ответил сразу, не размышляя ни секунды, хотя, похоже, выбору способа удивился. А вот Фома, как мне показалось, даже обрадовался.
— Послезавтра с утра, Бакланий Остров, встречаемся здесь, в порту, каждый может нанять одну лодку.
Говорил он хрипло и быстро, сам аж вперед подался, словно словами убить хотел. Точно, совсем разозлился. Достал я его.
— Почему послезавтра?
— А пусть все ставки сделают, — влез в разговор до сих пор молчавший крепыш.
— В городе такие дуэли любят, второй раз на тебе заработаю, — ухмыльнулся Фома. — И не вздумай сбежать, опозорю до конца жизни, если эта самая жизнь у тебя останется.
— Фома, ты насчет меня не беспокойся, холую своему сбежать не дай.
Павел дернулся, но Фома его опять удержал. А в толпе засвистели неодобрительно, причем явно в мой адрес. Но мне как бы плевать? Пусть свистят.
21
— И на кой черт тебе это все нужно? — спросил Иван-моторист, выскакивая из лодки и затаскивая ее дальше на гальку.
— С ними надо расходиться так или иначе, раз уж на них напоролись. Фома злобой пышет, если пытаться просто его избегать, то он навредит в самый неподходящий момент.
— А так что, не навредит? — Иван обернулся к лодочнику и сделал ему знак, 'жди', мол.
Лодочник, пожилой, лет за шестьдесят, мужик, загорелый дочерна и при этом седой добела, уверенно кивнул в ответ, выбираясь из лодки и затаскивая ее еще дальше.
— Так он окажется на виду. Если я завалю Павла, а затем меня найдут с пулей в спине, то Фому, скорее всего, потащат на виселицу. Так? — Иван пожал плечами, но потом все же кивнул. — А ему этого не надо, он висеть не хочет. Да и Павла можно будет в будущем не учитывать.
— Ты настолько уверен, что именно Павла можно не учитывать? Не тебя?
— Почти уверен. Павел — бандит, а меня учили воевать. Поэтому ставить буду на самого себя.
— Ставить будешь? — удивился Иван.
— Шучу. Я не азартный.
Сразу за нешироким пляжем начинались довольно густые заросли, из тех, через которые пройти можно, а вот нормально видеть — уже нет. Густой подлесок, невысокие деревья. Акация, что ли — не пойму, не ботаник. Тут вообще вся флора какая-то мне непонятная, такое ощущение, что бывшая русско-
