Вообще морячки из порта все больше ходят на кабацкую улицу, что зажата между самим портом и стеной форта, но место там пьяное и дурное, так что я своим успел намекнуть, что походы в ту сторону поощрять не буду. Мне опыта с Игнатием хватило. Сам Игнатий туда тоже не ходил более, не знаю, по благоприобретенной сдержанности ли или потому, что я ему в частной беседе пообещал немедленное увольнение, если только там его увижу. Если для торгового шкипера такие походы еще как-то допустимы, то для приватира, да еще и на местную разведку работающего, это попадает в разряд поступков недопустимых. Тем более, если себя в руках держать не умеешь. Кто знает, что бы спьяну болтать начнешь и что делать, если сам себя контролировать не способен.
С другой стороны я сам признаю, что команде праздник после похода нужен. Это как на войне сто грамм, что стресс снимают. А тут и пострелять пришлось, и по нам постреляли, и раненые были, и всякое случилось, так что хотя бы сам факт того, что целыми вернулись, надо бы отпраздновать.
— С возвращением, — поприветствовал еще в дверях меня густо-бородатый Сергий, бывший боцман со шхуны 'Золотой тунец', которая и дала новое имя кабаку, когда он его перекупил. Доска с названием шхуны стала вывеской кабака, прибитая над входной дверью. К вечеру здесь уже было людно, но Федька с коком Серегой успели занять длинный стол у дальней стены и именно там начала собираться вся ватага.
Двое буфетчиков едва успевали таскать тарелки и кружки с пивом и сидром к столу, их расхватывали прямо из рук. В дальнем от нас углу, ближе ко входу, тихо тренькали гитара и что-то среднее между банджо и мандолиной — ожидалась музыка и музыканты настраивали инструменты. Было шумно, чадно, гомонливо, щелкали, раскатываясь, биллиардные шары, хохотали у доски для дартс, в общем — вечер как вечер. Были в кабаке и моряки, и торговцы, и мастеровые, и мужчины, и женщины, в общем, никакой дискриминации ни по какому признаку, разве что негров сюда не пускали. У них, некрещеных, свои кабаки в своем квартале. Все у них свое.
Байкин, невзирая на ранение, тоже был здесь, сидел в самом углу с кружкой красного пива, попутно вылавливая вилкой куски мело нарезанного осьминога из морского салата, и явно чувствовал себя хорошо. Мы с Василем протиснулись к нему, усевшись на лавке под стеной, один из буфетчиков тут же подбежал к нам, приняв заказ. Оригинальничать не стали, тоже пива попросили.
— Ты глянь, какой у тебя теперь вид героический, — со смехом протянул руку Байкину Василь.
— Завидуешь? — осведомился тот. — Все девки мои теперь.
— Проверял уже?
— И проверять незачем, и так знаю. А ты что вдруг присоединиться решил?
— Тебя охранять, чтобы снова не подстрелили или не побили, скажем, — вроде как вполне серьезно ответил Василь. — А вообще как сейчас? — спросил он чуть серьезней.
— Да нормально, так, зацепило просто, — отмахнулся Байкин. — Рад тебя видеть, к слову.
Мы, сняв шляпы, повесили их на крючки на стене, а я еще и рубаху пониже расстегнул, жарковато было в кабаке. Дождь, а жара никуда не делась, так что еще и душно сегодня. Очень душно, тут же джунгли вокруг.
— Василь, ты про Криворукого что сказать можешь? — вернулся я к начатому раньше разговору.
— Криворукий — человек темный. Где какая грязь, там и он, чисто свинья, — скрестив руки на груди, заговорил Василь. — Но не попадался пока ни на чем всерьез. Драки организует, держит кабак…
— Это который?
— А 'Дурная рыба', знаешь такой?
— Знаю. Как не знать, — кивнул я.
Действительно, как забудешь кабак, из которого я тогда Игнатия забирал и в котором Фому впервые встретил. И да, верно, Криворукий на драку с Павлом, ныне покойным, там деньги собирал.
— А тех молодцов, что застрелили объездчиков в тюрьме, откуда забирали? — уточнил я уже на всякий случай.
— Из 'Дурной рыбы' и забирали, — чуть задумчиво, вроде как впервые задержавшись мыслью на таком факте, сказал Василь. — Оттуда, да. За драку. Друг с другом дрались, когда объездчики за ними пришли, они уже успокоились.
— Василь, а помнишь тех брата с сестрой, которых за скупку краденого клеймили и продали, толстых таких, имен не помню…, - вспомнил я день своего первого появления в Новой Фактории.
— Анастасий с Раисой, верно, Копытины фамилия, — сразу сообразил он о ком идет речь. — Было такое.
— А они чем занимались тогда? Где скупали? И у кого?
— Да там же, на Кривой улице у них ломбард был, у пьяных всякое в залог брали.
— И на чем погорели?
— Вещь у них опознали, — Василь подался вперед, положив локти на стол. — Анастасий еще и с племенами торговал, вот и сменял у них по дешевке что-то… не вспомню сейчас даже, как бы не часы, — он задумался, потом кивнул в знак согласия с самим собой. — Точно, часы. А часы те оказались с курьера пропавшего, который на серебряный прииск ездил. А закон ведь какой: если не дикарскую вещь у дикаря выменял — сперва покажи нам, может в списках она у нас. Не сделал так — уже преступление, а если вещь с убитого, то тогда… ты сам видел дальше. И продавал он не открыто, а из-под прилавка, знал, что вещица того…
— А как попался? — продолжал любопытствовать я.
— А мы иногда морячков, которые на мелких безобразиях попались, вместо штрафа подсылаем по сомнительным местам попросить всякого, — усмехнулся он. — Раз пять мы к Анастасию подсылали — и ничего, он осторожный, но в тот день сестра его за прилавком была, а жадная она — страсть. Ну и предложила ему часы втихаря, а тот их нам принес. Мы проверили, а там работа штучная, номерная. И у семьи курьера до сих пор счет сохранился, как раз с номером. Ну а дальше все понятно, так?
— А про Фому болтали, что он вроде тоже в дела с племенами вовлечен был, так?
— Верно. Но доказательств не было. Разве что при том походе мы понадеялись на то, что удастся что-то доказать.
Буфетчик с подносом подошел к столу, выставил перед нами по кружке и затем все обновил миски с 'шелухой', орешками и прочим, что тут с пивом любят употребить. Пиво было прохладным и вкусным, я так чуть не треть кружки залпом в себя залил поначалу.
— А что докажешь-то? — спросил я. — По-честному если, то мы их просто на дороге остановили. И ничего предосудительного при них не нашли, так?
— Не так, — Василь тоже хорошо приложился к кружке, потом вытер ладонью усы с бородой. — Взяли при них расписку от турок, подписанную бывшим капитаном твоей яхты. Так что этого уже достаточно было. А когда тому молодому, что они при побеге убили, расписку показали и сказали, что этого уже достаточно для того, чтобы его бить начать, а потом и под клеймо подвести, он с перепугу рассказывать начал, — Василь еще хорошо хлебнул пива с видимым удовольствием. — Плохо то, что в городе он никого не знал, Фома его ни с кем не знакомил. А вот на Фому показал много, мы его уже как живого на каторге воображали. С турками дело имел, контрабандой занимался, помогал тем торговать с племенами, и еще ходил куда-то дальше по берегу, с другими племенами общался.
Вот как. С другими племенами. Не с теми ли, что на краю джунглей и степи живут, у которых лошадей можно взять? Думаю, что и там без Фомы не обошлось.
— Василь, а вот яхта та самая, на которой они ушли…
— 'Белая птица'?
— Ага, она самая. Она раньше сюда заходила?
— Заходила постоянно, но так экипаж замечен ни в чем не был. Ходили на Кривую пить, в бордели, пару раз дрались… до штрафов, — он уставил глаза в потолок, вроде как силясь что-то припомнить, но не припомнил. — Нет, ничего такого не было.
— А с чем яхта ходила?
Василь задумался, хмыкнул, потом сказал:
— А не помню я, не занимался их делом. Это надо бы завтра уточнить. Можем вместе сходить если хочешь.
— Давай сходим, только не самого утра, у меня дела еще есть. В час, например? — предложил я.
