Анна улыбнулась.
— Ладно, Бог тебя простит.
— Мне важно, чтобы ты меня простила.
— Это еще надо заслужить…
Любовное безумие снова накрыло их, будто окатило знойной волной и затянуло в горячий омут. Анна никогда не испытывала ничего подобного. С Антоном все было не так. Как-то быстро, бесстрастно — такой легкий дружеский секс. Сейчас она почувствовала, что происходящее между ней и Виктором — это не просто влечение плоти. Это больше. Может быть даже любовь.
— Сколько тебе лет? — Она вознамерилась узнать о нем все.
— Тридцать три.
— А зачем тебе понадобилась дядина машина?
— Просто моя находилась на техобслуживании. А без машины я не могу.
— А твой дядя… он кто?
— Георгий Платонович Морозов. Генерал-лейтенант в отставке.
— С ума сойти. А он воевал?
— В Афгане… недолго. Сразу потом в отставку и ушел. Он у меня правильный очень. А там было много такого, с чем он не мог смириться.
— Понятно.
— Тетка покойная Вера Тимофеевна, его жена, была мне вместо матери. Своей родной я не помню. Мне было пять или шесть лет, когда ее лишили родительских прав. Она давно умерла… спилась. Дядя долго не мог себе простить, что упустил сестру. Но что он мог сделать? Георгий Платонович не жил тогда в Новосибирске. Они с теткой забрали меня к себе в Таджикистан, а потом, после распада Союза, вернулись в Новосибирск. Вот, собственно, и вся история.
— Печальная история.
— Это жизнь… ничего не поделаешь… Всякое бывает…
Они помолчали. Потом Анна предложила:
— Ты голоден? Давай что-нибудь съедим.
Она поднялась с дивана и стала искать свою одежду. Виктор удивленно посмотрел на нее.
— Ты что, собралась готовить?
— Ну да.
— Перестань. Я закажу сейчас что-нибудь из ресторана. Еще не хватало, чтобы ты из-за меня затевала какую-то канитель. Лучше лишних полчаса полежать в постели. Ты не согласна?
— Просто я думала, что всем мужчинам нравится, когда женщина готовит для них еду.
— Я не все мужчины, — скромно потупив взгляд, ответил Морозов. — И в быту неприхотлив. Иди ко мне.
Он позвонил в ресторан, где, по-видимому, был постоянным клиентом, и заказал какие-то блюда из морепродуктов, белое вино, фрукты и десерт. После очередного всплеска страсти, Анна посмотрела на часы. Было уже половина двенадцатого ночи.
— Какой ужас! — запаниковала она. — Мне же завтра на работу! Я Инге обещала…
Виктор погрустнел. Анна осеклась и мысленно чертыхнулась. Будто она хочет от него отделаться — так это выглядело. А ей совсем не хотелось, чтобы он уходил или хоть на миг выпустил ее из своих объятий. К счастью, Морозов, с присущей только ему одному деликатностью, сумел разрядить обстановку. Он снова притянул Анну к себе и почти серьезно произнес, наваливаясь на нее всем телом:
— Я не понял. Девушка, какая может быть работа? Ни на какую работу мы завтра не идем. Поедем ко мне, и я познакомлю тебя со своим котом. Для меня очень важно его мнение о моей девушке…
Они проснулись ближе к полудню. Раньше никак не могли, потому что до рассвета предавались любви. А когда проснулись — продолжили. Потом вместе плескались под душем. Затем привели себя в порядок, и Виктор повез Анну завтракать в «Кузину» — заведение, расположенное в центре города.
Они были так поглощены друг другом, что даже не заметили — да и трудно было заметить — Ирину Шидловскую, уже сидевшую в отдаленном уголке обеденного зала. Она же сразу обратила на них внимание и долго смотрела в их сторону. Потом, с глубокомысленным видом допив кофе, женщина неспешно подкрасила губы, поднялась из-за стола и вышла из кафе…
Бегемот оказался худым, но жилистым. Как и его хозяин.
— Какой хорошенький, — сказала Анна.
С интересом глядя на незнакомую женщину, которая оказалась в его квартире, кот прыгнул на спинку большого бежевого дивана, стоявшего в гостиной, и потянулся носом к протянутой руке Анны. Потом боднул ее головой в предплечье и принялся ласкаться к ней, умиротворенно мурча.
— Ну слава богу! — воскликнул Виктор. — Ты ему понравилась!
Квартира Морозова оказалась огромной, но в то же время обставленной по минимуму и спроектированной так, чтобы одна комната плавно перетекала в другую. Белый наливной пол, прикрытый местами небольшими овальными коврами, сверкал аристократическим глянцем. Все, и интерьер, и мебель, было оформлено в бежевых, желтоватых и сливочных тонах. Огромные окна закрывали пышные фалды прозрачной органзы. Не хватало только белого рояля.
Анна сказала ему об этом. О рояле.
— Прощеньица просим, мадам, «Рояля» не завезли. Самогонку будете?
Он постоянно ее веселил, подкалывал, и ей это совсем не надоедало. Напротив, их странные диалоги, которые со стороны, наверное, могли показаться беседой двух инопланетян, ужасно ее возбуждали. Это сначала, когда она впервые увидела его, он раздражал ее своим ерничаньем. А выходило так, что у этого чувства, которое она приняла за раздражение, оказалась совсем иная природа.
Они пили шампанское, ели фрукты и занимались любовью прямо на одном из тех чудесных мягких ковриков, в гостиной.
— Ань… я так боюсь тебя потерять, — пробормотал он ей в шею прерывистым от волнения голосом. — Ты, пожалуйста, не теряйся, ладно?
— Хорошо. Не буду, — ответила она. — Только и ты тоже.
— Что?
— Не теряйся.
— Договорились.
8
Анна позвонила бабушке.
— Аннушка, в чем дело? — услышала она недовольный голос Елены Аркадьевны. — Ты же знаешь, что в это время я смотрю единственный любимый мною телевизионный проект «Следствие вели…» с Ленечкой Каневским.
— Прости, бабуль.
— Ну говори уже, коли позвонила, — снизошла та.
— Ба, я, кажется, замуж выхожу.
— Почему — кажется? Ты не уверена в этом человеке? Это тот самый мужчина, что разочаровал тебя на Пасху?
— Я не уверена в том, что все это происходит наяву… со мной… Понимаешь?
— Анна, ты в эйфории, — поставила диагноз бабуля. — Ну если этот мужчина тебе угоден… отчего же нет? Он хотя бы хорош в постели? Это очень важно.
Анна смутилась.
— Бабулечка, ну, мне как-то неудобно об этом говорить…
— Это все издержки ханжеского воспитания.
— Мы подали заявление в загс.
