стресс не даст, думаю, дело не в этом!..
И он собственноручно помог натянуть мне платье, после чего снова окликнул свою медсестру, почему-то тоже улыбающуюся в сторонке.
— Катя, есть у нас с собой хлористый?
— Ни за что! — взвизгнула я, вспомнив, как однажды в детстве мне прописали эти самые «горячие» уколы и какой это был кошмар.
На мой вопль о помощи Григ и Корнет дружно рванули к дивану.
— Что вы собираетесь с ней делать? — грозно поинтересовался бывший муж.
— Ничего особенного, во всяком случае, не то, о чем она подумала, — заверил нас всех сразу эскулап. И пояснил уже только для меня: — Катя вам просто даст выпить столовую ложку хлористого кальция, вот и все… И ваша тошнота моментально пройдет… Старый, почти забытый, но вполне надежный способ, неизменно помогающий в случае раннего токсикоза…
— Токс… Что?!
Я окаменела. В точности так же как и Корнет с Григорием, вылупившиеся на доктора во все глаза.
Все-таки я пришла в себя первой, — возможно, действительно благодаря оказавшейся совсем не противной жидкости, ловко влитой в мой приоткрытый от изумления рот этой самой медицинской Катей.
— Вы сказали — токсикоз? — пролепетала я. — Но ведь токсикоз бывает…
— Конечно! — кивнул доктор. — Так что примите мои поздравления и можете обрадовать своего супруга… Я оставлю вам хлористый кальций в ампулах, столовая ложка натощак по утрам, и никакой тошноты больше не будет, вот увидите! Головка, конечно, еще покружится, но тут уж придется потерпеть, дело того стоит!..
И, повернувшись к Григу с Корнетом, продолжавшим изображать нерукотворные памятники себе самим, доверительным тоном завершил свой монолог:
— У меня у самого супруга ранним токсикозом страдала, чуть ли не с первого… э-э-э… момента, — хихикнул этот дурак, совершенно не замечая всеобщего окаменения. — Зато теперь два преотличных мальчишки растут…
— Мы вам очень благодарны, — разумеется, первым из них двоих опамятовался Оболенский. — Позвольте с вами расплатиться… — И, видимо окончательно придя в себя, ядовито добавил: — Замечательная новость! Представляю, как обрадуется счастливый папаша!..
После этого Корнет, молниеносно подхватив доктора и медсестру под руки, вылетел с ними вместе из кабинета — и правильно сделал, если судить по выражению Гришиного лица… Ради справедливости должна сказать, что выражение лица у Грига переменилось, едва за его другом Корнетом и славными представителями медицины захлопнулась дверь кабинета. Но каким именно выражением сменился яростный взгляд, посланный Оболенскому в спину, я не знаю до сих пор, потому что в следующую секунду Гриша уже обнимал мои колени, уткнувшись в них, не позволяя окончательно подняться с дивана и сам очутившись на коленях — передо мной… Я же сидела, почти не шевелясь, не веря ни собственным глазам, ни собственным ощущениям, ни вообще происходящему. Сидела, тупо уставившись в Гришанин такой знакомый и такой по-прежнему родной затылок, до тех пор пока моя рука сама не потянулась к нему и пальцы не запутались в его легких, тонких волосах… И, конечно, как повелось у меня в последнее время, заплакала…
Гриша, почувствовав, что я вновь принялась за свое, поднял наконец голову от моих коленей и посмотрел на меня с такой непередаваемой нежностью, какой я в нем, несмотря на все перипетии совместной судьбы, даже не подозревала.
— Плакса, — сказал он. — Оказывается, ты еще и плакса… Угораздило же меня, старого дурака, заклиниться на владелице целого гербария недостатков!..
— Ты нестарый… — прошептала я, предварительно всхлипнув, и почему-то добавила: — Вот Корнет — старый…
— Года через четыре и я буду таким же. — Гришаня обнял меня еще крепче. — Но ты все равно не плачь, малыш, если можешь… Попробуй остановиться, а? А то родишь мне такую же реву, как ты сама…
Так я узнала, что Григ ни на секунду не усомнился в том, кто именно является виновником моего состояния, и окончательно раскисла от этой мысли и, совершенно уже не думая ни о какой «трепетной лани», начисто позабыв в этот миг даже о своем страшном открытии, из-за которого и хлопнулась в обморок, обвила руками шею моего единственного и неповторимого мужа и сказала ему то, что должна была, наверное, сказать по меньшей мере несколько недель назад:
— Гришенька, ты не представляешь, как я тебя на самом деле люблю… Я тебя правда люблю, почти что больше жизни…
— Я знаю, — тепло и просто ответил он и, встав на ноги, каким-то чудом одновременно поднял меня, и через мгновение я оказалась у Григория на коленях, так и не разомкнув кольца своих рук вокруг его шеи.
— Я знаю, — повторил он, — потому что, когда любишь женщину так сильно, как я тебя, всегда знаешь, как она к тебе относится… Если бы ты не преподнесла нам обоим этот сюрприз, я бы, как последний идиот, еще бы тебя повоспитывал, а так…
В последнее время Оболенскому с нами не везло: он постоянно появлялся на пороге помещений, в которых мы с Григом целовались, в самый трепетный и неподходящий момент.
Но на сей раз он и не подумал тактично удалиться, как тогда, когда сбежал из собственной берлоги.
— Стоп, снято! — провозгласил Корнет свою любимую приговорочку, в ответ на которую мы оба не слишком суетливо оторвались друг от друга и вопросительно посмотрели на Виталия. — Хочу напомнить, во-первых, что вы находитесь в присутственном месте, вдруг опять окончательно забудетесь?..
— А во-вторых? — усмехнулся Григ, и не подумав ссадить меня с коленей.
— А во-вторых, беру свои слова назад, поскольку в некотором смысле вполне могу считаться крестным папой вашего будущего младенца, так и быть, согласен свидетельствовать на вашем очередном бракосочетании!
Мы с Григом рассмеялись, а Корнет предостерегающе поднял руку:
— Стоп-стоп!.. Есть еще и в третьих… — и, уже обращаясь исключительно к моему мужу, спросил: — Ты не находишь, что самое время ознакомить Маринку с твоей покупкой?..
— Почему бы и нет? — Гриша весело рассмеялся. — Только при одном условии: пока не ознакомлю — больше ни слова…
— Ладно, — неохотно согласился Корнет, — я и сам за то, чтобы хоть один сюрприз из целой охапки «подарочков» последнего времени оказался приятным и, в конце концов, действительно сюрпризом… Поехали!
— Ты что-то купил? — Я удивленно посмотрела на мужа. — Так это и есть ваша таинственная акция, о которой говорил Виталик?..
— Ни слова больше! — прорычал Григ и, вероятно, рефлекторно так и не выпустив меня, поднялся и двинул к двери — со мной на руках.
— Стой! — всполошился Корнет. — Поставь ее сначала на пол, а то…
Предупреждение Оболенского запоздало на какие-то несколько секунд: дверь кабинета приоткрылась чуть-чуть раньше, чем я оказалась на ногах, и в образовавшейся щели возникла физиономия не кого- нибудь, а моей драгоценной тезки из отдела рекламы…
Охнули мы с ней одновременно, после чего дверь захлопнулась, а Корнет принес нам свои поздравления еще раз.
Спустя несколько минут мы уже ехали по Хорошевке, и, поскольку двигались в сторону «Полежаевской», чувство эйфории, охватившее меня и начисто поглотившее, с каждым метром отступало и таяло, я возвращалась к нашей сегодняшней реальности, насквозь пропитанной теперь уже не только Милкиной трагедией и гибелью, но и моим кошмарным открытием, о котором я не просто старалась не
